Will you teach me how to love?

Мы быстрыми шагами проходили мимо старых, исшарпанных дворов. Сейчас мне казалось, что я попала в какой-то фильм ужасов. Темная старая горка, карусель с облезшей краской и скрип качель, которые беззаботно покачивал ветер. Вот только эта атмосфера пугала до чёртиков. Я дрожала. Не знаю, от страха или от холода, ведь ног я почти не чувствовала, так же, как рук и щёк. Артём Васильевич накинул мне на плечи свою куртку и ещё сильнее сжал мою руку, как будто показывая, что я в безопасности. Его рука была тёплая и такая… большая. По сравнению с его ладонью, моя рука казалась скорее детской, чем выпускницы школы. Но вырывать свою ладонь мне не хотелось. Да, завтра я опять огорожусь высоким колючим забором, но не сегодня. Я просто забью и буду воспринимать всё, как должное. Всю дорогу Артём Васильевич молчал, так же, как и я. А о чём нам разговаривать? О погоде? По его выражению лица трудно определить, что он чувствует. Ни один мускул на его лице не дрогнул, и он продолжал хмуриться. От этого становилось неловко. Мы остановились на шестом этаже. Тогда учитель отпустил мою руку. Быстро разобравшись с дверью, он пропустил меня вперёд. А сам же зашёл вслед за мной и включил свет в прихожей. Я обвела взглядом квартиру. Честно, я думала, что будет гораздо хуже. А здесь же: тёмно-синие обои, небольшой шкаф, где аккуратно расставлены одеколоны и прочие безделушки, большие окна. Видимо, он переехал сюда совсем недавно, раз мебели было не так много. Я удивилась, когда поняла, что женской руки в квартире незаметно. Любопытство взяло вверх, поэтому я всё-таки спросила: — А ваша девушка не будет против? — он замер на секунду. — Ну, судя по тому, что её нет, думаю не будет, — пожал плечами учитель и пошёл на кухню, а я лишь поплелась за ним. Нет? Наверное соврал, а может быть уехала куда-нибудь. Зайдя на кухню, глаза начали разбегаться: несмотря на то, что мебели было не так много, кухня выглядела очень уютно. Мой взгляд сразу же упал на огромное окно, ибо ещё с детства я обожала панорамный, захватывающий вид. Кухонный гарнитур, небольшой круглый столик. Всё это хорошо сочеталось между собой. — Мило, — проронила я, пройдясь ещё раз взглядом по кухне. — Котлы, лаву и чертей спрятал до твоего прихода, — усмехнулся учитель. — Чай? Кофе? Виски? Я подняла на него глаза. Сейчас он казался мне каким-то домашним. В школе он, конечно, тоже особо классического стиля не придерживался. Но, видимо, он рванулся к Глебу даже не переодевшись. Домашняя футболка и трико делали обстановку какой-то уютной что ли… И сейчас предо мной стоял не мой препод, а обычный парень. — Виски хочу, — он пожал плечами, затем достал небольшую бутылку из верхнего шкафчика. — Желание гостьи — закон, — учитель наполнил бокал золотисто-коричневой жидкостью и поставил передо мной. — Но сильно не увлекайся, до утра должна быть огурчиком. — Выключите учителя, вы не в школе, — проворчала я и залпом опустошила бокал. Да, с мохито это не сравнится. Гораздо крепче. Такое ощущение, что по моему телу разлился кипяток. Я поморщилась и начала жадно глотать воздух. Артём Васильевич посмеялся и потрепал меня по голове, окончательно взъерошив мой пучок: — Глупая ты ещё совсем, — его рука спустилась мне на щёку. Он провёл указательным пальцем по щеке, очерчивая дорожку от скулы до подбородка, а затем отстранился, как будто я была пламенем, а он по неосторожности обжёгся. Как будто понимал, что не может позволить себе большего. Я замерла и с диким удивлением посмотрела на него, а ему, видимо, стало неловко чувствовать на себе мой удивлённый взгляд. — Я постелю тебе на диване, — я кротко кивнула, а он двинулся в зал. Господи, и что на него нашло? То издевается надо мной всяко, а сейчас? И так беззаботно тронул меня. А у меня за эти несколько секунд сердце тройное сальто сделало с переворотом. Я даже поймала себя на мысли, что это было даже в какой-то степени приятно, но мне тут же стало жутко