…Растут стихи, не ведая стыда… «Тайны ремесла», Анна Ахматова
- Сорок семь, - произнёс именинник, глядя сквозь бокал. Тони твёрдо решил надраться белым сухим и уже достиг немалых успехов. На это указывали и плывущий взгляд, и резкая смена эмоций, и растрепавшийся хвост. Рю помнил Чеккарелли ещё жгучим брюнетом, а теперь седых волос было больше половины, но от причёски до сих пор веяло безумием конца восьмидесятых. - Разве это плохо? Юмико предупреждала, что Тони привёз из Таиланда пищу для размышлений. «Пища» выглядела аппетитно. Голос звучал мелодичнее мужского, но Рю мог поклясться, что накачанные икры, обтянутые тонкими капроновыми колготками, точно не женские. Тёмно-красное коктейльное платье с высоким вырезом подчёркивало грудь Сомйинг, но не давало никаких ответов на вопрос, что же скрывается внизу. - Тони иногда драматизирует, когда выпьет, - Рю щёлкнул зажигалкой. Обычно он не позволял себе больше двух сигарет в день, но сегодня пошёл на поводу у слабости. Сомйинг прищурилась как заговорщица. Рю выпустил дым. Совершенно точно это был парень. Любопытный, артистичный и очень, очень красивый. Всё ему шло. Даже вечерний макияж. - А ты почему не пьёшь? - Жду Юмико. - Твоя подружка? - Моя… крёстная фея. В Маленьком Токио известную актрису почтительно называли не иначе как госпожой Коямой, зная о том, какие люди благосклонны к её таланту. Хотя Юмико была ровесницей Тони, господин Сугияма до сих пор высоко ценил встречи и разговоры с ней. Безусловно, винить во всём следовало соблазнительную родинку на левой щеке. И совсем немного – чудовищное чувство юмора, которое тяжело заподозрить в утончённой японке. Много лет назад именно Юмико посоветовала Тони обратить внимание на одного конкретного мальчишку, хотя пробоваться на роль трудного подростка в «Отроке» пришло несметное множество парней. Рю было почти двенадцать. С тех пор он снялся во многих фильмах, тяжёлых и не очень, удачных и откровенно провальных, но всех его героев отличало мрачное очарование. Рю Каваками отлично играл людей с двойным дном, убийц, психопатов, отморозков, бандитов, наркоторговцев, сутенёров, плохих копов и злых колдунов. В конце концов ему это не то чтобы надоело, но просто он смертельно, нечеловечески устал и уцепился за первую попавшуюся возможность изменить свою жизнь: разрушил её. К своим тридцати четырём годам Рю успел побывать на заоблачных вершинах и на глубочайшем дне. Голливуд знал немало таких историй: здесь всегда кто-то поднимался, а кто-то падал. Рю не был исключением. Он не питал надежд, что после ряда скандалов, после разрыва нескольких выгодных контрактов, после пяти лет без съемок кто-то захочет иметь с ним дело. Что после трёх лет молчания о нём вообще кто-то вспомнит. - Рю? - Да? – он сфокусировал взгляд на Сомйинг. - Ты любишь говорить о фильмах, в которых снимался? – она весь вечер поигрывала бокалом, но выпила не больше трёх глотков. – Извини, я не молчунья. - Пожалуй, не сегодня. - Ты ведь не скучный парень. - Откуда ты знаешь? - Пока жила в Пае, была главой твоего фан-клуба. - Врать необязательно, - заметил Рю. - Честное слово! – она приложила руку к груди. – Мне только-только стукнуло пять, когда сестре подарили диск с «Даром зверю». Мы его, наверное, раз сто посмотрели. Потом я организовала фан-клуб. Там кроме нас с сестрой ещё состояли Пу, Майкл и Фасолина. Мои хомяки. Он всё-таки засмеялся. Сомйинг просияла. - Ладно, давай о чём-нибудь поговорим. - Что это за место? - Это? – Рю огляделся. – «Фудзи». У неприметного ресторанчика в Маленьком Токио был ещё и общий зал, но даже туда заглядывали только свои, если не считать редких случайных туристов. Юмико говорила, парни из синдиката за этим следят. - Тут такого типа в коридоре видела, - она понизила голос. – Бр-р! - У местного шеф-повара, - Рю задумался, как рассказать, чтобы потом не расхлёбывать, - хм-м… тоже есть свой фан-клуб. - И часто здесь бывают? - Почти всегда. Их… м-м… президент от местного рамена без ума. - Обалдеть. - Рю, - Тони неожиданно вернулся из страны алкогольных грёз, - может, снять трилогию? «Адель» была про лесбиянок, но к идее транссексуальности, - он сделал широкий жест в сторону Сомйинг, едва не выбив из её рук бокал, - Америка пока не готова. Что, если между этими двумя фильмами снять ещё один? - Про геев? – Рю поднял брови. - Старо как мир, знаю. Но знаешь что хуже? У меня нет идей. Совсем. - Ты что-нибудь придумаешь. - Мне сорок семь, - повторил