***
Ичиго отложил последний лист с какой-то сметой по отряду, потянулся, и на четвереньках подполз к Ренджи. Лейтенант шестого отряда, не отрываясь от своих бумажек, запустил пятерню в апельсиновые вихры и немного сжал пальцы. Ичиго замурлыкал, устраиваясь прямо на полу и кладя голову на абараевские колени. — Подожди, — подал голос Ренджи. — Чуть-чуть осталось. Я капитану обещал всё это сегодня закончить. — Фиг бы ты все сегодня сделал, если бы я тебе не помог, — пробормотал Ичиго. — Фиг бы, — согласился Ренджи, ставя финальную закорючку на бумаге. Отложил лист, посмотрел вниз, на усталое и такое любимое лицо. — Спасибо. Ичиго улыбнулся, но даже не подумал сдвинуться с места. Абарай стёк на пол, обхватил засыпающего возлюбленного руками, затормошил его, с удовольствием наблюдая, как розовеют у Ичиго щёки. Добившись заливистого смеха, лейтенант уже собрался было перейти к горяченькому, но вдруг Куросаки посерьёзнел и отстранился. — Что? — Слушай, я сегодня на Бьякую смотрел, — неуверенно протянул Ичиго. — Что-то он какой-то смурной. — Ай, — Ренджи досадливо махнул рукой. — Капитана Кучики ты не знаешь? Все кругом ломанулись строить отношения, а он себе чего-нибудь напридумывал, и так и будет морозиться. Лет через десять узнаем, что же там наш сиятельный дайме счёл недопустимым для себя. Ичиго внимательно вгляделся в своего жениха. — Что-то ты злишься на него… Ренджи мотнул головой, алый хвост прошёлся по шее, и Ичиго залип на смуглую кожу в вырезе косодэ и едва виднеющиеся ключицы. — Не злюсь. Сказал и замолчал, уставившись на доски пола. — М-да? — недоверчиво протянул Куросаки, изучая татуировки на лбу. Он уже неплохо разбирался в повадках Ренджи. Тот был достаточно болтлив, особенно в хорошем расположении духа. А вот такие короткие, словно рубленые фразы выдавали его дурной настрой, неуверенность или сомнения. — И на что же ты «не злишься»? — Ичи… — попытался увильнуть Абарай, но Ичиго проявил неожиданную настойчивость. Он ухватил Ренджи пальцами за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. — Эй! — шёпотом позвал он. — Мы, кажется, договорились не врать друг другу. — Я и не вру! Я просто не всё говорю… — Одно и то же! — запальчиво возразил Ичиго. — А ну выкладывай, как есть! Что там у вас произошло? — Да ничего! — почти выкрикнул Ренджи, вырываясь из хватки. И очень тихо добавил: — В том-то и дело, что ничего не произошло. — Та-а-ак, — Ичиго отклонился назад, скрестил на груди руки и с прищуром уставился на Ренджи. — Так. Ты, значит, запал на своего капитана? — Не запал, — Ренджи покачал головой, не поднимая взгляда. — Это… другое. Я, понимаешь, очень долго не мог понять, что же меня так прёт его победить, превзойти… пока до меня не дошло, что это… ну, как тебе объяснить?! — Да объясни как-нибудь! — обиженно воскликнул Ичиго, с ужасом чувствующий, что сейчас позорно расплачется от разочарования. — Я просто… — промямлил Ренджи, — иногда представлял… его… ну, ты понимаешь… со мной. Глаза Ичиго потемнели, а руки сжались в кулаки. Вот оно как! Он, значит, тут с открытым сердцем, а этот красноволосый бабуин решил утешиться, потому что с капитаном ему не светит! Уже набрав полную грудь воздуха, чтобы рассказать Абараю, кто он есть такой на самом деле, Ичиго вдруг с удивлением услышал продолжение покаянной исповеди: — А потом, когда с тобой познакомился, я и думать о нём перестал. Какое-то время. Ты настолько замечательный, что затмил и капитана, и вообще всех, — Ренджи, с несвойственной ему робкой улыбкой, посмотрел на своего «солнечного» возлюбленного и снова опустил глаза. — Только и капитан из головы не идёт. Мне иногда такие сны снятся! — он потряс головой и прикрыл ладонью