Моё скрытое желание

Цъери, кажется, сразу же останавливается. Всякое движение прекращается, но буквально сразу же возобновляется вновь. — Бессмертие? — она хмыкает, а следом начинает. — Человек не может получить его. По своей природе человек очень жаден и неблагодарен. Разве он будет рад бессмертию? Да что он сможет сделать? Разве что пытаться убить себя, — Цъери грустно смеётся и замолкает. Природа издаёт все более странные звуки. Похоже, будто она высмеивает меня. Разве вы не видите? Приглядитесь же! А пока я слушаю. Всё шумит и гудит, моя голова в том числе. — Слушай, — произношу почти глухо, — а ты когда-нибудь думала получить бессмертие сама? Ноги предательски прекращают шаркать о землю и о вот, снова, всё вокруг пытается превратить меня в шута. Тишина почти что глушит, но я не думаю, что хочу прервать её. То есть не думаю, что смогу осмелиться. Кажется, прямо в этот момент, мир решил отдохнуть, сейчас вот-вот сделает вдох, да, как это делают все вокруг — и выдох. Долгий такой, протяжный. Пытаюсь сосредоточиться на своём дыхании и делаю глубокий вдох. В голове представляю, что в этот самый момент всё живое дышит так же. Я не властитель, я такой же как они, такой же живой. Выдох сделать не успеваю, потому что мои мысли быстро прерываются, но успокоиться немного удалось. — Не думаю, что в бессмертии есть выход. Я живу, перерождаясь. Я живу, отдавая всю себя этому миру и буду делать это жизнь за жизнью. Да, я не помню, кем была в прошлом, но знаю, кто я есть в настоящем. Моя работа — защищать этот лес и поддерживать его сейчас. Всё, что я точно знаю — это нежелание жить вечной жизнью, — голос её звучит слегка грозно. Похоже на будущего вождя, который только учится быть этим самым вождём. — Ммм, — только понятливо удаётся хмыкнуть мне в ответ. Снова погружаюсь в себя. Было бы, впрочем, неплохо узнать, кто я? Зачем я здесь? Раз каждый, кого я встречаю, удивляется, что я человек, значит люди тут не живут. Тогда кто? Чёрт! Ну что ж за напасть такая? Мало того, что ничего не помню, так ещё и не вижу ничего. Хотя, мало помалу, неприятная резь в глазах отступает. И то хорошо. — Можешь мне немного рассказать о своём мире? — быстро задаю вопрос я и ускоряю шаг. — С чего бы тебе начать, — тёплым голос говорит Цъери, кажется, улыбаясь, — наш мир, можно сказать, как проводник для людей между адом, раем и вашей планетой. Мы помогаем понять, куда стоит отправить человека после его прожитой жизни. О, по сути, на нашу планету высшие силы взвалили все самые тяжёлые обязанности. Конечно, против всех людей ничего не имею, но всё же бывают трудности с некоторыми личностями. Как же хорошо, что я занимаюсь очисткой леса, так то мне редко удаётся сталкиваться с людьми напрямую, но сколько же историй приходилось слышать! Знаешь, пожалуй, из всех с кем я сталкивалась, ты самый, — некоторое время она подбирает слово и следом выдаёт, — нормальный! — Ну, э, спасибо, — не особенно у меня получается произнести благодарность. — Так почему ты здесь? Ты умер? — неожиданно задаёт она вопрос в лоб и продолжает, — обычно, те кто умирают, в лес не попадают, в лес из людей никто не попадает, так кто ты и почему ты здесь? Почему ты слеп? — О, я бы, клянусь, хотел знать это. Не имею ни малейшего, черт возьми! Понятия! — я запинаюсь за какой-то корень дерева и чуть ли не падаю, но что-то мягкое не даёт мне упасть и возвращает на место. — Нужно быть осторожнее! — восклицает Цъери и говорит, что нужно держаться ближе к ней. — Спасибо, — беспокойно отвечаю я, — это так странно, всё это так странно. — То, что твои ноги запинаются о каждую травинку? — девушка смеётся, чувствую