Тони. - Это мы уже слышали, - хихикнула Сомйинг. - Пусть их разлучат в юности, - прислонившись к стене, Рю закрыл глаза, - или они случайно встретятся во время семейного отдыха на пляже, или пусть один будет очень молод, а другой слишком стар, или… Можно было нести любую чушь – порой мозги Тони начинали генерировать идеи просто из чувства противоречия. - Полный отстой. В этот драматический момент сёдзи сдвинулись, и к ним вошла Юмико, на ходу снимая солнцезащитные очки. Сегодня она оделась просто: пуловер, джинсы, удобные ботинки. - Ты начал пить без меня?! - Я потерял вдохновение! - Потому что открываешь бутылку без своей музы! – Юмико окинула компанию пристальным взглядом. - Ваше уныние заставляет меня стареть. - Чеккарелли не может придумать сюжет, - Рю усмехнулся. - Про геев, - добавила Сомйинг. - Вот как? Беда-беда. Рю-чан, ты должен ему помочь. - Он уже отмёл все мои идеи. - Они депрессивные, - Тони снова взмахнул рукой, - как тысячи других историй про геев! Ты гениальный актёр, но совсем не чувствуешь, куда дует ветер. - Удивил. Рю достал ещё одну сигарету. - Что там у тебя? – Юмико села рядом. Он развернул чёрную пачку надписью «YoungWest». - Ого! Не думала, что в Калифорнии кто-то ещё курит это дерьмо. - Вкус детства, - Рю даже не пытался скрыть улыбку. - Поговори-ка мне! - Угощаю. - Каким хорошеньким мальчиком ты был, Рю, - она прикурила прямо от сигареты и тоже откинулась назад. - Ты, вроде, хорошо меня знала. - Я сказала «хорошеньким», а не «хорошим». Свой характер ты всегда демонстрировал, не стесняясь. Теперь в этом нет нужды. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, кто ты такой, - Юмико покачала головой. – Ох, сто лет «YoungWest» не курила… Так о чём вы там? Тони снова ноет? - Тони празднует сорок седьмой день рождения, - проворчал он, наполняя её бокал. – Рю? - Не хочу. - Не выпьешь с нами? - Не хочу пить вино. Мы же когда-нибудь перейдём на что-то покрепче? Вот тогда и поговорим. - Всего лишь сорок седьмой, Тони. Не будь размазнёй! - Сейчас это модно. Модно быть добреньким. Даже не простым парнем, нет. Модно быть слабым человеком без личного мнения. Беззащитным. Как будто идеи глобализации и толерантности вели нас к этому. - Тони, - Юмико нахмурилась. - Я надеялся, победит сила человеческого ума, - он покачал головой, – а мир в руках недалёких супергероев. Мы с вами просто мумии в старом склепе. Рю уставился в потолок, выпустив несколько колец дыма. Мумии в старом склепе? Что ж, пожалуй, именно мертвецом он себя и чувствовал. Без новых ролей. Без любимого дела. Без шума и слаженной работы людей на съемочной площадке. - Ты хочешь, чтобы я всерьёз начала злиться? - Я хочу, чтобы с экранов кинотеатров снова смотрели люди, похожие на людей. Пусть даже добренькие и беззащитные. Но настоящие. Живые. - Кто тебе мешает? - Я думаю. - Так перестань! Тони, пока ты мотаешь сопли на кулак, ничего не изменится. Прояви твёрдость! Сними фильм про добрых, ранимых, самых живых на свете геев! - Ох, это было бы круто! - Сомйинг хлопнула в ладоши. - Вспомни, как встречали «Адель». Сначала тоже говорили, что будет чушь, но потом многим шовинистам пришлось заткнуться. Просто потому что им нечего сказать о внутреннем мире женщины, а тебе – есть, и ты сказал! Тони покачал головой, но уже не грустя, а усмехаясь: - Как всегда права. - Пора выйти из склепа! – подхватила Сомйинг. – Что скажешь, Рю-чан? - Я, пожалуй, ещё десяток лет полежу, - подвинувшись к столу, он потушил окурок, - в темноте и забвении. - Ещё один, - Юмико ударила его по плечу. - Не говори глупостей. - Из меня плохой паладин. - Только потому, что «Новый Авалон» провалился в прокате? Так это был дерьмовый фильм. Даже ты не смог бы его спасти. Лучше вспомни что-нибудь хорошее. «Белые ночи» или «Первый снег», или что ещё вы ставили в Петербурге? - «Там цвела сакура», - Рю против воли улыбнулся, вспомнив год в стенах театральной академии. - Это было ужасно. Лаврентьев над нами издевался. - Этот русский режиссёр просто умел видеть настоящий потенциал актёра, работать над развитием, а не только брать то, что уже готово. Так всё и было. Уезжая из Лос-Анджелеса в восемнадцать, Рю чувствовал себя стариком, познавшим всё бремя актерского ремесла, а в Петербурге глотнул свежего воздуха. Дома не было времени играть в театре. Даже для танцевальной студии времени почти не оставалось. В Петербурге нашлось время для всего. Справляя девятнадцатый день