Разбитое зеркало

Над Орлиным клином грозными стражами встали горы. Лентой по стене глубокого ущелья вьется дорога, а под ней катит воды бурливая река. В самом узком месте ущелья проход перекрывает замок герцога Лёро – старинный каменный монолит, вогнанный между кручами, как пробка в бутыль. По ту сторону ущелье расходится шире, становится долиной с пологими склонами. Здесь раскинулись лучшие виноградники королевства, испокон веков собственность герцогского рода, и с утра до вечера работают винокурни. Народ Орлиного клина трудолюбив, а старый герцог никому на позволит обидеть своих данников, да и за работу платит щедро, не то что в городе или на королевских полях. Много лет назад герцог служил, по давнему родовому обычаю, маршалом у Его Величества, вел войны, захватывал королевства, свергал и возводил на престол королей, но после женился и вернулся в родовое гнездо, оставив на страже короны младшего брата. Занялся родным владением и поместьем, навел порядок. Уж тридцать лет как не сыскать лучших вин, чем из Орлиного клина, и лучших сторожевых псов, чем горные свирепые волкодавы. Сам Лёро, еще не старый, крепкий мужчина с карими насмешливыми глазами, редко выезжает в столицу, но немало катается по окрестностям замка и остальной своей вотчине. Бывало, что со своей стражей громил на тракте разбойничьи шайки (и вешал таковые безо всякого коронного суда, туда мироедам и дорога – шептались по поселкам добрые виноградари). Бывало, что один шел на опасного зверя, если таковой заводился в окрестности. Шел вдумчиво и спокойно, как привык поступать всегда и во всем. Пожалуй, единственные, кто способны вывести невозмутимого герцога из себя – это его дети. Орлят, как сам Лёро именовал своих птенцов, благородная супруга герцога Апокс подарила двоих. Близнецов, мальчишку и девочку, коих нарекли Локос и Кинбред. А год спустя госпожа Апокс трагически погибла на королевской охоте – не смог герцог простить подруге измены. Дети росли частью под отцовским, частью под экономкиным присмотром, на вольной воле, как и полагается орлятам, и к настоящему времени почти выросли – брату и сестрице исполнилось по семнадцать лет. Лет этак десять из которых они с наслаждением ищут приключений разной степени сложности на свои крылья, хвосты и горбатые в соответствии с родовыми портретами носы. Оседлать вместо пони самого свирепого в замке волкодава? Запросто, и какая разница, что пес, не оценив урока выездки, закинет седока в колючий розовый куст. Забраться на покатую черепичную крышу самой высокой башни, выше которой разве что Башня Смерти? Сколько угодно, еще и спеть там можно, например героическую балладу о драконе и рыцаре. Спуститься в поисках древнего клада в колодец? Отправиться на поиски заблудившегося барана старого пастуха Нараба, а вместо него отыскать выводок волчат? Все это (и не только это) близнецы с успехом проделывали между уроками истории, логики, математики, чистописания, стихосложения, танца, фехтования, шитья и вышивания, шахматной игры и прочая. Впрочем, учеба шла обоим впрок, хотя иногда мудрые наставники качали головами, обнаруживая полное отсутствие своих учеников. В то самое знаменательное утро преподаватель истории, словесности и изящного стихосложения также обнаружил класс пустым. А ведь он был готов поклясться всеми зеркалами, что брат и сестра вошли туда какой-нибудь часу назад! Два задания, написанные в меру изящными почерками, лежали на столе, но ни Локоса, ни Кинбред в комнате не было, только распахнутое окно указывало их путь к бегству. Наставник сурово погрозил окну пальцем и взялся за проверку сочинений. Он верно предполагал, что близнецы уже далеко от замка, и никакие поиски результата не дадут… Под копытами Ворона мерно похрустывали камни. Локос развалился в седле, словно в кресле, распустил повод, и позволял коню самому выбрать путь. - Голубь, - указала рукой Кинбред. - Дикая горлица, - стряхнув с глаз челку, не согласился он. - Голубь. Почтовый. По-моему с письмом, - точно так же мотнув головой, заспорила сестрица. - Допустим. - Идет в сторону замка, - уточнила дочь герцога, поглаживая своего гнедого по холке. - Ожидаешь письма? - Не чтобы очень, но… Локос улыбнулся. На последнем королевском приеме Кинбред имела успех у молодых придворных, и, похоже, кое-кто добился успеха у нее… - Покричать? - Да я и сама справлюсь, - очаровательно улыбнулась сестрица, и в небо взлетело звонкое «Ки-ир!» - боевой клич ищущего добычу хищника. Почтовые голуби никогда не были глупы. Крылатый письмоносец не стал высматривать в небесном просторе врага, а сразу же сложил крылья, и, словно сбитый меткой стрелой, рухнул под копыта всадникам – в единственное толковое укрытие от орла или ястреба в просторной долине. Локос спрыгнул с коня и подхватил птицу в ладонь. Пестрый, серо-синий королевский голубь косил оранжевым глазом и покорно вытягивал лапу с футляром. Улыбаясь, юноша снял