Услышь мой голос

      Чангюну потребовалось приложить много усилий, чтобы оторваться от таких желанных губ Кихёна. Юноша осторожно отстранился, наблюдая прекрасное лицо, находящееся сейчас перед ним. Глаза Ю были закрыты, ресницы подрагивали, а губы были чуть вытянуты вперёд. Им улыбнулся. Сейчас в нём бурлила детская радость, на душе словно целое поле тюльпанов расцвело. Он никак не мог отделаться от мыслей по типу «я сделал это», «наконец-то, это случилось», «я думал умру, так и не дождавшись от него поцелуя». А Кихён всё ещё стоял, не открывая глаз.       Чангюн приблизился к юноше и прошептал на ухо:       — Глаза уже можно открыть.       Эти слова эхом отдались в голове Ю. Он с лёгкостью почувствовал насмешку в голосе Има. Юноша резко развернулся, открыл глаза и пошёл в обратном направлении своего дома. Гюн догнал его.       — Собрался проводить меня? Нам ведь не по пути.       И снова эта ухмылка светится на его лице. Кихён вновь резко разворачивается, отчего голова немного идёт кругом. Но парень сохраняет равнодушное выражение лица и идёт уже туда, куда его путь был направлен изначально. Чангюн громко прощается с ним, добавляя в конце предложения «Кихён-и», дабы тот хоть как-то отреагировал, но выше названный юноша подавляет желанье вернуться и отдубасить его хорошенько и, закатив глаза, продолжает идти.       Чангюн всё никак не может понять, действительно ли ему предложили встретить вместе Рождество, или это было одно из побочных эффектов долгого отрицания их соулмейтовской связи? В любом случае, предложение было не только озвучено, но ещё и закреплено поцелуем. У Има розовеют щёки, но он берёт себя в руки и идёт в магазин за подарком.       Дома у Кихёна полнейший кавардак. Сам юноша закутался в одеяло, словно гусеница в кокон, и, обнимая подушку, пищал что-то неразборчивое о несправедливости и грёбаном Им Чангюне. Он явно не ожидал, что позволит Гюну не то, что поцеловать его, но даже обнять! А тут такое… Кихён даже в мыслях выразить не может, как Чангюн достал его.       — Сколько можно портить мне жизнь? Я хотел спокойно существовать! Какого чёрта ты постоянно появляешься в моей жизни? Я не хочу чувствовать к тебе ничего, но моё сердце меня не слушает! Почему я так хочу тебя вновь увидеть, идиот?       Если бы Хёнвон сейчас был бы рядом, Кихён уверен, он задушил бы друга в крепких объятьях, подставил бы плечо, дав выплакаться, а потом сделал бы вид, будто никогда не видел, как плачет Ю. Кихён уверен, если бы Хёнвон сейчас был рядом, ему бы не пришлось говорить о своих чувствах — о том, что он так сильно хочет похоронить в себе. Если бы только его друг был сейчас рядом…       Но парень понимает, у Че есть своя жизнь. Он не может постоянно быть с Кихёном, заботиться о его моральном и физическом состояниях, не может вечно быть подушкой для слёз. Кихён должен сам научиться разбираться со своими проблемами.       — Хёнвон, ты мне так нужен… — шёпот ушёл в пустоту. В тишине тёмной квартиры раздался всхлип. Ему сейчас очень нужна поддержка.       — Эй, ты что, ревёшь? — в голове раздался голос того, кто занимал сейчас больше половины мыслей Ю. Кихён молчит. Он не желает отвечать, потому даже не знает, как ответить. — Если хочешь, я могу прийти. И я могу стать твоей подушкой для слёз. И пусть ты плачешь из-за меня, я могу просто помолчать и сделать вид, будто я лишь пустота твоей квартиры, — голос звучал сочувственно, тихо, и так по-родному, что Кихён почувствовал тянущую боль в груди. Эта боль равна тоске по любимому человеку, по близкому, по тому, кто дорожит тобой. Эта боль равна чувству вины.       — Я не знаю… — растерянно пробормотал он. — Я правда не знаю, что мне делать! — Кихён прижал ладони к глазам, чтобы они даже думать не смели о слезах; он вцепился пальцами в чёлку и стал сильно тянуть волосы, дабы избавиться от этих отвратительных чувств, снова тянущих его в то болото боли, грусти и недоверия. Он больше не хотел так жить. Последний месяц был наполнен самыми счастливыми моментами, сохранившимися в памяти. И сейчас он очень нуждался в тепле кого-то родного, любимого, близкого и дорогого.       