Черноморка

Я села рядом с Катей, стараясь не выдавать себя. Все мое прекрасное, воодушевленное настроение вмиг стало трещать по швам. Надеяться, что мне удастся отговорить Катю, глупо. Она не отступит, раз так решила сама. Но Михаил Васильевич… Разве он когда-то любил Катю, нужна ли она ему? А он ей? Прекрасно помню наш с ним разговор о сестре, он точно и ясно дал понять, что такой типаж ему не по вкусу, но как об этом сказать Кате?       — Что молчишь? — со всхлипом произносит она, поворачиваясь ко мне.       — Задумалась просто, — тихо отвечаю я, тяжело проглатывая ком в горле, собираясь с мыслями. — Просто, я, действительно, не знаю, как я могу тебе помочь, — хоть и понимаю, что она хочет от меня, но безумно хочу отказать ей в этой затее.       — Тебе всего-то придется немного подпортить свои оценки по истории, начать лениться и перестать посещать его факультативы, — от ее слов у меня сжимается все внутри. Как я могу прекратить эти встречи наедине, когда это единственная возможность не бояться быть замеченной еще кем-то кроме него самого? Для меня это выше моих сил.       — А как же экзамен? Я же не сдам его тогда, — я пытаюсь вразумить сестру, но та, кажется, хочет сказать излюбленное всеми словосочетание: «Сама подготовишься». — Я поняла, — вздыхаю.       — Юлечка, пожалуйста, — Катя берет меня за руки, жалобно смотря на меня. Я задумываюсь о том, чего бы хотелось всем, и прихожу к выводу, что мое счастье с Михаилом Васильевичем заранее обречено на провал. Я не хочу поступать так, как просит меня Катя, не хочу прогуливать и тем более портить оценки. — Пожалуйста, — я не могу противостоять взгляду сестры, который выглядит таким обреченным и грустным.       — Ладно, — соглашаюсь я, но сама вовсе не довольна своим решением. Катя обнимает меня, причитая слова благодарности, а мне самой хочется плакать от несправедливости. Я же тоже люблю.

***

Я не могла заснуть, всю ночь я просто ворочалась и в итоге не сомкнула глаз. Стоило мне их закрыть, как перед моим лицом возникал Михаил Васильевич, и мне хотелось плакать. Я понимала, что они с Катей не пара, что кто-то один точно не будет счастлив в этих отношениях, а еще потому что… Я снова отвергаю мысль о том, что мне будет больнее всех. Назло всем я буду улыбаться, назло всем я буду казаться счастливой, а тем более, если потребуется, играть роль испорченной отличницы. Невыспавшаяся, злая и полностью опустошенная я прихожу в школу. Никаких проблем сыграть плохую Юлю не будет, так я думала до урока истории. Когда же он начался, я искренне старалась сдержать себя, чтобы не поднять руку, а когда учитель спрашивал меня, говорила полнейшую чепуху. Он был удивлен моим поведением, о чем говорил его не вполне понятный взгляд. Даже сидевший со мной Егор почуял что-то неладное и несколько раз пытался разузнать, что происходит, а я… Я могла только пожимать плечами. Как объяснить всю эту ситуацию, я не знала. Я сомневалась во всем, что делала сейчас. После урока Михаил Васильевич позвал меня к себе, но и здесь я не могла сказать хоть что-то похожее на правду и более менее нормальное. Он отпустил меня, явно неудовлетворенный моей работой на уроке. На дополнительные занятия я не пришла.

***

На следующий день учитель спрашивал, почему я не появилась на факультативе, а я даже и сама не поняла, что сказала ему в ответ. Как он что-то разобрал из моего лепета, я не поняла, но на весь этот день Михаил Васильевич отстал от меня. Арина тоже начала видеть что-то неладное в моем поведении и появились вопросы. Следом за ней не отставал и Егор. Он без конца задавал мне вопросы, пока я жестко не ответила и ему, и Арине.       — Вы не понимаете, что происходит, а когда узнаете, все равно не поймете, так что хватит задавать глупые вопросы, — и они отстали, по крайней мере на сегодня.