её взгляд на моём лице, но когда то не выражает эмоций, кажется, она успокаивается. — Нет же, я конкретно влип. Не знаю, почему здесь. Не знаю, кто я! Не помню ничегошеньки! — кричу последнее предложение так, что слышно становится, как с ближайшего дерева разлетаются все живые существа. — Это правда пугает, я хотел бы знать, кем я был, кто я есть. Может это всё обычный сон? Как это бывает? — голос надламывается, но держусь. — Мы обязательно разберёмся в этом, обещаю тебе, — она делает голос как можно мягче, пытаясь приободрить, будто собственное дитя. Её ребёнок весело скачет рядом, то и дело Цъери подзывает его, чтобы знать точно, что он в порядке. Дальше мы идём, не разговаривая. Но это совсем не значит, что в тишине. В моей голове так много мыслей, а в лесу так громко шумят деревья, так громко летают птицы, различаю каждый шорох крыла и каждый «боевой» клич. Ох, кажется, я только что слышал, как мимо меня пролетела целая стая мошек. Ладно уж, пожалуй, не всё так ужасно. Кто знает, может могло быть и хуже. Идём дальше, становится жарче, тело будто начинает гореть. Погода сегодня решила показать, на что она способна. Моя проводница предлагает пройти к ручью, говоря, что там должен быть ветер и прохлада. Я соглашаюсь, сейчас это не помешает. Мы почти спокойно идём дальше, я уже изредка спотыкаюсь, думаю, воздух становится слаще, звуки громче. Всё словно пытается жить. Спустя какое-то время, не имею понятия, сколько именно прошло, но дикая жара отступает. Цъери говорит, это потому, что мы подходим ближе к реке. В воздухе витает приятный сладковатый запах. — Что ж, теперь можно и передохнуть, наверняка ты устал, — и следом она обращается к своему ребёнку на другом языке. Как раз на том, что пел тот странник, которого я встретил в лесу. — Этот язык мне знаком, я слышал его раньше от местного жителя, который пытался посадить меня на цепь, — делаю паузу и улыбаюсь, — могу я узнать, что это за язык? — На цепь? Какой ужас! Ты успел убежать? — восклицает она и замолкает, пропуская мой вопрос. — Главное, что я выбрался, тем более, ты залечила мои раны. Думаю, мне повезло, кажется, людям здесь не особенно рады. — К сожалению, люди здесь успели натворить немало бед. О, о них лучше тебе не слышать, это совсем неинтересно, — девушка сразу прерывает мой возможный допрос, повышает голос и становится серьёзной, — ах, да, ты спрашивал про язык, это очень древний язык, который учат почти все здешние обитатели. Ещё с самого создания нашей планеты он использовался как международный и межвидовой. Но сейчас, так как многим приходится пересекаться с людьми, мы с самого рождения учим язык Земли. Так-так, здесь осторожнее, мы уже совсем рядом, смотри не оступись, — меня извещают о приближении к ручью, на что я даю утвердительный ответ и благодарю проводника. На самом деле плеск воды я слышал ещё задолго до того, как мы пришли. В последнее время я лучше слышу, существенно, причём. Река. Этот запах, нежный аромат, я уже чуял его раньше. Такой приятный запах, будоражащий воображение. Нога слегка касается воды, проваливаясь в бездну, и я уже ничего не слышу, только резкий плеск. Чувствую этот сладкий запах, кажется, будто он застрял у меня в голове, во всём моём теле. Я полностью им пропитался. Тело начинает расслабляться, при этом становится прохладно. Это не плохо, нет, даже приятно. Вижу новые картинки, словно кадры старого фильма. Откуда я вообще могу это знать? Просто помню. Чувствую, как куда-то иду. Здесь всё такое зелёное, очень красиво. О, я вижу, очень отчётливо вижу. Нет! Нет! Почему мне так грустно? Что творится? Почему на моей душе такая