Разбитое зеркало

Подниматься на башню без стражников было глупостью, но Наипервейший министр Королевства кривых зеркал был слишком зол, чтобы отступить. И слишком самоуверен – отчего опасаться мальчишки пажа, одного, благородно, но в высшей степени глупо решившего променять свою жизнь на жизнь осужденного зеркальщика? Но взять этого пажа, за шиворот или даже за нежное горлышко, стоило незамедлительно. Судя по тому, что мальчишкам было доверено похитить ключ, в заговоре зеркальщиков они были замешаны по самые перья на беретах и должны были знать если не главарей, то уж точно не последних лиц, с которыми было бы очень кстати познакомиться лично. Почти пробежав две трети из тысячи ступеней, он услышал выше легкие шаги. На этой высоте окон уже не было, и рассмотреть идущего в густой тени почти не представлялось возможным, но Нушрок и так знал, кто должен встретить его на пути. - Кто здесь? – голос мальчишки дрогнул, и министр просто продолжил путь, стараясь хоть немного выровнять дыхание. Паж отступал, спотыкаясь и уже не смея задавать вопросов. Вот только когда в отверстии забрезжил свет, Нушрок сразу увидел светлые косы с бантами и странное, куцее платьице. Паж оказался переодетой девчонкой. Нушрок вышел на крышу и остановился, увидев цепи, которые лежали на камнях, будто мертвые змеи. - Так это ты освободила зеркальщика?.. Она не отвечала. Нушрок сделал к ней шаг и продолжал так же тихо: - Ты ведь можешь полететь вниз, девчонка! Под моим взглядом ты сама бросишься вниз! Ну?! Что же ты не опускаешь глаз? Он ждал страха. Мольбы, за которой последовал бы быстрый первый допрос, самый верный, пока в голове с косами не сложилась детская путаная ложь. Она сжалась, однако не опустила голубых глаз. Наоборот, она широко открыла их и, не мигая, уставилась в глаза министру. И горло под ее взглядом мучительно перехватило – впервые министр столкнулся с собственным типом оружия. Более того, он проигрывал. И начал осторожно отступать, по полукругу, словно в фехтовальном поединке. Ему казалось, что из голубых глаз вылетают молнии и пронизывают его насквозь. Лицо Нушрока исказила гримаса. Он пятился все дальше к краю площадки и, наконец, не выдержал, опустил глаза и закрыл их ладонью. - Ага, ты опустил глаза! Ты боишься правды, проклятый Коршун! - Кто ты? - тяжело дыша, спросил Нушрок. - Я никогда не видел таких глаз... И почему меня пугает этот красный галстук? Откуда ты пришла, девчонка? Шпага и пистоль сейчас были совершенно бесполезны. Никогда раньше, ни под взором отца, ни под тяжелым взглядом старшего брата ему не было настолько скверно. Причем – прах ее побери, - уже скверно совершенно физически. Сердце бешено колотилось о ребра, дыхание перехватило, и не помог ни глубокий вдох, ни кашель. Срывающимся голосом наипервейший министр прохрипел: - Не смотри, не смотри на меня! Мне душно! Мне нечем дышать! Не смотри-и.. И даже не сразу осознал, что делает ровно на один шаг больше, чем следовало. Парапет ударил под колени, в грудь толкнул ветер, камни выскользнули из-под ног - он падал. Не с площадки казней, как какой-нибудь паршивый зеркальщик, но все-таки падал... Говорят, что перед последним взглядом пролетают все самые важные события в жизни. Неправда. Вместо того, чтобы перебирать воспоминания, он отчаянно искал путь к спасению. Как любой рожденный и выросший в горах, первый министр знал, что делать, если падаешь. Попытаться ухватиться, повиснуть – неважно за что, неважно, если об это что-то ударишься. Если лететь предстоит высоко, можно поймать за углы плащ – хоть какая-то надежда, жалкая, эфемерная, но все же. Нужно расслабиться, насколько выйдет, и пытаться лететь вперед ногами (уж точно не головой)… В его случае все обстояло не лучшим образом – Нушрок падал спиной вперед. Отчаянный рывок, сродни усилию падающей кошки, дал немногое, но теперь ему в лицо стремительно неслась земля и громадный серый контрфорс башни. Контрфорс. Единственный крошечный шанс. Шанс чудовищно разросся и врезался в него тоннами серого камня. Боль была страшной – министр попытался хоть немного смягчить удар левой рукой, и почувствовал, как крошатся кости. Потом с камнем соприкоснулся бок, и Нушрок едва сдержал вопль. Нет, кричать сейчас никак нельзя, он слишком тяжело ранен, а девчонка еще в башне, да и стража внизу может повести себя самым непредсказуемым образом. Первый министр вцепился в иссеченный ветрами камень. Несмотря на неприятнейшие ощущения, мозг работал предельно ясно. Необходимо создать иллюзию собственной смерти. Внизу предостаточно осколков других разбившихся, они фонтаном разлетятся от любого брошенного с высоты предмета, достаточно тяжелого. Медлить нельзя. Задыхаясь от боли, он стащил через плечо тяжелую перевязь со шпагой и пистолетом. Швырнул вниз. Едва не упал сам, уронил плащ. И через четыре секунды услышал радостное «Нушрок разбился!», исполняемое стражниками на два голоса из трех. Вот так. Хороша верность королевских гвардейцев, будь они трижды прокляты. Первый министр позволил себе на пару минут расслабиться, прижаться к холодному монолиту. Дышать тяжело и больно, левая рука не слушается, к горлу подкатывает тошнота. Хорошо, что уже сумерки, рассмотреть его можно только с площадки, а там, слава небесам, никого нет. Остается только вопрос, как отсюда выбираться. Наипервейший министр королевства вскинул голову. Над ним в стене башни чернело окно – чуть меньше роста в высоту, и немного правее. Еще час назад он забрался бы туда без особенных усилий, но теперь… - Теперь туда придется забраться, - прохрипел Нушрок, обращаясь к самому себе, - иначе вы никогда больше не увидите дочь, и не сможете защитить ее от пламени мятежа. Как всегда, мысли об Анидаг придали сил и решимости. Нушрок медленно сжал и разжал поврежденную руку – пальцы действовали, хоть и онемели. Локоть сгибался. Плечо отзывалось кинжальными вспышками боли, но повиновалось. Первый министр на четвереньках подполз к громаде стены и медленно встал. Между глыбами ветер и дожди давно выгрызли цемент, оставляя глубокие ложбины, вполне способные послужить ступенями. - Я люблю Вас, моя принцесса. Моя дорогая доченька, - словно заклинание прошептал Нушрок, и поставил носок сапога на первый широкий выступ камня. Оттолкнулся, уцепился здоровой рукой за самую удобную глыбу, прижался к камням, как ящерица. Насколько смог, ухватился левой и шагнул выше. И еще. И еще. И только ухватившись за подоконник, Нушрок позволил себе хоть немного отдохнуть. Отдых едва не стоил ему второго падения. В груди кольнуло, отдалось в плече, голова закружилась. Министр вцепился в плиту над собой, не замечая, что прокусил губу, что по подбородку течет кровь, что колет на боку промок и прилип. Собрал остатки сил, и медленно, осторожно подтянулся. Навалился грудью на подоконник, и неуклюже перекатился внутрь. Жесткие кромки ступенек впились в спину, и Нушрок потерял сознание.