***

Неделя закончилась как в тумане, я не могла сказать совершенно ничего. Я была ро-бо-том. Ничего не чувствуя, я просто ходила в школу, учила другие предметы и валила историю, получая за этот предмет первую тройку. Я судорожно проверяла свой балл, досадуя, 4,41. Идеально ровный балл превратился во что-то плохое, во что-то что могло вывести «четверку» в полугодии. Скрыть от родителей мою красивую оценку помогла Катя, постоянно отвлекая их каким-то образом, но меня это нисколько не волновало. Я попыталась закрыть свои чувства от всех, спрятать все, и довела себя до того, что я потеряла любой смысл в любых делах и действиях. Просьба Кати вернуть Мишу оказалась, как нож в спину. Я не могла винить сестру в этом, потому что она не знала о моих чувствах, но ненависть пожирала меня изнутри, возможно, просто из-за того, что я должна отказываться от любимого дела и человека из-за сестры. Я понимала, что у Кати с Мишей все сложится, ведь она уже взрослая да они и ровесники. А я? Я же школьница, никогда даже не встречавшаяся с парнем. Я боялась понедельника, потому что была готова сорваться в любой момент, начать плакать посреди урока или наедине с историком. Поэтому я и попросила Арину прийти ко мне, чтобы хоть каким-то образом отвлечься от всего. Я видела, что она переживает за меня, но я не могла ей ничего сказать, кроме того, что она уже знала — о моей любви к Михаилу Васильевичу.       — Я никогда не думала, что Руслан может что-то такое сотворить, — рассказывала она, наматывая локон на палец. Наконец, я услышала ее историю и была поглощена ей полностью, это отвлекло меня хотя бы на какое-то время и почувствовала себя снова Юлей, способной восхищаться и действительно радоваться. — Сначала он был таким холодным и резким, а потом… Оно все само как-то закрутилось, помог мне один раз с журналом, а дальше уже и на свидания приглашать стал, кстати, это его идея покраситься была, я такого не ожидала. Руслан, разве, не солнышко? — спрашивает она, обнимая меня.       — Солнышко, — соглашаюсь я, улыбаясь. Впервые за три дня.

***

Среда — день тяжелый из-за того, что в расписании стоит пара по истории, которую я должна успешно валить. Арина, видя, как тяжко мне бывает на уроках Михаила Васильевича предложила, чтобы я пересела к ней, а Руслан на два урока переместился на первую парту к Егору, причем не первый, не второй, не были против. Тяжело вздохнув, поправив хвост, я отрицательно качаю головой. Не хочу устраивать этот цирк, мне надо смириться с мыслью, что ничего не выйдет, и я смирюсь с этим без посторонней помощи. Егор снова начал меня теребить, пытаться рассмешить, скорее всего по велению Арины. Я старалась смеяться, я пыталась улыбаться дольше пяти секунд, но, видя перед собой прекрасные черты лица историка, смеяться, мягко говоря, становиться невыносимо. Он очень странно смотрит на меня поверх очков, изредка отвлекаясь от тетради или телефона. Его взгляд пронзает насквозь, он, как настоящий психолог, хочет покопаться в моей голове и выбить из меня всю ту дурь, что там засела. Но я не даюсь. Я сразу отвожу взгляд к Егору и снова пытаюсь вести себя как не в чем не попало, скрывая бабочек в животе от одного взгляда этого человека. Я читаю в глазах надежду и безумно боюсь давать ее ему.       — Юль, давай поговорим, — попросил Кудрявский на перемене, нагнувшись ко мне близко. Я киваю, и мы выходим в коридор. — Я знаю, что ты никому не говоришь, что происходит, — я смотрю на него, прекрасно понимая, что ему все рассказала Арина. — Да, мне рассказала Арина, но я же волнуюсь за тебя! — негромко восклицает он.       — Егор, — я останавливаю его, кладя свою руку на его. — Не надо ничего говорить, пожалуйста. Просто прости меня за все, честно. Я не хотела, чтобы тебе было плохо, а еще тем более, чтобы ты имел какую-то надежду, которую я не смогу оправдать. Давай останемся просто друзьями, — прошу я, надеясь, что не обидела его.       — Неожиданно, — с небольшой ухмылкой произносит Егор, складывая руки на груди. — Я рад, что ты решила быть честной со мной. Я ценю это и для меня это действительно, важно. Спасибо, — он говорит все эти слова благодарности, а я не понимаю, за что. Как он может благодарить меня, говорить мне «спасибо»? — Я и сам хотел тебе это предложить, потому что вижу, что ты не сказать, чтобы счастлива рядом со мной.       — Прости, — говорю я, а он в ответ обнимает меня, позволяя мне расслабиться. Иметь такого друга для меня важно.       — Я, правда, хочу с тобой дружить, поверь, — он резко отстраняется от меня, немного серьезно и напугано смотря за меня. Я поворачиваюсь и вижу удаляющуюся фигуру Михаила Васильевича. Я надеюсь, что он ничего такого не подумал? Но я отдергиваю себя, с чего я должна думать о своем счастье с историком, если это участь Кати. — Предлагаю вернуться в класс, скоро начнется урок, — я киваю.