от своего воображения и я начала вспоминать все его издевательства в мою сторону, чтобы выбросить всё из головы. *** Я вжалась в угол дивана, как маленький котёнок, прижимая к себе небольшую подушку. Он дал мне свою рубашку, хотя я в ней чуть ли не утонула, всё же было неловко от того, что нижняя часть у меня открыта. А рубашка свисала чуть выше колен. Артём Васильевич сидел на другой стороне и с какой-то едкостью смотрел на меня. А я, как дикая кошка, напряженно наблюдала за каждым его действием. — Выдохни спокойно, — сказал он, видимо заметив, как я насторожилась. — Или ты боишься меня? — он выгнул бровь и как-то издевательски улыбнулся. — Я нахожусь в доме парня, который старше меня чуть ли не на десять лет, наедине, и как я могу вздохнуть спокойно? — я ещё сильнее прижала к себе подушку, а Артём Васильевич прошёлся по мне любопытным взглядом. — Смирнова, ты, конечно, чертовски привлекательна, но рисковать своей работой из-за какой-то наивной девчонки я не собираюсь, — он усмехнулся, а мои щёки заметно порозовели. И всё же после его слов мне стало гораздо легче и я, в какой-то степени, даже расслабилась. — Ну давай, рассказывай, — он поёрзал на крае дивана, устраиваясь поудобней. — Что рассказывать? — Таблицу умножения, Смирнова, — посмеялся он. — Почему из дома ушла? — Никуда я не уходила, — проворчала я. — И, вообще, почему всё — Смирнова? У меня вообще-то имя есть! — Ну нравится мне твоя фамилия, ничего уж поделать с собой не могу, — лишь пожал плечами он, заходя на кухню. Вскоре учитель вышел с бутылкой того самого несчастного виски. — Думаю, так разговор пойдёт лучше, — он поставил передо мной стакан и наполнил его. — Если не хочешь — не надо, я не настаиваю… — Не хочу, — резко бросила я, после чего добавила: — Одна пить не хочу. Артём же улыбнулся уголками губ и вынес второй стакан. Когда стаканы были наполнены золотистой жидкостью, я закуталась в тёплый плед и устроилась поудобней на диване. — Что вы хотите знать? — спросила я его. — Ну, для начала, что такая зубрилка, как ты, делает ночью в клубе, притом ещё и одна? — я недовольно посмотрела на него. Артём Васильевич ждал ответа. Стоит ли вообще ему что-то говорить? Разве ему не всё равно? Но, с другой стороны, у меня есть возможность выговорится, хотя, судя по моему состоянию, сейчас не лучший момент… — Ну, — я сделала глоток жидкости медового цвета, — Моя история начинается ещё с младших классов. Когда я пошла в первый класс, учителя сразу же обратили внимание на умную рыжую девочку. Я приносила домой только пятёрки, которые сопровождались всеобщими восхищениями, а маму это дико радовало. Она по-настоящему гордилась мной, — я посмотрела на своего учителя, а он лишь с каким-то нелепым пониманием вслушивался в мои слова. Если честно, в дрожь бросало от таких «откровений», но я всё же продолжила: — Тогда и начался отсчёт моей «счастливой» жизни. Я работала, работала и только работала. Бывало, что я даже теряла сознание, только чтобы мама не расстраивалась, только чтобы она улыбалась… Вскоре для моей мамы, то, что я всегда номер один, стало само собой разумеющимся. Она всегда твердила мне, что я должна быть лучшей, — перед глазами пробежали все события, о которых я так спокойно рассказываю, ну или мне казалось, что я говорю спокойно. По телу пробежало стадо мурашек, я сжала одеяло так сильно, что, казалось, что костяшки пальц вот-вот прорвут кожу. — Может это и кажется не таким уж тяжёлым, но на самом деле это просто ужасно. Это кровь и пот, это ночи без сна за которыми следовали обмороки, — я сделала глубокий вдох. — Ну, а потом-то вы и сами знаете: к нам в школу приходит новый, слегка ненормальный учитель, и заваливает меня в тройках, — ухмылка расплылась по моему лицу, хоть сейчас она и не казалась искренней, но я не должна показывать, что мне больно вспоминать всё это. — Не преувеличивай, в журнале красуется только одна тройка, которую, я надеюсь, ты в скором времени исправишь, — он