Право на смерть

Тьма. Густая, шелковистая, чуть пульсирующая, как бесконечно огромное сердце, шелестящая, шепчущая множеством голосов, обволакивающая со всех сторон, наполняющая мою эфемерную сущность. Тьма была везде. Если бы у меня было дыхание, я бы мог сказать, что дышу ей. Если бы у меня было тело, я бы мог описать свои ощущения точнее. Я парил в пустоте и выхватывал из неё обрывки мыслей. Фактически, меня давно не существовало. Но вдруг что-то изменилось. Как в предгрозовом воздухе. Отвлечешься на секунду — и тебя оглушит гром, а дождь промочит одежду насквозь. Мрак едва ощутимо всколыхнулся. Или же пошёл рябью, как гладь озёра?.. Чувствовать дуновение ветра безликому было странно. Это не должно было происходить. Не должно. Ослепительно яркий луч света разрезал вечную ночь, как нож масло. Я невольно скользнул в тень, что ничуть не помогло. Луч выискивал меня в самых потаенных уголках и тянул за собой. Сопротивление было бесполезно. Мной вероломно помыкали для корыстных целей… Каких? Вскоре свет залил весь мир, он обжигал, и я закричал бы, если бы мог. Я чувствовал боль. Призракам это несвойственно. Только смертным. Стоп. Смерть меня давно настигла, так что, чёрт возьми, творится?! Стало тесно. Реальность сжималась, как громадный кулак. Раздался треск, потом неприятное пищание, и я… Очнулся. Ну, точнее, я осознал, что опять заперт в оболочке. И испытал стойкое омерзение. Но не смог преодолеть искушение и таки шевельнул пальцами руки. Теперь и осмотреться можно Я с трудом открыл глаза из-за слипшихся ресниц. Прошло несколько секунд, прежде чем удалось сфокусировать взгляд. Трое незнакомцев нависли надо мной. Двое перешептывались между собой. Третий же неуверенно произнёс: − Гилберт?.. Я прищурился, перехватывая взгляд небесно-голубых глаз. Где-то я его видел, определённо. Заметил маленький шрам у виска, рассмотрел немного помятую рубашку и шнурок, уходящий под неё. − Покажи, − указал на него кивком. Парень вытащил трясущимися руками свой оберег. Железный крест. Я требовательно протянул руку и ощутил в ладони холод металла. Меня будто пронзил электрический импульс. Я содрогнулся всем телом и упал на подушку. Даже игла капельницы из вены выскочила. Троица с затаенным ужасом переглянулась. Я лишь криво улыбнулся, потому что вспомнил всё. Я лежу на холодном полу в каком-то ангаре. Руки, сведённые за спиной, ноют. Кровь из разбитого носа стекает по горлу, все плывет перед глазами. − Мы предупреждали, − низкий светловолосый человек в пальто хмурит густые брови. − Повторюсь, я ни о чем не жалею, − издаю едва слышный смешок, и тут же получаю ногой в живот от младшего братца бровастого. Морщусь от боли. − Это был мой лучший сотрудник! − шипит Керкленд. Да, кажется, так его зовут. − Ты поплатишься за содеянное, − самодовольно говорит очкарик, рывком поднимает меня с пола и усаживает на стул. Неотрывно смотрю ему в глаза и плюю кровью в лицо. Получаю по зубам. − Не тяни, − торопит младшего старший, и я замечаю блеск револьвера, который спустя секунду оказывается направленным мне в лицо. − Меня ищет полиция, − ухмыляюсь, в надежде потянуть время. − С минуты на минуту тут будет целая толпа служителей закона. − Нам много времени не надо, − хмыкает Артур и кивает. Слышу щелчок предохранителя. − Гудбай, ублюдок, − елейно произносит очкарик. Успеваю заметить людей в форме и где-то там, вдалеке, моего младшего брата, чье лицо искажается гримасой боли. Пуля летит до умопомрачения медленно. В какой-то момент мне кажется, что я могу её остановить, просто взяв пальцами. А потом голова взрывается болью. − Привет, Людвиг, − скрипуче произнёс я. Да уж, голосовые связки отвыкли от работы. Страх в глазах брата уступил облегчению. Он сел рядом и взял меня за руку. Он все ещё боится, подумал я, чувствуя железную хватку. И не верит, что я здесь. Живой. − Как себя чувствуешь? − Как Иисус Христос, − пошутил я. − Вообще, очень интересно, какого хрена я тут делаю. Насколько мне известно, после подобного не выживают. − Понимаешь, в чем дело… − брат замялся. − Рассказывай, − я скрестил руки на груди. − Через день после твоей смерти мне позвонили из некой лаборатории и сообщили, что ищут… образец для эксперимента. Услышав слова «воскрешение» и «полный возврат жизни», я бросил трубку. Но потом перезвонил. Я все ещё надеялся, − он горько улыбнулся. − Ты хочешь сказать, что меня вернули какие-то помешанные на науке чудики? − я приподнял бровь. Один из парочки в халатах неодобрительно покосился. − Нам бы хотелось побольше уважения, герр Байльшмидт. И благодарности, по возможности. Я хмыкнул. − Допустим, я тебе поверил. Долго мне тут торчать? − Нужно провести несколько