Taboo to love

Я стою перед доктором Думбартоном и в ярости сжимаю кулаки. Пахнет какими-то химикатами, яркие ткани в темном и мрачном помещении смотрятся чужеродно. Это неприятно. Режет глаз. И раздражает. Запах лекарств и затхлости отодвинут куда-то на периферию, но не исчез совсем. Здесь сыро и неуютно. Здесь и не должно быть уютно. Мне кажется, что Думбартон нарочно лишает это помещение хоть какого-то отпечатка своей личности. Не потому, что чего-то боится. Просто так надо. - Вы должны спасти его! – шиплю я снова. Я готова кинуться на доктора и ударить его по самодовольной физиономии. Я в ярости. Внешне. На самом деле я просто в ужасе от того, что Джеймса забрали в Тауэр. Тауэр. Мрачное и гиблое место. Оттуда не возвращаются. Тауэр. Тюрьма со знаменитыми пыточными камерами и палачами знающими свое дело лучше всех в империи. Тауэр. Мрачна громада, нависшая над городом. Городом, который только и достоин, что этого обиталища смерти. Но Джеймс не часть города! Он не должен быть там. Меня трясет, как в лихорадке. Я смотрю в насмешливые глаза Думбартона и больше всего на свете хочу, чтобы эта самодовольная и самоуверенная ухмылка исчезла с его лица. Сейчас же! Я хочу ругаться и кричать. Я хочу разнести в клочья это место. Я молчу. И разжимаю кулаки. - Почему? – требовательно спрашиваю я. Вспыхивают стекла очков. Мягко, ласково, словно объясняя неразумному ребенку, доктор произносит: - Зачем, моя дорогая? Джеймс Делейни проиграл. Он отработанный материал. И нам он больше не нужен. Мы многое поставили на него. Но он не оправдал наших ожиданий. Его карта бита. Из-за него мы все, и вы в том числе, в опасности. Он всех нас выдаст. Палачи Тауэра очень хорошо знают свое дело, поверьте мне. Мы должны как можно скорее уничтожить следы своего пребывания в Лондоне. И уехать. Исчезнуть. Отправляйтесь обратно в Новый Орлеан, мисс Ормонд. - Черта с два! – бросаю я, - я никуда не уеду без Джеймса! - Вы погибнете вместе с мистером Делейни, - пожимает плечами доктор. - Нет, - твердо произношу я, - Джеймс никогда не проигрывает. - Будьте же благоразумны, мисс Ормонд, - качает головой доктор. И вытаскивает из стола какую-то бумагу. - Прочтите, - произносит он. - Что это? – я даже и не думаю касаться бумаги. - Это договор на передачу Нутки Ост-Индской компании, - отвечает мне Думбартон. Я вскидываю брови. - Что, простите? Мужчина не отвечает мне, он пристально смотрит на бумагу, на которой бегут ровные строчки четких, острых букв. - Я устрою вам встречу с мистером Делейни. А вы уговорите его подписать этот договор. Я вздрагиваю. И невольно подаюсь назад. Теперь я смотрю на бумагу, как на ядовитую змею. Я знаю, что это может спасти Джеймса. Я знаю, что он никогда на это не пойдет. Я знаю, что не могу так предать его. - Нет! – зло бросаю я. – Даже и не подумаю! Доктор пристально смотрит на меня. Его губы сжимаются в одну тонкую линию, черты лица обозначаются резче. От его взгляда мороз пробегает по коже. - Графиня была права, - задумчиво и обманчиво мягко произносит Думбартон, - ваши чувства к Джеймсу Делейни, на которых хотели сыграть наши руководители, лишь мешают вам. Но это было бы еще полбеды. Они мешают и нам. Я стою замерев, пытаясь осмыслить услышанное. Пытаясь сдержать удушливую волну ярости, что поднимается в душе, выжигая все на своем пути и не оставляя больше ничего за собой. Хотели сыграть на чувствах к Джеймсу Делейни. Я до боли закусываю губу. Дура! Самоуверенная дура! Меня использовали. А теперь хотят выбросить. Оставят ли в живых после всего, что я знаю? А знаю я немало. Вот прямо сейчас пойти к мистеру Купу и выдать ему Думбартона и графиню Масгроув в обмен на жизнь и свободу для Джеймса. Я с ненавистью смотрю на стоящего передо мной мужчину, на губах которого вновь играет самоуверенная и насмешливая улыбка. - Даже не думайте предать нас, мисс Ормонд, - спокойно произносит Думбартон. Я невольно вздрагиваю, но смело встречаю его взгляд. - А то что? - А то и вас можно бросить в Тауэр, - произносит доктор. Прищурившись, смотрю