Кто ты на самом деле?

      Двумя месяцами ранее.       Мирон вваливается в квартиру Карелина и облегченно вздыхает. Наконец-то дома. Он прислушивается, пытаясь понять, дома ли Слава, и едва заслышав шорох, донесшийся с кухни, наспех скидывает куртку и идет на поиски его источника.       Слава стоит у окна с сигаретой в руке, одетый в свои привычные шорты и старую клетчатую рубашку, надетую поверх футболки, а глаза его скрыты за стеклами солнцезащитных очков. На плите закипают пельмени.       С появлением Мирона в комнате повисло напряженное молчание. Он остановился в дверном проеме, неловко переминаясь с ноги на ногу и глядя куда угодно, но только не на Славу, и понятия не имел, с чего начать разговор.       - Прости, - в итоге выдавил из себя мужчина и сразу же пожалел о сказанном. Это прозвучало настолько банально и нелепо, что даже стало немного стыдно за собственную заурядность. – Я дурак. Если ты простишь меня, то я больше никогда не уйду. Обещаю.       Ожидая ответной реакции на свои слова, Федоров затаил дыхание и вперил взгляд в спину Славы. Он все еще понятия не имел, с какой из его личностей сейчас разговаривал, и эта интрига, откровенно говоря, заставляла нервничать.       Слава лишь покачал головой в ответ на услышанное и наконец вальяжно обернулся. Он улыбнулся так, словно только что услышал удачную шутку, снял очки, положил их на стол и взглянул на Мирона исподлобья.       В этот момент у Федорова возникло ощущение, будто он ненароком наступил в траве на змею, и та укусила его, впрыснув в кровь быстродействующий яд-паралитик, и теперь он стал абсолютно беззащитен.       - Какая наглая ложь! И не стыдно вам, Мирон Янович, врать, глядя мне прямо в глаза?       Вот она - худшая из личностей Славы Карелина - Гнойный или же Слава КПСС. Самая настоящая змея. Аспид. Никогда не знаешь, чего от него ожидать. Признаться честно, Мирон даже немного боялся его и иногда сомневался в том, что он вообще человек. Потому что, как казалось Федорову, у Славы КПСС было преимущество едва ли не перед всем человеческим родом – у него не было чувств. Он был расчетлив и хладнокровен. За ним не наблюдалось никаких эмоциональных всплесков, никаких спонтанных поступков, коими грешили другие личности, сожительствующие с ним в одном теле. Гнойный мог искусно сыграть любую эмоцию, при этом совершенно ничего не испытывая на тот момент. Лишенный привязанностей, он всегда мог отказаться от своей нынешней жизни и начать новую, избавиться от всех людей, которые его окружали, пойти по головам ради достижения своих целей. Он всегда добивался своего, чего бы ему это не стоило. И Мирон до последнего надеялся, что станет исключением для этого бессердечного зверя, что сможет изменить его, «приручить». Но эта надежда стала его главной ошибкой.       - Мирон, ты же взрослый дяденька. Неужели и правда поверил в сказку про «долго и счастливо»?       Слава наигранно сочувственно поджал губы и поднял глаза на Федорова. Взгляд его был по умолчанию колкий и насмешливый, отчего у Мирона появилось непреодолимое желание провалиться сквозь землю, только бы не чувствовать его на себе.       - Знаешь, это оказалось проще, чем я предполагал. Даже обидно как-то. Неинтересно, - Слава цокнул языком и развел руками. – Но это неважно, важен результат - в конечном итоге дракон все же победил рыцаря. Уже во второй раз, кстати!       Парень сам себе поаплодировал и поклонился Мирону, как это делали актеры театра в конце представления, после чего поставил одну ногу на табурет и ткнул в сторону мужчины указательным пальцем.       - Проблема в том, Мир, - Слава знал, насколько неприятно Федорову, когда именно он его так называл, - что ты ничего, дальше своего шнобеля, не видишь. Это твоя главная ошибка, и именно поэтому ты проиграл.       