Короткие истории

Зазубривание нот по вечерам, рвущиеся струны, мозоли на руках и шее. Ежедневные выступления в кругу семьи под строгим взглядом матери. Одиночество превращает ненавистный инструмент в лучшую подругу. Несколько лет, и скрипка кажется продолжением руки. А в голове постоянно играет музыка. Ему двадцать два, а он ещё ничего не видел в жизни. Его тошнит от четырех стен. Постоянные пьянки и тусы у друзей. И у друзей друзей. Поздние побудки в незнакомых домах и районах. Орущие родители дома, куда необходимо заскочить переодеться и бросить рюкзак. Ранние сонные рассветы у костра на берегу. Толпы людей всех полов и национальностей, и нескончаемая музыка. Неистовые барабаны и раздирающая душу гитара, маракасы, звучащие смехом девчат, и губная гормошка тихони, неожиданный и надоедливый голос пианино посреди ночи. Ему девятнадцать, и он, казалось бы, видел в жизни всё. И от этого всего тошнит. Проходит ещё два года. Он в красивом черном костюме с начищенной до блеска скрипкой стоит посреди самой знаменитой филармонии Лондона. Он — звезда сегодняшнего вечера, сотни глаз смотрят на него, и Adagio Барбера хоронит все его мечты. Гробовая тишина в зале, ничего не выражающие взгляды, серые приглушённые тона — он видит вселенную именно такой. Аутентичная, скучная, серьезная музыка — совершенный анахронизм, вышедший из-под пера человека двадцати восьми лет, исполнять его в двадцать четыре тоже самое, что проститься с миром. Он ломает смычок. Он выдирает струны, изранив пальцы в кровь. Он неистово бьёт скрипкой о пол. Он спокойно и изящно доигрывает до конца. Он принимает цветы и аплодисменты. Он молча уходит со сцены. Проходит ещё два года. На нём черные драные джинсы, удобные кеды и кожанка. Рядом любимый магнитофон на батарейках. Он не помнит, где откопал этот раритет, но, как оказалось, кассеты ещё есть в продаже. Музыка заполняет его, и он танцует. Танцует постоянно, в любом месте. В сквере и на площади, где его застало солнце, так редко появляющееся в это время года, дома в наушниках и на главных дискотеках города. Ему плевать, есть ли кто-то рядом — танцует он для себя. Он закрывает глаза и видит другую вселенную, наполненную смыслом и теплом далёких звёзд. Иногда он думает о смерти, ведь как прекрасно было бы не открывать глаза. Искрящийся неоновыми красками мир совсем не то, что он хочет видеть. Вырвавшись из очередного ночного клуба, он некоторое время просто идёт, удаляясь от шума и света. Он ищет ночную тьму, но находит рассвет. Он удивлённо рассматривает первые солнечные лучи, искрящиеся в волосах замершего у парапета парня. Кажется, что его голова горит. Тот, почувствовав взгляд, оборачивается. Их глаза встречаются. «Две теплые звёзды» — думает Грег. «Приключения, дальние странствия, мир» — думает Майкрофт. — Играешь? — спрашивает Лестрейд, указывая на скрипку. — Да, — кратко подтверждает очевидное Холмс. И кидает быстрый, оценивающий взгляд сначала на магнитофон, а затем и на самого Грега. — Танцуешь, —делает вывод он. Они сбегают до того, как солнце успевает спрятаться за горизонт. В правой руке Майкрофт несёт футляр со скрипкой, а левой сжимает руку человека, пообещавшего ему показать мир. У Грега в ладони привычная ручка кассетника, второй же он держит человека-звезду.