на него. Мне не нравится его фраза. Но вовсе не потому, что он мне угрожает. Отнюдь не поэтому. Я думаю о том, что Ост-Индская компания в последнее время на шаг впереди во всей это игре, призом в которой будет Нутка. Я думаю о том, что кто-то информировал их. Я думаю о том, что договор получен неспроста. И это вовсе не способ спасти Джеймса. Спасать его Думбартон не намерен – он сам об этом заявил еще в самом начале нашего разговора. Я думаю о том, что кто-то нас предал, что кто-то всех обыграл. И я почти уверена, что этот кто-то стоит передо мной. - Что вам пообещали, Думбартон? – мягко спрашиваю я. Улыбка не меркнет на губах доктора, но приобретает фальшивый оттенок. Выражение его глаз сложно рассмотреть за стеклами очков. Но мне кажется, что в них появляется беспокойство. Сердце мое пропускает удар. Кончики пальцев подрагивают. Неужели угадала? - Деньги? Земли? Титул? - Не понимаю, о чем вы, мисс Ормонд, - холодно произносит Думбартон. Я усмехаюсь. - А, по-моему, все вы отлично понимаете, доктор. - Вы ничего не докажете, - качает головой мужчина. Он опускает руки. Я предугадываю его дальнейшее действие. И первая выхватываю пистолет. Моя рука дрожит. Сердце колотится, как безумное. На меня смотрит темное дуло его пистолета. Мы замираем друг напротив друга. Доктор больше не улыбается. В комнате повисает тишина, настолько плотная, что, кажется, будто ее можно резать ножом. Я тяжело дышу, по вискам градом катится пот. Мне страшно, как никогда в жизни. Ноги будто ватные. Запах химикатов и лекарств, сырость и затхлость, каменные своды и яркие ткани – все отодвигается на задний план. Есть только я и оружие в моей руке, что приятно холодит ладонь. Есть только темное дуло его пистолета, что смотрит мне в лицо. Наверное, так выглядит смерть. Но умирать я не собираюсь. Не теперь, когда Джеймсу нужна моя помощь. - Будьте благоразумны, мисс Ормонд, - мягко произносит доктор, - мне бы не хотелось идти на бессмысленные жертвы. - На благоразумии далеко не уедешь, - чеканю я каждое слово и нажимаю на спусковой крючок. *** Возле дома меня дожидается одинокая фигура, закутанная в плащ. Я замедляю шаг, присматриваясь к ней. Незнакомые фигуры обычно не предвещают ничего хорошего. Я нащупываю в кармане верный пистолет. Если понадобится, я готова выстрелить средь бела дня на оживленной улице – умирать я не собираюсь. А терять мне осталось так мало. Я подхожу ближе и различаю черты незадачливой актриски – Лорны Боу. Я останавливаюсь перед женщиной, она в волнении сжимает руки. - Мисс Ормонд! - Что вам здесь нужно? – на любезности нет ни времени, ни желания. Я должна придумать, что мне сделать, чтобы спасти Джеймса, а не болтать с этой женщиной. - Мне, - ее голос прерывается, потом она улыбается уголком губ. О как же я ненавижу все эти улыбки с некоторых пор! Я враждебно смотрю на нее, нервно постукивая носком туфли по земле. И это не укрывается от ее взгляда. - Что вам здесь нужно? – повторяю я. - Помочь Джеймсу Делейни, - твердо произносит она и протягивает мне письмо. Я вижу угловатый и неровный почерк. Прежде чем прочитать, бросаю взгляд вниз. Подпись: Джеймс. Я поднимаю глаза на Лорну. - Что здесь написано? - Прочтите, - пожимает она плечами. Я стискиваю зубы. Мимо проезжает карета, отчаянно грохоча. Пробегает с воплями стайка мальчишек. Какие-то девицы, оглушительно смеясь, останавливаются в паре шагов от нас. Весь этот шум внезапно становится таким четким и громким, что мне почти физически больно его слушать. Я заставляю себя сосредоточиться на содержании письма. Джеймс просит Лорну забрать у графини Масгроув письмо, обеспечивающее безопасный проход через американскую блокаду, а так же коды для флагов. Я сминаю письмо в руке. - При чем здесь я? – не своим голосом говорю я. Усмешка на губах женщины становится шире. - Мне – простой актрисе – не так-то просто добиться приема у графини. А вы, как я слышала, вхожи к ней в дом. Я пристально смотрю на Лорну, гадая, что ей известно. Шум на улице становится все громче: