Dead Island Novel

— ЭЙ, ТЫ В ПОРЯДКЕ? Голос Сэма был мягким, однако Джин всё-таки подскочила, резко завертела головой, осматривая всё вокруг. В лунном свете он видел серебристый блеск слёз на её щеках, но уже давно осознавал, как та была расстроена: именно плач пробудил его. Он ещё удивился как звук проник в его подсознание. Когда он, невероятно усталый, наконец-то отрубился на тростниковой подстилке, то подумал, что по меньшей мере землетрясение сможет вытащить его из сновидений. Предположительно, он оказался более подсознательно настороженным, чем осознавал — должно быть, это инстинкт уцелевшего, что-то развившееся в нём самостоятельно за последние пару дней. Он медленно поднял руки, показывая тем самым безобидность своих намерений. Когда Джин не ответила, он промямлил: — Я просто… услышал, как ты плачешь. Думал, могу как-нибудь поддержать тебя. Джин шмыгнула носом и глубоко задышала. Надломленным голосом она произнесла: — Прости, что разбудила тебя. — Эй, нет проблем, — ответил мягко Сэм. — Моя спина всё равно вроде как болит. Этот мат не так хорош в плане удобства. Это оказалось неправдой, но он не хотел заставить её чувствовать себя хуже, чем сейчас. Когда Джин замолчала, он взглянул на открывавшееся ночное небо. В отличие от тех городов, где он бывал, звёзды здесь светили невероятно ярко, а небо переливалось чёрным и довольно глубоким, бархатисто-синим цветом, не разведённым натриевым сиянием уличных фонарей и неоновых вывесок. — Прекрасная погода, — тихо сказал он. Джин не стала никак комментировать. — Эй, ты хочешь газировки или ещё чего? Я просто жажду. Да и Моуэн сказал, что мы можем тут всем распоряжаться. На мгновение был уверен, что Джин откажется, но она дала согласие кротким кивком. Сэм вернулся в дом и направился на кухню; полированный деревянный пол приятно охлаждал голые ступни. Просторный дом Моуэна был на удивление уютным. Лежали яркие ковры на полу, на стенах висели картины племенного искусства в рамочках. Сэмюэль был убеждён, торговец бесспорно неплохо устроился, занимаясь продажей лекарств и оружия, а также различного рода других вещей, добытых нечестным путём. Его дом считался одним из самых больших в деревне и одним из немногих, в котором было электричество. Не то чтобы Сэм доверял Моуэну, но он доказал, что способен быть гостеприимным хозяином. Без сомнения, мотивированный здоровенным финансовым вознаграждением, что обещал ему Райдер Уайт, он позволил всем пятерым отоспаться у него и даже приготовил блюда — отвар из риса и колбасы, который напомнил Сэму о джамбалайе, что делала его мама всякий раз, когда он возвращался домой. На кухне он не стал включать свет. Даже несмотря на то, что все расположились наверху, он не рисковал разбудить их. Схватил пару банок Coca-Cola из холодильника и крадучись пошёл назад через дом в комнату, где устроил спальное место. Пересёк его и выскользнул через дверную ширму на крыльце. Джин по-прежнему сидела на деревянной ступеньке хрупкой сгорбленной фигурой в темноте. — Вот, держи, — предложил Сэм, держа банку. Она взяла её. — Признательна. — Не возражаешь, если я присяду? — Сэм указал на место поблизости на ступеньках. Она пожала плечами, и он уместился, вскрыл шипящую банку. Он глотал газировку и на мгновение, наслаждаясь сладостью, ощутил себя более живым. — Хороша, — сказал он, глядя на Джин, которая отпивала из банки маленькими глотками. За ними порхали мотыльки размером с колибри, ударяясь пухлыми сухонькими тельцами о негромко гудящий светильник на крыльце. После нескольких минут молчания Сэм произнёс: — Странно осознавать, как многое изменилось за последние пару дней, а? Довольно трудно смириться. — Снова Джин едва кивнула ему. — Для меня всё это кажется очень скверным, но я предполагаю, для тебя всё ощущается в сто раз хуже, ведь это твой дом и всё такое. — Джин ничего не сказала, но когда Сэм взглянул на неё, то увидел свежие полосы слёз, текущие по щекам. — Извини, — пробормотал он. — Я не хотел расстраивать тебя. — Ты ничего такого не говорил, — она захныкала. — Это просто… — Он пожал плечами. — Я не знаю… просто хотел, чтобы ты знала, ты не одинока. Я с тобой. Мы с тобой. Если