Indulgence

      В ЛА Адам возвращался сам не свой. Слова Томми эхом отдавались у него в голове. Видеть кого-либо сейчас певцу совсем не хотелось. Ещё перед тем, как выехать из Бёрбанка, Ламберт набрал номер Томми Джо, сам не понимая, что ещё он мог ему сказать, и что ещё надеялся услышать от него, но холодный металлический голос, раздавшийся в телефоне, бесстрастно сообщил Адаму, что абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. По возвращении Адам отправился в свой дом, совершенно позабыв о том, что может наткнуться там на Саули, ведь ключи тот ему до сих пор так и не отдал. В особняке было пусто и тихо, лишь бар встретил Адама звоном бутылей с виски и текилой. Взяв одну из них, Адам глотнул прямо с горла, закашлявшись от резкой, горячей волны алкоголя, обжегшей горло. Поставив её на стол в гостиной, он сел на свой огромный диван, окунувшись в мысли о Томми Джо. Абсолютно определённо тот дал ему понять, что со своей дороги не свернёт, и что Адаму там очевидно нечего ловить, но смириться с этим так просто Ламберт не хотел. Хлопок входной двери вывел Адама из его зависшего состояния и заставил обратить взоры на своего нежданного посетителя. Это был Саули, тоже явно неожидавший увидеть здесь Адама. Он уже открыл было рот, чтобы издать иронический смешок и уколоть певца побольнее, но остановился на полдороги, увидев с какой тоской и мукой во взгляде тот посмотрел на него. — Я сейчас уйду… Только заберу свой ноутбук. Хорошо, что ты здесь. Заодно и ключи отдам тебе сразу, — Саули прошёл в комнату, на ходу обратив внимание на открытую бутылку виски, стоящую на столе, — Пьёшь в одиночестве?! Что же так всё грустно, мм? — Он даже остановился и присел рядом с Ламбертом на диван. Несмотря на всё произошедшее между ними, Адам был Саули далеко не безразличен, а сейчас от одного взгляда на певца у финна заныло сердце. Разумеется, он не был в курсе того, что происходит у Ламберта, но сейчас понял, что, вероятно, в его жизни произошло что-то действительно печальное. — Саули, ты пришёл за своей вещью… забирай её и уходи. Пожалуйста. Я не хочу никого видеть, ни с кем разговаривать, и тем более с тобой, — Ощущение было такое, что Адаму каждое слово даётся с трудом. От этого тона у Саули внутри всё похолодело. Против собственной воли, позабыв даже об оскорблении, нанесённом Адамом его самолюбию, Саули придвинулся ближе к Ламберту и произнёс уже без всякого сарказма, — Адам, у тебя всё в порядке? Все живы? Все здоровы? Ты на себя не похож. — Не ты ли обещал мне недавно, что сделаешь так, чтобы у меня всё было очень плохо?! Так радуйся, месть свершилась даже без каких-либо усилий с твоей стороны, — Адам глотнул ещё раз из своей бутылки и откинулся на диван, прикрыв глаза. — Да, я обещал. Ты обидел меня жестоко. Ты же не рассчитывал, что после этого я буду обещать достать для тебя звезду с небес?! — Я всего лишь был честен с тобой. Неужели тебе было бы лучше оставаться со мной и понимать, что я не испытываю к тебе прежних чувств?! — Адам повернулся к Коскинену, смотря на него вполглаза и продолжая отхлёбывать виски из своей бутыли. — Нет, не лучше. Я не знаю, что у тебя произошло, но мне больно смотреть на тебя такого. Да. Я думал, месть будет сладка. Но веришь ли, мне что-то совсем не радостно сейчас от твоего вида, — Саули не лукавил, говоря это. Ему вдруг захотелось обнять Адама и пообещать ему, что всё будет хорошо, что бы там ни случилось. Всё-таки Ламберта он любил, и это было в нём сильнее всех негативных чувств. — Саули, давай не будем обо мне. Прошу тебя. Не ожидал от тебя таких слов. Спасибо, что не пытаешься меня добить, но продолжать этот разговор я не хочу… Пожалуйста, давай расстанемся на этой позитивной, если можно так сказать, ноте. Ключ можешь оставить на столе, когда будешь уходить. Всего хорошего тебе! — Адам поднялся и, прихватив свою бутыль, отправился наверх в свою спальню, оставив Саули одного в гостиной. Поняв, что на контакт Адам не пойдёт, Саули забрал то, за чем пришёл, и бросив на стол ключи, исчез за дверью дома Ламберта, теперь исчезнув и из его жизни. Мстить певцу финну больше не хотелось. Он принял то, что иного выбора, кроме как вычеркнуть Адама из своей жизни и забыть его, у него нет. Да, забыть было самым тяжёлым. Перестать мучиться от неразделённых чувств — тоже. Но для себя Саули твёрдо решил приложить к этому все усилия, по дороге к отелю, номер в котором он снял, позвонив в агентство и заказав билет в Хельсинки в одну сторону на этот вечер.       