глаза. — Как мы все вместе… втроём… Ичиго разинул рот, выпуская из лёгких набранный для не случившегося скандала воздух. Помимо воли перед его мысленным взором развернулась невероятная картина: Ренджи с оголенным торсом, с этими своими притягательными татуировками, в неприлично узких не хакама, а генсейских джинсах, напористо и жарко целует Бьякую, а тот стонет почти непрерывно, цепляясь побелевшими пальцами за плечи своего лейтенанта. Словно со стороны, Ичиго увидел себя: как он входит в комнату, несколько мгновений смотрит на этих двоих, потом стягивает с себя футболку и приближается к кровати. Ренджи отвлекается от одного любовника, гладит свободной рукой самого Ичиго по плечам, по боку, притягивает ближе к ним. Ичиго переплетает пальцы с Абараем, но склоняется к Бьякуе, вглядывается в раскрасневшееся лицо, смотрит на припухшие губы. Теряется в помутневших от желания глазах Кучики. Нежно, почти невесомо прикасается к его губам своими, и тот тянется навстречу… Ичиго помотал головой, отгоняя наваждение, и задумчиво почесал затылок, обнаружив, что он сильно возбудился. Затем он перевёл взгляд на Ренджи. — Знаешь, — продолжал вещать лейтенант, — он временами такой потерянный, такой… одинокий, что тут даже не «завалить и отлюбить» хочется, а обнять, усадить на колени и просто тискать, пока не оттает. — Вряд ли он тебе позволит «тискать», — пробормотал Ичиго. — Вот именно, — тяжко вздохнул Ренджи. Потом посмотрел на возлюбленного, оценил степень замешательства и всполошился: — Ичиго, ты ж только не подумай ничего такого! Я же… мы же с тобой! Он же!.. — Всё «такое» я уже подумал, — проворчал Куросаки, изрядно озадаченный собственной реакцией на образы из воображения. — И что ты со мной просто утешался, и что я тебе не нужен на самом деле. — Ты что, дурак? — растерянно спросил Абарай. — Утешиться можно в Руконгае с кем угодно, за деньги там тебе и пустого могут в кружевах предоставить. Я же тебя люблю, дубина! — От дубины слышу, — сварливо отозвался Ичиго, впрочем, начиная оттаивать. Они помолчали. Ренджи подобрался к любовнику и просительно заглядывал в глаза, ненавязчиво поглаживая по лодыжке. Наблюдающий за ним из-под ресниц Куросаки прикидывал варианты дальнейших событий. Когда осмелевший Ренджи полез рукой вверх по ноге, Ичиго вдруг отчетливо ощутил, что сзади его обнимает ещё кто-то. Он совершенно точно знал, что в кабинете с ними никого нет — и совершенно точно знал, что сейчас к его шее склонится Бьякуя… Чувство было настолько ярким и реальным, будто всё это уже происходило с ними. И не один раз. — Так! — Куросаки резко отстранил от себя Ренджи. Тот обиженно засопел. — Стоп! — Ичи-и-иго! — виновато протянул Абарай. — Не сейчас, Ренджи! Давай думать, как нам заполучить Бьякую. Так просто он не сдастся, тут особый подход нужен. Ренджи просиял, обхватил Ичиго руками и в порыве страстной благодарности повалил на пол. К разработке сверхсекретного и хитроумного плана они всё-таки приступили, но гораздо позже — уже под утро.1.1 Ледяной князь. Заговор.
18 сентября 2018 г. в 23:47
Примечания:
Прим. автора (части гет, Muzzy Brain): поменял местами части "Князя" и "Принцессы", тк соавтор написал таким образом, что иначе теряется логика таймлайна. Да, автор тайм-задрот и не может в нехронометраж.
Короч, изначально было: 1 про Орихиме и ко, 2 про Бьякую и ко. Но логичнее было выстроить наоборот, так что текст без изменений (кроме работы беты), просто порядок глав другой.
Прим.беты: к тому, что сказал автор, могу добавить, что по времени слеш-главы находятся в конце "канона" - Ичиго ещё не "полностью" в ОД, а вот уже части с Орихиме про время, когда все давно умерли и попали в Готей-13 на "полную ставку".