Некоторые слова Гнойный произносил по слогам, будто смакуя свою победу и пытаясь причинить Мирону наиболее сильную боль. Ему мало было просто морально убить его, он хотел окончательно его уничтожить, стереть в порошок.       - Ты хотя бы раз задавался вопросом, почему вообще тогда вытащил меня из мусарни? Задавался, конечно. И, наверное, всегда говорил себе, что это все потому, что ты уже тогда любил меня самой чистой любовью, но еще не знал об этом, а понял это только когда появился риск потерять меня. Но нет. Нет, нет, нет. Ты сделал это потому, что боялся того, что без меня о тебе снова все забудут. Не будет больше никаких диссов, никаких заебов в твиттере, отсылок в текстах, упоминаний в трансляциях. Все это так тешило твое самолюбие, о, великий король рэпа, что ты побежал спасать своего самого преданного фаната без всяких задних мыслей, ведомый, конечно, исключительно благородством.       Федоров почувствовал, как внутри все сжалось, как ноги вмиг стали ватными, и он буквально прирос к полу. Яд, которым было пропитано каждое слово Гнойного, который плескался в его глазах, смотрящих прямо на Мирона, растекался по телу с поразительной скоростью.       - Мне даже делать ничего не пришлось толком. Типа попал в пьяную драку, поплакал в плечо Замаю, попросил, чтобы он позвонил тебе, потому что так надо, пустил к штурвалу несчастного Славочку, чтобы он надавил на жалость, а ты, как и ожидалось, спас его как самый настоящий герой нашего времени, ведь совесть не позволяла бросить в беде человека, даже такого гнилого, как Слава Карелин. А потом, надо же, оказалось, что у него за душой все-таки что-то есть! Бедный мальчик с расстройством личности, которого никто не любит и не понимает. Наверное, сама судьба свела двух поехавших.       Слава подошел к Мирону вплотную, обнял его за талию и склонился к его уху.       - И ты, мой рыцарь в картонных доспехах, решившись спасти своей любовью Славу Карелина, в первую очередь спасал себя. Да-да, даже здесь твой ебанный эгоизм выехал на первое место. Тебе хотелось, чтобы тебя любили. Каждая из этих убогих личностей, засевших в этой черепушке, дала тебе то, в чем так нуждалась маленькая еврейская душа – внимания.       Федоров впервые поймал себя на мысли, что ему противно было ощущать эти родные руки на своем теле, и он предпринял попытку оттолкнуть от себя Славу, но тот держал крепко и не позволял вырваться. Сейчас он напоминал хищника, который играл с пойманной добычей, прежде чем убить.       - Ты даже в этот раз меня разочаровал. Я думал, дольше протянешь. Лично признаешь поражение. А ты СМС написал. Ебать же романтично. Но зато я смогу распечатать ее и повесить на стену в качестве трофея: «Сообщение, которое изменило мою жизнь».       Мирон стоял на месте и даже не моргал. В ушах звенело. Он слушал Славу, но уже не слышал. Мир вокруг, казалось, сузился до размеров точки и взрывался раз за разом, словно Федоров шел по минному полю. Его не покидало чувство, будто это никогда не закончится. Будто он попал в свой личный Ад, в котором ему вечно стоять на этой кухне в объятиях любимого человека, который, как оказалось, главной целью своей жизни поставил его полное уничтожение.       - Как ты там говорил? Мрази принимали твою доброту за слабость? Но реальность такова, что твоя доброта и есть слабость. Ты снова проиграл, и сейчас самое время покинуть поле боя. Занавес.       Слава вдруг отступает и возвращается к стоящим на плите пельменям, как будто ничего не произошло. Он больше не обращает на Мирона никакого внимания, будто он исчез, будто его уже нет в этой комнате. Но он есть. Пускай уже только в комнате, а не в жизни человека, которого он, казалось, любил больше всего на свете. Казалось.