Этим же вечером до Адама не смог дозвониться никто и, не дождавшись его у себя дома, Айзек рванул к нему. Дверь была не заперта, Карпентер зашёл в дом беспрепятственно, найдя Адама в его спальне, лежащего на кровати в застывшей позе. Рядом с ним стояла почти пустая бутылка виски. Увидев такую картину, Айзек сразу понял, что произошло. Слишком хорошо он знал Адама, чтобы догадаться обо всём за секунды. Он приблизился и сел на край кровати, тронув друга за руку, но Адам остался безучастен к этому прикосновению, продолжая смотреть в одну точку. — Только ничего не говори мне, Айз… Я и сам всё прекрасно знаю, — Айзек был немало удивлён, что после такой ударной дозы виски, его друг практически трезв. Очевидно, нервы Адама были натянуты до максимально возможного предела, и даже алкоголь его сейчас не брал. — Адам… что ты намерен делать дальше? Неужели сдашься вот так просто? — Я не знаю, Айз… Я не знаю, что мне дальше делать, — Адам поднялся и сел, подняв на Карпентера замутнённые невыразимой тоской глаза, — Он сказал, что выбирает бога… Наверное, мне не остаётся ничего другого, как только это принять, и любить его просто так, без всякой надежды… просто быть рядом без возможности подойти ближе хоть на шаг, — Айзеку казалось, что Адам не удержится от слёз. Так мучительно давалось ему каждое слово, — Я поеду в Бёрбанк завтра снова. Я должен поговорить с ним ещё хоть раз. Я нравлюсь ему, я же чувствую. Почему, Айз? Почему он так хочет от этого уйти и спрятаться в стенах церкви? Почему? — Адам, я не думаю, что церковь — это способ спрятаться от жизни. Скорее всего, до встречи с тобой он действительно верил, что его жизнь предназначена для служения богу. Я вижу, ты эту веру в нём поколебал, но ему страшно свернуть с этой дороги. Только, боюсь, он так и будет отвергать тебя, — Айзек вздохнул, в порыве дружеского сопережевания обняв Адама за плечи. — Я должен его убедить… я должен, Айз, — Адам повторял это, как мантру, а Айзек просто не знал, как, чем он может помочь Адаму, и сам мучаясь от собственного бессилия. На эту ночь Айзек остался у Адама, не желая оставлять друга наедине с самим собой.       Всю последующую неделю Адам ездил в Бёрбанк, в надежде ещё хотя бы раз поговорить с Томми Джо. Каждый раз Томми удавалось избежать встречи с Адамом, но Адам не сдавался. Наконец Ламберт смог буквально заловить Томми на его пути домой уже поздним вечером в один из дней, и Рэтлиффу ничего не оставалось, как поговорить с певцом снова. — Ты даже номер телефона поменял, Томми. Неужели я так противен тебе? — В голосе Адама звучала горечь, — Прости… ради бога, прости… я несу какую-то чушь, — Адам издал вымученный вздох. — Я просто не включаю телефон. В сущности, он мне почти без надобности, — Тихо произнёс Томми Джо, — Зачем ты здесь, Адам? Мы ведь уже всё выяснили. — Томми, мы выяснили далеко не всё. Посмотри мне в глаза? Посмотри и скажи, глядя прямо мне в глаза, что ты ко мне равнодушен? Но если уж мои чувства к тебе невзаимны, пусть так… но хотя бы подумай о карьере музыканта, Томми, прошу… Я тебя просто умоляю, хотя бы подумай об этом. Я не могу смириться с мыслью, что ты просто похоронишь свой талант. В конце концов, чтобы любить бога, необязательно становиться священником. Никто не мешает ходить в церковь, когда есть потребность. Томми, пожалуйста… — Адам готов был на колени упасть перед стоящим прямо на дороге напротив него Томми Джо, лишь бы Томми пообещал подумать над его словами. Но Рэтлифф лишь потерянно молчал, глядя на Адама из-под своих длинных ресниц. Он снова чувствовал, что начинает теряться в полном любви взгляде синих глаз. Его тянуло к Адаму почти также неудержимо, как и самого Адама тянуло к нему. Но признаться в этом Томми панически боялся даже самому себе. Адам же в непосредственной близости от Томми Джо потерял всякий самоконтроль. Он двинулся вперёд, вплотную подойдя к парню, и привлёк его к себе, обхватив за талию одной рукой, а другой — ласкающим движением коснувшись его щеки. Не отрывая от глаз Томми влюблённого взгляда, Адам произнёс уже тише, но вложив всю силу своих чувств в эти слова: — Я люблю тебя, Томми Джо. Я люблю тебя… и я готов за тебя бороться даже с самим господом богом… — Адам прижал к себе Томми, обняв его обеими руками, и поцеловал уже гораздо смелее, чем в первый раз. На этот раз Томми по-настоящему увлёкся, отвечая на этот поцелуй с таким же пылом. Не имея никакого, даже маленького, опыта поцелуев за всю свою сознательную жизнь, Томми погрузился с головой в эти ощущения, не оставив в Адаме больше ни тени сомнения в том, что его чувства взаимны. Но и этот, поистине волшебный, для Адама момент Томми Джо прервал сам, с, удивительной для своего хрупкого тела, силой отстранив от себя певца и отскочив как можно дальше от него. — Нет, Адам, нет… я не могу… не могу, понимаешь? Для меня уже всё решено… Не приезжай сюда больше, не ищи меня… не мучай самого себя, Адам. Я должен стать священником. Я шёл к этому всю свою жизнь. Это моё призвание, это мой путь в жизни… Мы не должны больше видеться… Никогда! Прости!!! — Томми убежал и скрылся за дверями общежития, не дав Адаму даже опомниться от этих слов. И в этот момент Ламберта объял по-настоящему панический страх того, что Томми действительно видеть его больше никогда не захочет.