грохот и крики, смех и разговоры, шуршание колес и цокот копыт. Нестерпимо болит голова, лицо мисс Боу отодвигается на задний план. Если Джеймс просит рекомендательное письмо, значит, он уверен, что выйдет из тюрьмы. И, кроме того, уверен, что у него будет корабль. Я вспоминаю свои собственные слова: Джеймс никогда не проигрывает. В голове вспыхивает картинка: выстрел, дым, боль в руке. И залитое кровью лицо Думбартона. Меня тошнит, сырой воздух Лондона с трудом входит в легкие и выталкивается обратно. Голова кружится, и земля под ногами больше не кажется надежной опорой. - Мисс Ормонд? – в голосе Лорны полно искреннего и неподдельного беспокойства. – Мисс Ормонд, вы в порядке? Вы так побледнели. Перед моим лицом оказывается флакончик с нюхательными солями. Я вдыхаю резкий запах, в голове проясняется. - Я все достану, - глухо произношу я, - ждите меня в доме Делейни. *** Я сижу перед Женевьевой, ощущая себя никчемной и глупой девчонкой. А она выговаривает мне. И выговаривает. И выговаривает. Ее уверенный насмешливый голос въедается в мозг, оставляя лишь одно желание: зажать уши руками и сбежать. Она говорит о том, что я предала их дело, что мои наниматели будут недовольны, что я должна быть благодарна стране, что приютила меня. Я больше не могу смотреть на ее усмешку. Слишком много этих кривых улыбок за сегодняшнее утро. И я не выдерживаю. - Хватит, Женевьева, - тихо произношу я. В моем тоне есть что-то, что заставляет графиню умолкнуть на полуслове. Она смотрит на меня почти со страхом. Я стискиваю зубы. Нервы мои, как натянутые канаты. Я оглядываю светлую, помпезно обставленную комнату. Яркий солнечный свет лежит на лице графини, безжалостно выхватывая мельчайшие изъяны кожи. Ее руки нервно сцеплены, она больше не размахивает ими, жестикулируя, убеждая меня. В том, что я должна бежать, что я должна оставить Джеймса. - Вы можете бежать куда хотите и когда хотите, Женевьева, - произношу я, - но я хочу получить рекомендательное письмо. - Нет! – бросает мне графиня. - Почему? – мягко спрашиваю я, готовая кинуться и придушить ее собственными руками. - Потому что оно может оказаться в руках наших врагов, - нервно бросает графиня. - Джеймс Делейни не враг нам, - произношу я. - Он в Тауэре! – почти кричит графиня, - он никогда не выйдет оттуда! В ушах тоненько звенит. Комната плывет перед глазами. Лицо графини искажается, ломается, словно отражение в кривом зеркале. Я закусываю губу в надежде, что боль меня отрезвит, но нет. Я плыву в удушливой злобе, что не дает мне трезво мыслить. Обивка кресла под моей рукой жесткая и горячая. Свет, бьющий в большие окна, слепит глаза. Пылинки танцуют в воздухе, насмехаясь надо мной. Я не обладаю должной выдержкой. И никогда не обладала. Что-то рвется в сознании, выплескиваясь наружу, затапливая меня, как волны ледяной и мутной реки. Щелчок взведенного курка. Я могу дышать. Графиня смотрит на меня полными ужаса глазами. Я криво усмехаюсь. - Живо, - сухо бросаю я, - письмо. - Ты не сможешь…- хрипло выдавливает из себя Женевьева. - Уверена? – я прижимаю пистолет к ее лбу. Она вздрагивает. - Хорошо, - тихо произносит она. Я опускаю пистолет, графиня идет к бюро, достает ключ, а потом вдруг кидается к двери. Я выстреливаю. Оглушительный звук эхом отражается от стен. Кажется, что чуть дребезжат стекла. На красивой обивке уродливо чернеет след от пули. Графиня сползает по стене глухо рыдая. Мне ее не жаль. Я подхожу к ней и выхватываю ключ из ослабевшей руки. Ящик бюро открывается с противным скрипом. Я роюсь в бумагах, сминая их и бросая прямо на пол, ни о какой аккуратности не идет и речи. Наконец, я нахожу то, что мне нужно. Я прохожу мимо скорчившейся на полу Женевьевы. Она больше не плачет, но и вставать не спешит. На мгновение острая жалость просыпается во мне. В конце концов, она не виновата в том, что произошло. Я присаживаюсь рядом с ней, осторожно касаюсь ее волос. Графиня вздрагивает, она часто дышит, как от страха. Я усмехаюсь. - Уезжайте, Женевьева. Как можно скорее.