говорил все так же спокойно, казалось, вообще пустив мои слова на ветер. Конечно. Такому, как он, не понять. О чём я вообще думала, когда рассказывала ему всё это? У него не бывает проблем. Он сразу же влился в коллектив, как только пришёл. По нему тащились не только ученики, но и учителя. А ещё и это равнодушное лицо… Иногда кажется, что он из горящего дома спокойно выйдет с таким же лицом. — Забудьте про то что я вам сказала, вы не тот человек с которым нужно об этом говорить, — я сжала края рубашки. — Слышать такое обидно, — в груди предательски кольнуло. — Не думай, что я робот, который не имеет чувств, у меня тоже бывают проблемы, — какое-то непонятное чувство вины ударило в солнечное сплетение. — Ваше равнодушное лицо говорит об обратном. — Моё равнодушное лицо этому свидетельствует, — поправил меня он, направляя свой взгляд к окну. По другую сторону стекла виднелись первые лучи восходящего солнца, которое, по всей видимости, не торопилось подыматься. — Человек, не побитый этим миром, не сможет иметь такое лицо.  И опять… Опять он заставляет меня согласится с ним. Он делает это так легко, что я даже завидую. — У вас тоже есть трудности? — я старалась говорить аккуратно, чтобы не спугнуть его. Чтобы в ответ на мой вопрос не услышать равнодушное «неважно» или «это не твоё дело». И этого не последовало. — Я женоненавистник, — уверено произнёс он, вернув взгляд ко мне. — Чего?! — я искренне удивилась, и даже привстала с дивана. — Не знаю, можно ли назвать меня этим словом, но я не доверяю женщинам, ни одной из них… Такие меркантильные и алчные существа всегда добиваются своего, а потом выбрасывают тебя, как старый ненужный хлам, выбрасывают всё, что так долго строилось, — презрение звучало в его голосе. — Неправда! Как вы можете говорить такое, не убедившись в этом?! — я сорвалась на крик. Женская солидарность заиграла во мне. — Не убедившись? Моя мать ушла от нас с отцом, когда мне было восемь лет. Эта женщина клялась, что любит меня, а потом просто сбежала к любовнику, не давая о себе знать. Она просто вычеркнула нас из своей жизни. Я это еще пережил, но отец совсем сломался, — он закончил, а я попыталась переварить всё им сказанное. — Может быть ваша мама и была плохой, но не нужно судить сразу всех! Это неправильно, — я искренне не понимала таких заявлений, оттого всё сильнее хотелось переубедить его. — Потом я встретил её, — он продолжил, а я замерла. — Девушку, которую полюбил, — уточнил Артём. — Она всегда улыбалась и заражала меня своей улыбкой, мы планировали будущее, но и она ушла, — последнее прозвучало, как смертный приговор. — Бросила меня, сняв с моих счетов все деньги. Я долго искал её, придумывал ей нелепые оправдания, а вскоре узнал, что она уехала из страны, что у неё всё время, когда мы встречались, был муж. Вот тогда я и расклеился… Возненавидел её всем сердцем и перестал доверять слабому полу. Поэтому, можешь считать, что я не делаю поспешных выводов, — он закончил. А мне нечего было сказать. Все слова застряли в горле. Как? Неужели он прошёл через всё это? Верить не хотелось, да и думать об этом не хотелось тоже. Но разве бывают настолько ужасные люди? Он доверился ей, а она… Даже у меня появилось к ней презрение. Слёзы навернулись на глаза. Что? Никогда не плачу. Никогда. Я должна быть сильной. Но представить всё то, что он пережил, на секунду оказаться на его месте слишком больно. Слишком. — Ты очень на неё похожа, — он посмотрел на меня каре-зелёными глазами и как-то тепло улыбнулся. — Не говорите так, — я вытерла слёзы краем пледа, а учитель удивлённо уставился на меня. — Мне противно слышать это. Не нужно сравнивать меня с этой ужасной особой. Не хочу даже думать о том, что мы можем быть похожи. Сейчас я не давала себе отчёта за всё произнесённое. Сколько я выпила? Разве столько, вообще, могло влезть в такую маленькую девушку? Веки стали тяжёлыми, так же, как и голова. Вскоре разум окончательно помутнел, и я уснула…