***

      Слава наблюдал за кипящей в кастрюле водой и чувствовал, будто его кровь вот-вот точно так же закипит. Сердце у него бешено колотилось, руки мелко дрожали. И он готов был поклясться, что еще немного, и он пошлет все к чертовой матери, и скажет, что все это было очередной тупой шуткой, только пускай Мирон останется. Но он ушел. Вышел из кухни, не проронив ни слова, накинул промокшую куртку, повесил на гвоздь дубликат ключей и бесшумно закрыл за собой входную дверь. Чему его научила жизнь, так это умению держать лицо в любой ситуации, даже когда хотелось броситься под поезд. Вот она, Мирон Янович, ваша первая маленькая победа после самого большого поражения.       Ошибочно было считать Славу КПСС зверем, способным без угрызений совести уничтожить любого, кто станет на пути к его цели. Слава был таким же человеком, как и все, со своими чувствами и взглядами на жизнь. И, как и другие четыре личности, обитающие в теле Славы Карелина, со своими взглядами на Мирона. В конце концов, этот самовлюбленный жид добрался и до его сердца, но изменить его так и не смог.       На самом деле Гнойный готов был отказаться от своего плана, едва прочитав то самое СМС от Мирона. Ведь он подумал, что наконец нашел человека, который смог понять и принять его. Он правда готов был отказаться от этой затеи, но не смог. Не смог, потому что в тот же момент понял, что их отношения уже мертвы. Они были мертвы изначально, просто Мирон этого не замечал, а Слава благополучно игнорировал этот факт. В том, что он только что сказал Федорову, была своя доля правды. И правда эта была такова, что поглощенный эгоизмом, Мирон спасал своей любовью, прежде всего, себя самого, и только потом уже Славу. Именно это и убило их отношения.       И Слава решил, что пускай лучше это закончится здесь и сейчас, нежели будет отравлять их жизнь еще долгие годы. И пускай Слава наедине со своей правдой никогда не узнает, как эта история звучала бы из уст Мирона. Потому что в этой истории о тщеславии и эгоизме нет победителя. Они оба проиграли.

***

      - Мирон, ты там живой вообще?       Ваня заглядывает на балкон, дабы убедиться в том, что его друг не замерз насмерть и не сбросился с двенадцатого этажа, и, увидев Мирона в добром здравии, но не совсем трезвом уме, что давно уже не удивляло, тут же удалился обратно в комнату.       Мирон стоял, прислонившись спиной к стене, и изучал список контактов на телефоне. Точнее, он уже несколько минут смотрел на один единственный номер, и губы его были растянуты в горькой усмешке, ведь в голове то и дело всплывали воспоминания о ночи, когда все началось.

***

      - Дяди в халатах называют это диссоциативным расстройством идентичности, - к тому моменту, как Федоров решился проследовать в комнату следом за Славой, тот уже успел найти и открыть бутылку пива, и завалиться с ней в кресло. – Но это слишком заумно, поэтому все просто зовут меня долбоебом. Ну, тебе ли не знать о таких приколах, биполярочка.       Слава усмехается, но вовсе не насмешливо и ядовито, как это бывает зачастую, а скорее обреченно.       - И сколько вас там? – Мирон постучал указательным пальцем по виску и вопросительно посмотрел на парня. Казалось, он вообще не удивился услышанному. Возможно, потому что догадывался о том, что Слава не в ладах с кукухой, а возможно потому, что уже повидал достаточно дерьма в этой жизни, чтобы удивляться психическим заболеваниям.       - Пятеро, - Слава сделал глоток пива из бутылки и, переведя взгляд на мужчину, принялся загибать пальцы на левой руке. – Соня Мармеладова, Бутер Бродский, Валентин Дядька, Гнойный и я, собственно.       - А ты?.. – Мирон многозначительно взглянул на Славу своими огромными глазищами, которые так раздражали Карелина, будто ожидая, что парень в свете последних событий представится каким-нибудь Раскольниковым.       - А я Слава Карелин, - парень допил остатки пива, поставил пустую бутылку на пол рядом с креслом и натянуто улыбнулся.