Дыхание вновь учащается, перед глазами всё плывёт, а темп сердцебиения становится всё сильнее и сильнее. Кихён тянется в карман за таблетками, но вспоминает, что они кончились неделю назад. Приступов давно уже не было, поэтому он даже забыл купить препарат. Он не хочет умирать. Но никто… Совершенно никто не придёт на помощь. Минхёк и Джухон счастливы вместе, они и не помнят о побочных эффектах жизни без соулмейта, Хёнвон взял себе отпуск от каждодневной заботы, а Чангюну он пару минут назад отказал.       — «Оказывается, я не хочу умирать в одиночестве», — грустная усмешка появилась на его лице. — «Я всегда думал, что лучше умирать одному, чем рядом с кем-то близким. Смотреть на слёзы родного человека было бы невыносимым. А теперь я понимаю, что был глуп. Я хочу увидеть его снова.»       Сознание всё быстрее и быстрее утекает. Кихён уже думает, что было бы неплохо обрести покой, но внезапно дверь открывается, и на пороге появляется тот, кого Ю меньше всего ожидал увидеть.       Чангюн подбегает к нему, садится рядом и достаёт упаковку «Lonely» из кармана своей куртки. Кихён уже ничего не хочет, вообще ничего. Душа рвётся к своей половинке, но мозг отчаянно твердит, что умереть будет проще всего. И Ю, как обычно, подчиняется второму.       — Уйди, Чангюн. Дай мне спокойно умереть…       — Ты бредишь! — ужаснулся Им. По его телу прошла дрожь от слов соулмейта, а душа завыла и стала скрестись внутри. — Ты не понимаешь, о чём говоришь, Кихён! — его голос дрожал вместе с телом Ю, которое юноша крепко сжимал в своих объятьях. Он так хотел потрясти его, дабы привести в чувства, но знал, что помогут только таблетки. Чангюн открыл упаковку, но Кихён, что до сих пор был в состоянии шевелиться, дёрнул рукой, чтобы отбросить упаковку подальше, но лишь рассыпал часть таблеток.       — Пожалуйста, отпусти меня, Чангюн, — голос его хрипел, словно юноша вот-вот его потеряет. Он продолжал сопротивляться соулмейту. Он не мог избавиться от привычки избегать его.       — Знаешь, — медленно произнёс юноша, будто говоря это для отвлечения Кихёна и обдумывания плана действий, — пока король не пал, игра будет продолжаться. А раз ты мой король, даже не думай, что я просто так отпущу тебя.       С этими словами Чангюн положил себе на язык две таблетки (на всякий случай, хуже всё равно не будет) и, смотря в затуманенные глаза Кихёна, сплёл их языки. Старший просто подчинялся. Он не в состоянии был больше думать, он просто делал то, что он него требовал Чангюн. Его план сработал: с помощью французского поцелуя Ю проглотил две таблетки. Они точно должны были сработать через пару минут, но Им всё же очень боялся. Он мелко дрожал, прижимая безвольное тело Кихёна к своей груди. От старшего исходил приятный аромат малины, что должен был успокоить младшего, но от ощущения возможной потери того, кого он успел по-настоящему полюбить, на глазах Чангюна выступили слёзы. Юноша гладил Кихёна по спине, шепча успокаивающие слова ему на ухо. Скорее всего, он делал это, дабы успокоить себя, потому что ожидание было действительно мучительным.       Через пару минут сердцебиение Ю действительно начало приходить в норму. Дыхание и цвет кожи тоже. Он засопел, видимо, уснул. Смотря на него, Чангюн тихо рассмеялся, утирая слёзы, скопившиеся в уголках его глаз. Кихён выжил. Эта мысль пульсацией била куда-то в сердце. Юноша не думал больше ни о чём. Чангюн был неимоверно счастлив, что его соулмейт не умер. Чангюн собственными руками спас его. Чангюн никогда больше не бросит его в такие моменты.       Им отнёс Кихёна в его спальню и уложил на кровать. Одиноко горящая лампочка в коридоре, переживание сильного стресса, внезапно наступившее успокоение — всё это сморило Чангюна. Без единой мысли в своей голове парень улёгся рядом со своей половинкой и уснул спокойным сном, по привычке обнимая изнеможённое болью тело Кихёна (дома он сворачивал одеяло и обнимал его). Чангюн совсем не думал о том, что будет утром. Он просто вдыхал приятный аромат, исходящий от соулмейта и видел сны, полные радостных воспоминаний.