футляр и бросил его сестре. - Если отцу – не читать, договорились? - Договорились. Кинбред извлекла из тубуса записку, скользнула по ней взглядом и зажала рот рукой. Загорелое лицо побелело. - Ну? - Это отцу… - глухо выговорила дочь герцога. И прочла вслух: - В городе бунт. Зеркальщики громят поместья. Нушрок заточен в Башне смерти или убит, по крайней мере, оттуда не вернулся. Надеюсь на Ваше благоразумие. Клов. Локос прикусил губу. Первый министр Нушрок был жестким до жестокости, почти несносным человеком, но при том – родным братом герцога Лёро, и, соответственно, приходился орлятам дядей. В Орлиный клин он приезжал редко, не чаще раза в год, иногда сам, иногда с единственной и очень любимой дочерью, красавицей Анидаг. С Анидаг близнецы вполне находили общий язык, и немало вместе проказничали, хотя виноваты почему-то при разборе полетов оказывались именно они, а не гостья. Локос знал, что в годы смут Нушрок и отец всегда прикрывали друг другу спину, и вовремя отданным приказом, и словом, и клинком. Сын герцога быстро вычислял в уме: до Орлиного замка три часа езды. Голубь доберется быстрее, но три часа есть три часа. До Башни смерти – еще четыре, то есть от замка – целых семь. Три и семь – это десять часов, не слишком приятная перспектива для пленника. Гораздо менее приятная, чем четыре часа. Отец и старый Год, начальник гарнизона, приучили его возить с собой шпагу и два двуствольных пистоля, всегда вычищенных и заряженных. Локос приучил к тому же сестру. Соответственно, оружие у них есть. Голубя, разумеется, следует отпустить, но как дать знать отцу, куда они направляются? Не царапать же на обратной стороне записки, да и нечем… - Мы едем за дядюшкой? – совершенно верно истолковала сестра затянувшееся молчание. - Едем. Кинбред аккуратно перебросила ему закрытый подвес с письмом, и счастливый голубь унесся в синее небо. - А как дадим знать домой? Это был самый сложный вопрос, но ответ не замедлил появиться из-за гребня холма. Он восседал на могучей гнедой лошади, парусил по ветру синим плащом, и что-то сосредоточенно и громко бубнил себе под нос. - Мастер Нилиф! - Мастер Нилиф! Мастер Нилиф, врач при дворе герцога, замолчал, оглянулся, остановил гнедого и ждал, пока близнецы подлетят поближе. Скорость их перемещения он расценил не совсем верно, поскольку, поправив пенсне на тонком горбатом носу, сразу же спросил: - Кто имел несчастье пострадать, и от чего? Господин Нилиф был едва ли не самым странным обитателем Орлиного замка. Откуда он пришел и как поселился в угловой башне, не помнил никто, даже Год. Высокий, не тучный, но необычайно плотный, с круглыми зелеными глазами, еще больше увеличенными и округленными пенсне, с очень громким и на редкость неприятным басом, Нилиф был потрясающим мастером своего дела. За то время, пока этот странный человек жил при герцоге, в замке никто не умер насильственной смертью или по болезни. Всех, кого довезли до его целительных рук, мастер Нилиф успешно ставил на ноги. Ему были неоднократно обязаны жизнью и герцог, и почти все стражники, и Год, и Локос и даже многие из собак и коней. Поговаривали, что мастер Нилиф и не человек вовсе, а ожившее отражение из волшебного зеркала, или того похуже. - Не мы пока что. Эскулап поднял правую бровь. - Возможно, пострадал министр Нушрок, уехавший к Башне смерти и не вернувшийся оттуда. В городе бунт, - выпалила Кинбред. – Передайте эту весть от нас папеньке, и добавьте вот что: раз уж мы оказались на половине пути к этой башне… - Вы намереваетесь достигнуть ее и прийти родичу на помощь так быстро, как сможете. Я верно понимаю ход ваших рассуждений, господа? - Совершенно верно, - кивнул Локос. - Не сомневаюсь, что средствами защиты и нападения вы обеспечены в должной мере, - кивнул врач, совершенно не торопясь прощаться. – Однако сомневаюсь, что средства лекарственные, кроме простого полотна для перевязки, у вас тоже в наличии. - В полнейшем отсутствии. - Тем более, - строго поднял узловатый палец мастер Нилиф. – А потому извольте получить и запомнить… Он извлек из вьюка спереди на седле свернутую полотняную котомку с длинным тканым ремешком и начал перегружать в нее фляжки, банки, склянки и свертки, сопровождая их длинной и подробной лекцией. Когда котомка распухла так, что едва застегнулась, Нилиф с сожалением покачал головой и передал «лекарственный запас» на любой случай, включая укус ядовитой ящерицы и чуму, в руки Локосу. - Надеюсь, вы будете осторожны и последовательны в своих деяниях, поскольку неосмотрительная спешка ведет к весьма плачевным результатам. - Мы будем осторожны, - согласилась Кин. - И последовательны, - подтвердил Локос. – Тысяча благодарностей, маэстро, и доброго пути. - Доброго пути всем нам, - согласился Нилиф. Впрочем, соглашался он уже в облаке пыли – близнецы, не сговариваясь, послали коней в галоп. Старый врач задумчиво покачал головой, и тронул гнедого с места.