***

      С того момента, как все закончилось, прошло уже несколько месяцев, а Мирон до сих пор не решился удалить номер Славы. Не то, чтобы он ждал звонка или СМС, просто хотелось оставить хотя бы что-то, напоминающее о нем. Пускай это звучало абсурдно и в какой-то мере даже по-девичьи, но мужчине это нужно просто для того, чтобы окончательно не сойти с ума, каждый раз ловя себя на мысли, что, возможно, их со Славой и вовсе никогда не было.       - Не помешаю? – дверь на балкон внезапно отворилась и на свежий воздух вышла девушка, которую Мирон вообще-то видел впервые за вечер. Она была совсем неприметной – невысокая, темноволосая, совсем не в его вкусе, но со светлыми выразительными глазами и румянцем от выпитого алкоголя, что приковало внимание Федорова. Девушка не стала дожидаться ответа и, закурив, прислонилась головой к оконному стеклу и смерила Мирона изучающим взглядом.       - Ждешь новогоднего чуда? – девушка кивнула на мобильный, который Федоров сжимал в руке, и понимающе улыбнулась. – Дела сердечные?       Откровенно говоря, Мирон терпеть не мог излишне любопытных личностей, а в особенности тех, которые пытались вторгнуться в его личную жизнь. Но эта девушка не была похожа на одну из его преданных фанаток, готовых перелазить трехметровые заборы ради автографа и желающих заполучить Oxxxymiron’а любой ценой. Она присутствовала на этом «празднике жизни» на равных с ним правах и, наверное, начала разговор только чтобы прервать гнетущее молчание.       - Это сложно, - мужчина вздохнул и неловко улыбнулся, поражаясь тому, как из всех возможных вариантов ответа он умудрился выдавить из себя самое нелепое клише из всех существующих. «Это сложно». Как будто он нерадивый папаша, который не знает, как объяснить своему маленькому ребенку, что их семья распадается из-за того, что взрослые – эгоистичные идиоты, и просто увиливает от ответа. Хотя кому, как не Мирону, пора бы уже научиться обличать эгоизм в слова.       - А с виду ты кажешься умнее, - девушка протянула руку в открытое окно и стряхнула пепел. – Читал в детстве сказки про долго и счастливо, где рыцари спасали прекрасных принцесс? А романы в школе читал? Читал, конечно. Само собой, фильмы про любовь тоже видел. И что, похожа твоя любовь на их?       Мирон не был сторонником обсуждений своей личной жизни с незнакомыми персонами, но было что-то особенное в этих пьяных разговорах на балконе. Было что-то в этом ночном морозном воздухе, разбавленном сигаретным дымом, и этой странной девчушке, которая свежевала без ножа его и без того искалеченную душу.       Девушке не нужен был ответ, чтобы продолжить мысль, она и так его знала. Просто выдерживала паузу, давала Мирону время на то, чтобы собраться с мыслями и в очередной раз все вспомнить, чтобы наконец понять.       - Неважно, сколько тебе лет, Мир, - пятнадцать или тридцать – любовь будет одинаково болезненна в любом возрасте. И то, что ты чувствуешь сейчас - это нормально.       Мирона передергивает от того, как девушка обращается к нему. Передергивает от ее взгляда, - пронзительного, смотрящего прямо в душу. Передергивает от того, как она закуривает вторую сигарету подряд и смотрит куда-то вдаль, и, господи, от того, насколько она похожа на Славу.       – Настоящая любовь некрасивая. Не такая идеальная, как тебе хотелось бы и как представлялось. Без блесток и блевотной слащавости. Без жалости. Она не всегда взаимная, не всегда счастливая и не всегда вечная, а иногда даже жестокая. Она может быть одним мигом или целой жизнью. Одним поцелуем или прикосновением. Ты не можешь знать, когда она придет, но ты почувствуешь, когда это случится.       Мирон знал все это. Он уже не раз думал об этом, говорил об этом с самим собой, раскладывал эти мысли и слова по полочкам, но не понимал. У него никак не выходило это прочувствовать в полной мере, взглянуть на это под нужным углом. Но теперь его глаза наконец открылись. Он слушал и слышал.       - Это останется с тобой навсегда. Возможно, ты еще влюбишься снова или просто встретишь человека, с которым тебе захочется прожить оставшуюся жизнь, но ты всегда будешь помнить одно слово, один жест или одну улыбку, которые тебя изменили. Это как недостающая часть тебя, которую ты приобретаешь со временем, и от которой уже не удастся избавиться. И не стоит думать, что тот человек, которого ты потерял, был твоей второй половиной, как все говорят, без которой ты не сможешь жить. Не был. Сможешь. А все потому, что никто из нас не разделен на части и не сломан. Мы полноценны и одиноки в этой своей целостности. Мы нуждаемся не в том, кто нас дополнит, а в том, кто нас спасет. Ты можешь придумать для моих слов собственное значение, расценить их как угодно, забыть, но прежде, чем думать о любви как о самом несправедливом чувстве, ответь себе на один единственный вопрос: смог ли ты спасти того, кто в этом нуждался?       Мирон перевел взгляд с лица девушки на дисплей телефона, чтобы узнать, сколько времени осталось до наступления Нового года.       - Еще можно попытаться все исправить. Новогоднее чудо, помнишь? – девушка выбрасывает из окна истлевший окурок и тянется к ручке балконной двери, намереваясь отправиться к более веселой компании. – Но подумай, возможно, прошлому лучше остаться в прошлом.       Балконная дверь с грохотом распахнулась, и перед Мироном вновь возникло лицо Рудбоя.       - Мирон, да еб твою мать, долго ты тут один еще будешь яйца морозить?       Один?