Закон «О любви, свободных отношениях, семье и браке» упал на голову Бьякуи как раз в тот период, когда он смирился с неизбежным: каждое живое существо, включая шинигами из высшего офицерского состава, имеет право на чувства, симпатии и антипатии. И на их свободное выражение. Вернее, не столько даже с правом на любовь, сколько с тем, что сам он, аристократ в двадцать восьмом поколении, глава Великого Дома и признанный Ледяной Князь, тоже испытывает эти самые чувства. Бьякуе пришлось проделать большую душевную работу, чтобы признать — его душа не умерла вместе с Хисаной, она продолжает жить, быть тёплой и трепетной, продолжает впитывать новые эмоции и движется навстречу новым людям.
Когда прошел первый ужас от этого открытия, Бьякуя впал в лёгкую депрессию. Он мог сколько угодно признавать за собой тягу к определенному шинигами, но тот вовсе не обязан отвечать князю взаимностью! И плевать ему будет, что Кучики Бьякуя переступит через собственную гордость, заткнёт за пояс сомнения и даже перережет горло фамильной чести — откажется этот импульсивный и такой желанный шинигами от столь унизительного предложения, и думать забудет о разбитом сердце одинокого аристократа. Этот самый шинигами, скорее всего, вскоре явится к капитану шестого отряда просить руки его сестры… И ведь не откажешь! Новый закон не оставлял поборникам старинных традиций ни шанса на сохранение чистоты крови. А Бьякуя, за время общения с одним шебутным «и.о. шинигами» и сам стал смотреть на некоторые древние традиции как на бред полубезумных ретроградов. При таком раскладе он скорее сделал бы себе сеппуку, чем разлучил сестру с её избранником.
Предаваясь своим горестным мыслям, капитан не заметил, как добрел до расположения первого отряда. Еженедельное собрание у командира не сулило неожиданностей и предвещало очередную неделю скуки. Однако перемены, охватившие в последнее время Общество Душ, ощущались и здесь.
Во-первых, Сой Фон вела себя не как обычно, а совершенно откровенно строила глазки Хирако, и тот — к вящему удивлению Бьякуи — скалился не в своей наглой манере, а как-то… добродушно, что ли? Во-вторых, Зараки явился не в последний момент, а как все нормальные капитаны, и теперь о чём-то негромко беседовал с Уноханой. Та благосклонно улыбалась. Между капитанами четвертого и одиннадцатого отрядов не чувствовалось никакого притяжения, однако от Бьякуи не ускользнули напряжённые взгляды Укитаке, которые тот часто бросал на Рецу. Слишком часто.
Последней каплей в чаше изумления Кучики стало появление лейтенанта Сасакибе, занявшего место Командора. К счастью (и всеобщему облегчению), доверенное лицо командира не объявил о своем воцарении или ещё чём-то таком же странном, а просто и деловито сообщил, что капитан первого отряда отбыл в Мир Теней для переговоров с императором квинси. После удивлённых ахов и вздохов капитанов распустили, под конец едва ли не вдогонку напомнив Кьёраку, что он теперь исполняет обязанности Ямамото. Пока у того отпуск и медовый месяц…
Оглушенный этой репликой, Бьякуя уже не обратил внимания на переглядывания Сасакибэ с Хицугаей, на неприкрытые нежности между сэнсэем и новым заместителем командира, да и вообще — на многое.
К середине рабочего дня в отряд заявился Куросаки. Как-то странно глянув на Бьякую, он покраснел, отвел глаза и попросил отпустить Ренджи на пару часиков. «Всё ясно, — подумал капитан, коротким кивком давая разрешение, — сейчас найдут Рукию и станут придумывать, с какой стороны подойти ко мне, чтобы я не поубивал всех на первом же слове. Глупые дети! Как будто я раньше был на это способен! А теперь, при новом законе… Носить сестре фамилию Куросаки, ничего не попишешь… эх!»
Странности, начавшиеся на собрании в первом подразделении, не прекратились. Ренджи и Ичиго отсутствовали всего полчаса, когда на приём к капитану попросилась Рукия. Бьякуя нахмурился. Неужели эти придурки отправили девчонку просить у брата её собственной руки?! Может, посоветовать юной Кучики не торопиться с согласием? А то этот зятёк и не такие фортели откалывать начнёт.