***

Уроки закончились, я вместе с Ариной, Егором и Русланом спускаюсь вниз, обсуждая сегодняшний день. У дверей я вижу Катю, которая, перетаптываясь с ноги на ногу, вероятнее всего ожидает меня. Я тихонько замедляю шаг, чтобы незаметно подойти к сестре.       — Привет, — говорю я, когда ровняюсь с ней, обнимая себя за талию. Видеть ее в своей школе не очень-то хотелось.       — Привет, — в свою очередь здоровается она, но в этот момент она замечает, как по лестнице спускается Михаил Васильевич. — Подыграй, — шепчет Катя, а я тяжело вздыхаю. — Миша! — кричит она, заставляя историка обратить на нее внимание, как впрочем и всех остальных. Я смотрю в пол, чувствую себя очень неудобно и некомфортно, когда все взгляды обращены в нашу сторону, потому что всем интересно, кто же посмел назвать Михаила Васильевича «Мишей». — Здравствуй.       — Здравствуй, Катерина, — говорит он, складывая руки на груди, я мельком бросаю на него свой взгляд, но этого хватает, чтобы заметить в каком он находился напряжении. Мышцы рук, выражение лица — все говорило о том, что видеть здесь Катю он не рад.       — Я заметила, что Юля стала заметно хуже учиться по истории, может есть какой-то выход из сложившейся ситуации. Тем более ты знаешь, какие наши родители, если у нее выйдет четверка, ее и из дома выгнать могут, — я чувствую себя отвратительно! Родная сестра обливает грязью не только меня, но и своих же родителей, делая их просто величайшими деспотами на планете. Я сжимаю кулаки, меня просто переполняет ярость! Сквозь все свое негодование и сдерживание из последних сил я едва разбираю просьбу Кати идти за вещами, я отхожу подальше, чтобы посмотреть на сестру. Из Кати плохая актриса. Да просто ужасная! Как она может говорить про то как плохо все у меня, и что мне грозит, и при этом мило улыбаться. Я бубню себе под нос свое недовольство. Она думает, что если бы у меня выходила четверка по истории, а завтра было бы итоговое выставление оценок, я бы не вылезла из кожи вон, чтобы исправить это? Как можно быть настолько глупой и тупить. Возле меня оказывает Аринка, которая сначала слушает мою бормотню, а потом, когда я на эмоциях громче произношу о том, как сестра меня опозорила, решается открыть рот.       — Так вот, что это за супер-пупер-Миша, о котором тебе сестра все уши прожужжала, — говорит подруга, сложив руки на груди и наблюдая вместо меня за Катей и учителем, пока я зашнуровываю ботинки.       — Как она может говорить о том, что я стала плохо учиться, говорить о том, какая же я стала плохая, чтобы понравиться ему снова! Да еще и пришла сразу после уроков специально, чтобы я чувствовала себя еще более неудобно, — Арина стоит рядом, пока я говорю свою гневную тираду.       — Если ты так сильно его любишь, зачем идешь на поводу у Кати? — спрашивает она, пока мы ждем, когда Катя закончит меня позорить и уже отстанет от Михаила Васильевича. Тот ни разу не улыбнулся.       — А как же, она старше, тем более он ее бывший парень, — подруга резко останавливает меня.       — Вот именно! Бывший. Вы находитесь в равных условиях, только ты почему-то ведешь себя по-детски, позволяя Кате крутить и вертеть тобой так, как хочет она. Думаешь, ты поступаешь правильно? А вот и нет. Юля, за свое счастье надо бороться, чего бы это не стоило, — я задумываюсь над словами Арины, ярой противницы Михаила Васильевича в моей голове. — И, да, пока ты не подумала чего плохого. Я хоть и не одобряю твои чувства к историку, но я не хочу, чтобы ты была несчастна, если он сможет сделать тебя радостной, я буду только за. И еще, пока ты не ушла в свой внутренний монолог, предлагаю тебе подойти и послушать, про что они говорят. Встретимся завтра, — она обнимает меня, обещая позвонить вечером. Когда мы подходим, Михаил Васильевич перечисляет меры, которые можно применить ко мне, при этом прицельно смотря на меня.       — Уменьшить общение с друзьями, доступ в интернет, читать только историческую литературу, никаких прогулок и только учеба, — его глаза смеются, он хочет шоу, хочет видеть, как я мучаюсь, и говорит все это специально. Я сержусь на себя из-за того, что согласилась на эту авантюру, нужно было заставить Катю делать все самой. — Думаю, я ответил на все вопросы. До свидания, — произносит Михаил Васильевич и уходит. Я недовольно смотрю на сестру. Она ожидает, пока историк скроется за поворотом.       — Я не передам этого родителям и ограничивать тебя не буду, хоть и хочется, — говорит Катя. Я киваю, стараясь скрыть свои эмоции. Она бы хотела лишить меня всего этого? От ярости и несправедливости мне хочется плакать. — Поехали домой.       — Я пройдусь пешком, — и быстро покидаю школу, не желая больше ничего слышать от сестры.