захочешь поговорить, только намекни, ладно? — Она шмыгнула носом и кивнула. — Ладно, — выдохнул Сэм и положил руку на ступеньку рядом, опёрся, чтобы привстать на ноги. — Что ж, думаю, я вернусь в кровать и дам тебе немного пространства. — Он поднялся, она взглянула на него. — Я бы хотела… — сказала слабым голосом. — А? — Я бы хотела поговорить. — Уверена? — Она замешкалась с ответом, потом кивнула. — Ну, ладно, — сказал он, опускаясь обратно на ступени рядом с ней. — Ну, и о чём ты хочешь поговорить? — Джин сделала долгий прерывистый вздох и ответила: — Я думаю о папе, и что он, должно быть, страдает, и как… как несправедливо всё это. — Сэм кивнул, но молчал, не желая прерывать её. — Он хороший человек. Он всегда был хорошим человеком. Заботился обо мне, когда умерла мама, и всегда защищал, а из-за этой… этой болезни, он станет как все остальные. Чудовищем, пирующим на плоти живых… — Она затихла, подалась вперёд и опустила голову на руки, как будто бы наглядно изображая то, что это для неё слишком тяжело. Через мгновение, впрочем, она продолжила: — Я знаю, что хорошие люди болеют и умирают, или попадают в аварии, но это совсем… неправильно. Болезнь заставляет людей быть чем-то отвратительным, чем-то, чего боишься. Она использует людей, и она… она… — Джин прервалась, не находя слов, чтобы полностью выразить весь ужас и отвращение, которые чувствовала. У Сэма никогда не было детей, он никогда даже не думал о том, чтобы завести детей, но сейчас он хотел отечески обнять Джин рукой, чтобы утешить её и дать уверенность, столь явно сейчас необходимое. Он размышлял об этом, но потом засомневался, что это может показаться не столь хорошей идеей. После того, что случилось между ней и теми тремя парнями, она (что не удивительно) стала нервной и замкнутой. Теперь нет сомнений в том, что она будет относиться с опаской и подозрением ко всем действиям по отношению к ней, особенно связанным с какой-либо физической близостью. Он не хотел сделать хуже и предпринимать то, что она может неправильно понять. Поэтому просто сидел рядом, на расстоянии полуметра или около того, и пытался, запинаясь, придать уверенности своим словам. — Я считаю, ты должна понимать, что те существа… заражённые, имею в виду… не люди, которыми они когда-то были. Те люди ушли, мертвы… и всё, что делает нас нами, — он постучал себя по груди, чтобы подчеркнуть свою мысль; — тем самым я имею в виду нашу душу или сущность, или… что-то подобное, скончается, уйдёт туда, куда мы следуем при гибели. И то, что остаётся… тела… они всего лишь марионетки для вируса. Не люди. Просто существа. Не чувствуют любви или боли. Не понимают смеха, красоту или безобразность. Они просто… голод. И всё. Голод и первобытный инстинкт. И если твой папа станет одним из них… ну, это будет больше не твой папа. Просто что-то, что использует кожу твоего отца как… как комплект одежды. Твой папа где-то в другом месте. Там, где хорошо. — У Сэма было ощущение, что он не слишком хорошо изъяснялся. Он хотел спросить Джин, поняла ли она то, что он передал. Но прежде она произнесла: — Я верила в добро. Привыкла верить, что в мире хоть и происходили плохие вещи, но существовал Бог на небесах, кто в конечном итоге всё поправит и воздаст нам. Но теперь я чувствую себя глупой, потому что это так… так наивно. Хочу сказать, какой Бог мог допустить столько страданий? Я знаю, что эгоистична. Знаю, что легко продолжать верить в Бога, когда плохое происходит с кем-то другим. Но… но это то, как я вижу и ничего не могу с этим поделать. Когда-то у меня была вера, а теперь она пропала. — Она снова начала рыдать, на этот раз долго и упорно. Сэм беспомощно смотрел на неё, желая сказать, чтобы она не расстраивалась, что всё будет хорошо, но знал, как это будет звучать ложно. Всё же он пролепетал: — Эй, хочешь обняться? — А потом добавил поспешно: — Никакого давления. Это просто… ну, трудно сидеть и смотреть, как кто-то плачет и ничего не предпринимать знаешь, ли. Секунды она не отвечала, потом кивнула и наклонилась к нему. Сэм обнял её за плечи, осознавая, какой мягкой и нежной она была, прямо как воробышек. Он чувствовал ярость и отвращение при