Рукия выглядела напряжённой и бледной. В синих глазах, ставших как будто ещё больше, горела решимость. Церемонно поклонившись, она произнесла короткую прочувствованную речь, из которой офигевший Бьякуя вынес только одно: его сестра чихать хотела и на Куросаки, и на всех остальных, кроме… Хицугаи Тоширо, Котецу Исанэ и Сасакибэ Чоджиро! Они, видите ли, ещё до начала Зимней войны все дружно разобрались в своих взаимных чувствах и теперь желают заключить официальный союз, создать «семейную единицу»…
Бьякуя подобрал челюсть и молча кивнул. Рукия просияла и чуть ли не кинулась обниматься. Капитан пробормотал что-то вроде: «Ну как я могу тебе отказать?», и сестра бросилась к выходу — радовать свою… своих… как же их теперь называть-то?
На пороге Рукия обернулась и внимательно взглянула на Бьякую:
— Нии-сама, а вы?.. Нельзя же всю жизнь тосковать.
— Благодарю за заботу, Рукия, — капитан улыбнулся, и вправду согретый беспокойством девушки. — Ты же знаешь, Совет клана уже выбрал мне невесту.
— Но вы её не любите! — на лице сестры отразилось отчаяние и сочувствие.
— Благодарю за заботу, Рукия… — через силу улыбнулся Бьякуя, надеясь, что его голос не стал слишком скрипучим.
Лейтенант Кучики горестно покивала и ушла, а Бьякуя с головой закопался в отрядную документацию. Это проверенное средство от всех невзгод сработало и теперь. И работало оно до возвращения Ренджи. Тот явился не через два, а через три с половиной часа, и выглядел невероятно довольным. Бросив на капитана смущенный взгляд, помощничек сгреб все скопившиеся на своем столе бумаги и клятвенно заверил, что доделает дневной план за себя и за него — во искупление, так сказать. Бьякуя сухо поблагодарил, опасаясь лишний раз посмотреть на сияющую морду лейтенанта, и позволил себе уйти со службы пораньше.
У ворот на территорию отряда, Кучики встретил Ичиго. Тот не торопясь брёл со стороны общественного сенкаймона, помахивая букетиком каких-то невнятных цветов и пакетом генсейских чипсов. В карманах (вообще-то не положенных шинигами по уставу) угадывались очертания банок с лимонадом. Бьякуя очень надеялся, что в этой таре на самом деле лимонад, а не пиво. Было бы очень глупо с его стороны вломиться в собственный штаб и застукать лейтенанта за распитием хмельного на рабочем месте.
— Йо, Бьякуя! — радостно провозгласил Куросаки. — Ты куда это?
— Куросаки Ичиго, — процедил капитан, делая самое каменное лицо, на какое только был способен. И у этого мордаха сияет, словно начищенный медный чайник!
— Я Ренджи навещу, ага? — Куросаки протанцевал мимо, фамильярно пихнув Бьякую локтем в бок. Не больно, но совершенно недопустимо!
По дороге домой загрустивший капитан сопоставил все события этого дня, сложил два и два — и получил пару из рыжего недошинигами и собственного полосатого лейтенанта. Жить расхотелось окончательно. И только придя домой, и усевшись за столик для каллиграфии — тоже проверенный способ вернуть себе душевное равновесие, — Бьякуя осознал, что сегодня был и продолжает быть худший день в его жизни. На изящном подносе красовался свиток с печатью дружественного клана, чья дочь должна была родить Великому Дому Кучики наследника. Девушка, которую Бьякуя не мог любить, потому что никогда раньше не видел, в очень изысканных и крайне вежливых выражениях просила у нареченного прощения, ибо стать его супругой никак не могла: причиной тому послужила страстная любовь к некоему бродячему музыканту, с которым вот только что она отбыла в закат. Родители ещё не в курсе, но им она тоже оставила письмо, так что господа аристократы не подумают плохо о светлом князе…
Бьякуя скомкал в кулаке послание и приказал подать сакэ. Без закуси.