исследований, − пробасил усатый учёный. Я закатил глаза и сел на постели. На запястьях остались ссадины от верёвки. Я коснулся левого, нащупал пульс. Потом лба. Обнаружился сильно выступающий шрам. Как будто мне третий глаз вырезали, ага. Поставил ноги на пол и поднялся, чуть пошатнувшись. Сделал пару шагов, едва не упал, Людвиг вовремя подхватил. Мой маленький дорогой братик, который слишком быстро вырос и пережил ужасные вещи. Если бы я мог защитить его от всего… Но такой возможности у меня не было. Я учил его быть стойким и не поддаваться жизненным трудностям. Удалось ли?.. Он упорно отводил взгляд, пока мы шли до нужного кабинета, хмурился и кусал губы. Сложно свыкнуться с произошедшим, правда? − Полное имя? − Гилберт Байльшмидт. − Возраст? − Двадцать пять лет. − Причина смерти? − Пулевое ранение в голову. Я поерзал на стуле. На меня нацепили кучу проводов. Как террорист-смертник, ей-богу. Потом мне показывали разные фотографии, изображавшие мини-сюжеты. Там были и позитивные, и негативные, но я не чувствовал абсолютно ничего. Я знал, как все это называется, и только. За все следует расплата. Особенно за нарушение законов природы. По идее, на данный момент я должен лежать в гробу, закопанном в землю на глубине примерно двух метров. Ан нет, вот он я − сохранил ясность рассудка и способность говорить. Подвох есть всегда. Интересно, что я потерял, обретя второй шанс? − Все показатели в норме. Через три дня придите на повторное обследование, − буркнул доктор в очках. Когда я вышел на улицу, поток ветра бросил в лицо тучу пыли. − Дождя нет так долго, − вздохнул Людвиг, и мне подумалось, что состояние природы схоже с моим. Холодно, пыльно и пусто. Висок пронзило болью, я невольно коснулся его пальцами. − Пойдём быстрее. Мне что-то нехорошо. − Да-да, − брат практически впихнул меня в машину. − Мне дали лекарства для тебя… Я молча забрал у него пакет с медикаментами и уставился в окно, показывая всем своим видом, что разговор продолжать не намерен. Никогда не был особо сентиментальным и романтичным. Импульсивность, вспыльчивость присутствовали. И вдруг уступили место апатии. Людвиг вел машину осторожнее, чем обычно, и украдкой оглядывался на меня. Думал, не вижу. Покрутил колесико магнитолы, отыскивая подходящую станцию. Новости, викторина, проповедь… Где же музыка? Скучно. Принялся рассматривать людей, идущих мимо. Парни, девушки, молодые, старые, низкие, высокие, худые, полные, спешащие, никуда не торопящиеся. Такие разные и похожие одновременно. Знают ли, зачем живут? Для кого? Есть ли у них тот, ради кого не страшно броситься в ночь и пропасть без следа? Этот вопрос можно задать самому себе. И ответ на него я не в силах найти. Все слишком неоднозначно и неопределённо. Я в странном подвешенном состоянии, из которого надеюсь выбраться в ближайшее время. Я и не заметил, что автомобиль давно остановился, а брат ждал лишь меня. Снова этот внимательный, изучающий взгляд, начинающий подбешивать. − Хватит пялиться. Это неприлично, − фыркнул и вышел. Задрал голову, рассматривая высотку, в которой наша общая с братом квартира. Сначала я жил с ним, чтобы проконтролировать учебу в университете, затем потому, что вдруг перестал любить одиночество и нуждался в человеке, о котором мог бы заботиться. Людвиг порой возмущался, в его ворчании мелькало слово «гиперопека», хотя мы оба знали, что порознь будет куда сложнее. Вид у него стал несколько виноватым. Я разве был слишком резок? Возможно. И почему-то я не чувствовал угрызений совести по этому поводу. Осталась ли она у меня? И была ли вообще? Смешно. За каких-то три жалких дня братишка отвык от моего омерзительного характера. Как видите, у меня нет иллюзий насчет собственной персоны. Раньше моя самооценка была заоблачной, и имелись все признаки нарциссизма. От чего-то избавиться удалось. В целом я остался все той же язвительной беспринципной сволочью. Неторопливо поднимаясь по лестнице, я думал о том, что мир не будет для меня прежним. Никогда. Сомневаюсь, что старый был лучше. Хотя скучать по нему я буду. Двадцать лет спустя, когда я наверняка начну понемногу спиваться и катиться вниз по социальной лестнице, я вспомню этот день и скажу себе: «Да лучше бы я умер тогда, чтобы не видеть всего этого дерьма». Пессимист, скажите вы. Реалист, скажу я. Интерес ко мне ребят в халатах скоро угаснет, и я снова буду маленьким серым винтиком в огромной машине системы. Такая перспектива меня не прельщает. По идее, побывав на том свете, я должен был переосмыслить все и начать ценить жизнь. Но по непонятной причине вышло ровно наоборот. И та пуля кажется уже не издевательской шуткой судьбы, а желанным избавлением.