мысли о тех трёх парнях из полицейского участка, что воспользовались её физической слабостью, и раздумывал о том, какой же напуганной и беспомощной она была. Какое-то время они просто сидели, Джин рыдала, а Сэм пожелал защитить её от тех неприятных событий, что уже случились. В конечном итоге, её рыдания закончились, и она затихла, успокоилась. Сэмюэль сперва подумал, что она начала засыпать после такого усиленного плача, когда раздался голос: — Не думаю, что я когда-нибудь смирюсь с тем, что эти мужчины сделали со мной. — Может быть, ты никогда не забудешь этого, но однажды ты научишься жить с этим, — не желая делиться банальностями, ободрил Сэм. — Это просто потребуют больше времени. — Ты не знаешь, на что это было похоже, — сказала Джин, в её голосе послышался намёк на резкость. — Это правда. — Сэм покачал головой. — Но я читал о женщинах, переживших то же самое. И все они говорят, что пройдёт время, когда ты решишь, что больше не дашь плохим парням рушить твою жизнь, что не должна позволить им выиграть. Потому что они того не стоят, и ты тоже. — Они смеялись, когда делали… что они делали со мной, — прошептала Джин. — Они заставили меня чувствовать себя никем. — Попробуй не думать о том, что они заставляли тебя чувствовать, — посоветовал Сэм. — Постарайся не верить в это. Это те ребята — никто, а не ты. Неважно, что они думают. Джин снова погрузились в молчание. Потом она прошептала почти виновато: — Я рада, что они мертвы. — Я тоже рад, — поддержал Сэм. — Такие люди не заслуживают того, чтобы жить. — Проблема в том, что… — сказала Джин. — Они точно мертвы, не так ли? — Они выглядели для меня вполне умершими, — сказал Сэм тихо. — Но если ты переживаешь, что они воскреснут… — Нет, не это, — она вздохнула, — я имею в виду, что таких ещё много. Плохих людей. Людей, которых не заботит то как сильно они ранят других. Кто наслаждается, причиняя боль людям.  — Да, они есть, — сокрушённо сказал Сэм. — Я не собираюсь тебя обманывать и говорить, что их нет. Но ты должна понимать, есть и много хороших. И хороших людей намного больше, чем плохих на самом деле. С чем бы мы ни сталкивались прошедшие несколько дней, в мире всё равно осталось ещё много любви. — Правда, не здесь, — прошептала она. — Эй, спасибо за добрые слова, — сыронизировал Сэм с улыбкой. — Нет, я не это имела в виду. Я хотела сказать… любовь, похоже, отказалась от Баноя, а страх и ненависть захватили здесь всё. — Да, — сказал Сэм тихо. — Похоже, что всё именно так. — Они сидели рядом друг с другом в тишине ещё секунд тридцать, слушая беззаботное щебетание невидимых ночных насекомых. Потом он спросил: — Ну что, ты идёшь с нами завтра? Было некое негласное понимание того, что после похода в лабораторию, все пятеро отправятся в тюрьму на острове с Моуэном на следующее утро. Но Сэмюэль не понимал сперва, счастлива ли была Джин следовать этому плану. Баной — её дом, в конце концов. У неё хватало причин остаться здесь, больше, чем у других. — Наверное, я так полагаю. — Она пожала плечами. — Ты думала над тем, что будешь делать… после? — Она негромко помычала. Возможно, это был безрадостный смех, но это также легко могло быть вызвано уколом боли в её животе. — Как я могу? Всё, что у меня есть — было — находится здесь. Там, — она махнула рукой, чтобы указать на окружающий мир; — я просто не существую. — Ну, как я уже говорил, — пробормотал Сэм, — ты не одинока. Мы будем присматривать за тобой — я, Сянь Мэй, Парна и даже Логан. Тебе нужно какое-нибудь место жительства, деньги, мы приведём тебя в порядок, тебе не придётся беспокоиться об этом. — Спасибо, — благодарно сказала Джин. — Я ценю это, — она зевнула. — Полагаю, мне надо постараться немного поспать. — Тебе и мне, — подсказал Сэм. — Завтра будет ещё один длинный день. — Они встали. Прежде, чем отправиться внутрь, Джин взялась за руку Сэма. — Спасибо, что не врал мне. — Не врал? — Говоря о том, что всё будет хорошо. Потому что далеко не всё в порядке, не так ли? Если эта зараза распространится, всё никогда не станет нормальным снова. — Сэм долго смотрел на неё с мрачным лицом. — Не могу с этим не согласиться, — прошептал он в конце концов.