тоска? Я вижу размазанные лица, они смотрят все на меня, знаю точно. Но что это? Совершенно не управляю своим телом, я как сторонний наблюдатель. Иду туда, куда меня ведут и смотрю, смотрю. К горлу подступает комок. В моих руках какие-то цветы, это тот самый запах у реки, точно он. Подхожу к каменной плите и по моим щекам текут горячие струйки. Я плачу? Мне ужасно больно и…стыдно? Стираю слёзы рукой, кладу цветы, что-то проговариваю в своей голове и встаю. Поворачиваюсь к толпе и различаю лицо одной женщины, может быть лет пятидесяти. Она протягивает ко мне свои руки, точно знаю её. Женщина крепко обнимает меня, и я мякну в её руках. «О, мама, мама,» — надрываясь, говорю я, еле сдерживая комок, «мне так жаль, так жаль, она не должна была умирать». Женщина гладит меня по спине, успокаивая, совсем не плачет, но кажется, ей в разы тяжелее, чем мне. Она тяжело дышит, пытаясь себя успокоить. Запах цветов становится ярче, проникая в каждую клеточку меня, боль становится просто невыносимой. Эта боль внутри разъедает и высасывает живое. Всё растворяется, теперь я сижу на диване, он одинокий, такой же как я, стоит, придвинутый к стене. Рядом находится серая тумба, напротив серый телевизор, под ногами того же цвета ковёр. В комнату входит та самая женщина, но уже в другой одежде. Она надела яркое платье, её волосы ярко-рыжего цвета, такие ослепляющие, в этом сером доме она словно искра. Входит с подносом серой еды, слегка улыбаясь вымученной улыбкой. «Тебе нужно поесть, Марк» — ставит на тумбу съестное и садится на диван, почти близко. «Ты не мог ничего сделать,» — устало говорит она. «Я бы тоже хотела, чтобы она была жива, о, милый, я бы так хотела снова её увидеть. Но мы не можем, с нами её нет, мы должны справиться с болью и жить дальше. Мы должны», — голос надрывается и она закрывает лицо ладонями, тихо всхлипывая. Убираю ладони с её лица и беру одну руку в свою. «Всё будет в порядке. Всё будет», — почти не веря сам себе, говорю я. Женщина улыбается и сейчас так тепло, мне не хочется, чтобы это кончалось, как же хорошо. Внутри всё ещё сидит этот несчастный комок, но мне не так больно. Боль уходит на второй план, я слышу слегка уловимый голос. Это Цъери. Но зачем она зовёт меня? Что-то случилось? Вдыхаю и чувствую, как лёгкие наполняет вода. Открываю глаза, едва различая что-то над свей головой. Ко мне приходит осознание, я в чёртовой воде. Да какого ж художника? Тело не слушается, руки с ногами совсем окоченели и болтаются рядом со мной, как стебли растений от ветра. Чувствую, как рывком тянет наверх и следом я начинаю сильно кашлять, получаю удар по спине и готов прямо сейчас выплюнуть все, мать их, лёгкие. Я дышу, дышу, снова этот запах цветов. Хватаюсь за свою спасительницу и дышу так, будто не дышал тысячу лет. Воздух, как приятно снова дышать. — Я не должна была оставлять тебя, мне так жаль, — она говорит это, почти плача. Нечто мягкое находится возле меня, как шерсть кошки. Пребываю в полном шоке, значит ли это, что я чуть не погиб? Она спасла! Меня окутывает душевная боль, я кого-то потерял, кто-то в моей жизни умер и со мной могло произойти то же самое. Значит ли это, что моя мама где-то плачет и по мне? Но кого я потерял? Почему же так тяжело и так больно? — Меня…меня зовут…Марк, — к сожалению, это всё, что я смог сейчас из себя выдавить. Дальше не получается. Голова раскалывается, тело адски болит и предательски так грустно. Закутываюсь в тёплую шерсть и реву как ребёнок, содрогаясь всем телом. Никаких вопросов, Цъери гладит меня по спине и начинает петь. Это очень успокаивает. Сейчас я очень благодарен. Безумно благодарен.