***

      На часах 02:48.       Слава лежит, уставившись в потолок, и никак не может уснуть после очередного ночного кошмара. Ему уже не жутко и не страшно, но почему-то подозрительно тревожно. В голове роятся глупые и крайне неприятные мысли, от которых в сердце непривычно щемит. Возможно, это все из-за сна, сюжет которого он не может вспомнить, а возможно из-за тупой привычки забивать себе голову всякой чушью.       - Опять кошмары?       Словно услышав его мысли, до этого мирно спящий рядом человек зашевелился, перевернулся на бок и приподнялся на локте, как делал это всегда. Вопрос прогремел в пустой комнате, словно гром посреди ясного неба, поразив Карелина, и повис в воздухе, еще долго оставаясь без ответа. Слава прислушался к тихому сопению прямо над ухом и, поняв, что от ответа уйти никак не удастся, обреченно вздохнул.       - Я просто думаю о весне, в которой нас нет. В которой ты больше не смотришь на меня, лежа в постели, пока я курю, в которой ты не засыпаешь, сидя в кресле с книгой. Это пиздец как грустно. Поэтому я бы хотел, чтобы весна никогда не наступала. И мы остались бы здесь навсегда. Запечатленные в этом моменте, прямо как насекомые в янтаре, знаешь? – Слава издал нервный смешок и растянул губы в отрешенной улыбке. – Эй, ну, чего ты молчишь? Поговори со мной! Только не ворчи, что я пьяный, и что это все глупости. Просто скажи, что ты любишь меня больше, чем весну. - Слава вдруг замолкает, а потом неожиданно для себя самого добавляет: «скажи, почему ты ушел».       Последняя фраза срывается с губ Славы прежде, чем он успевает понять ее смысл, и, кажется, время и правда останавливается. Парень вдруг чувствует, как температура в комнате резко начинает понижаться и его тело цепенеет. По спине пробегают мурашки, разум затуманивает беспричинный страх. Темнота начинает стремительно сгущаться, и у Славы создается ощущение, будто она становится осязаемой и, стекая по стенам, заполняет комнату, точно смола. Слава осознает, что не может пошевелиться, что может лишь ждать и надеяться на то, что человек, находившийся рядом с ним, спасет его от этого холода и темноты, которая вот-вот его поглотит. Но ничего не происходит. Никто не приходит ему на помощь. Он совсем один - наедине с этим ужасом. И в голове крутится лишь один вопрос: «неужели я не заслужил быть спасенным?»

***

      Слава резко подрывается, скидывает с себя одеяло и свешивает ноги с кровати. Сердце его бешено колотится, к горлу комом подступает тошнота. Он поднимается, пошатываясь, идет на балкон, дрожащими руками с трудом достает из пачки сигарету, закуривает.       Сон. Это был просто плохой сон.       Словно услышав его мысли, до этого мирно спящий рядом человек зашевелился, перевернулся на бок и приподнялся на локте, как делал это всегда.       - Опять кошмары?       Один и тот же кошмар, в котором Слава курит дешевые сигареты и никогда не говорит о смерти.