рождения в череде бесконечных вечеринок между Новым годом и русским Рождеством, Рю, наконец, понял, из чего складывается настоящая молодость. Или, может, именно тогда особенно остро вспомнилось беззаботное детство, неразрывно связанное с русским кварталом и домом Нины Риверы. - Я думаю, - голос Сомйинг потерял последние женские нотки, - нужна история о сильном чувстве. Самом сильном чувстве на свете. Ну же, не смотрите на меня так! Я говорю о любви. Рю усмехнулся. Юмико опустила взгляд. - Любви, выходящей за рамки одного человека. За рамки двух людей. Любви, рождающей новый мир! Тони нахмурился, словно мучительно пытался что-то вспомнить. - Рю, - вдруг спросил он, - не ты ли однажды приносил мне пьесу про двух танцоров? Как они вдохновляли друг друга в тяжелые времена. Рю посмотрел на Чеккарелли почти со священным ужасом. Как мог этот человек помнить о вещи, которую бегло прочитал всего один раз почти двадцать лет назад, если даже он сам забыл о её существовании, хотя когда-то она значила едва ли не больше, чем целый мир. - Что за пьеса? – удивилась Юмико. - Пьеса… Её написала для меня подруга детства. Тони забраковал. Сказал, слишком скучно. - Тогда у этой истории не было шансов. Если подойдёт сейчас, твоя подруга согласится переработать её с условием наших пожеланий? - Боюсь, что нет, - Рю покачал головой. - Она погибла. Давно уже. Так что идею можно использовать. Никто, кроме нас двоих, об этом не знал. - Танцоры-геи, - Тони допил своё вино. - Находят вдохновение и любовь. Подумать только. Ладно, - он мотнул головой, - насрать. Когда сможешь передать мне пьесу? - Хоть сегодня, если поедем ко мне. - Ты всех приглашаешь? - оживилась Сомйинг. - Да. Что нам тут делать? - Рю поднялся. - Идёмте. Многие японцы выбирали Монтерей Парк, Торранс или Гардину, но Рю – так уж сложилась жизнь – остался верен Вестсайду. Его детство прошло в Западном Голливуде, позже он купил дом в Беверли-Хиллз, хотя по-настоящему обжился там всего пару лет назад, когда вернулся из реабилитационного центра, а до того Рю можно было обнаружить где угодно, в любой точке земного шара, кроме собственного дома. Компания устроилась в дальнем углу гостиной вокруг небольшого журнального столика. Прислуга была приходящая, поэтому в первом часу ночи они оказались предоставлены исключительно сами себе. Предложив гостям разорять бар, хозяин дома выпил для храбрости и отправился в поисковую экспедицию. Рю спустился в подвал, где хранилась немыслимая прорва всего. За два года он так и не нашёл в себе моральных сил разобрать всё, что скопилось там за дюжину лет. К тому же, большую часть вещей сюда принесли его друзья, среди которых особенно отличились выросшие дети Чеккарелли. Рю помнил времена, когда они ревели навзрыд и учились завязывать шнурки, поэтому очень удивился, однажды застав их в этом подвале за съёмками шедевра с сомнительным названием «Порочный инстинкт». Кажется, близнецам тогда было лет по четырнадцать. С тех пор Мария стала талантливым художником-постановщиком, а в некоторых тяжёлых случаях – и декоратором, и гафером, и карой Господней в одном лице. Лино освоил профессию оператора. Младшие Чеккарелли выросли на съемочных площадках и не мыслили жизни без кино. У них было немало своих проектов, но они всегда с радостью соглашались работать с отцом, когда тот брался за новый фильм. Тони часто снимал их в эпизодических ролях. Как, впрочем, и других участников съёмочной группы, если они подходили по типажу. Сын бедного итальянского иммигранта Вито Чеккарелли привык искать возможности повсюду, используя всё, что есть. Несколько раз споткнувшись о какие-то неопознанные пластиковые боксы самых разных размеров, Рю подумал, что Марии точно досталась вся семейная жадность, а заодно проклял тот далёкий день, когда в шутку разрешил ей иногда использовать подвал как мастерскую. Чего здесь только не было: предметы интерьера, самые безумные мелочи, готовые костюмы и только начатые, целые рулоны ткани, мешки фурнитуры и даже целые куски декораций, - реквизита точно хватило бы на пару фильмов! И это только на обозримых поверхностях. Кульминацией его путешествия стало столкновение лоб в лоб с двумя зомби, которых Мария шантажом и обманом заполучила во время работы бутафором на съемках сериала «Последние из рода Псов». Детективная жвачка в стиле фэнтези с элементами хоррора о приключениях трёх братьев, на вкус Рю, была так себе, но конкретно эти мертвецы оказались выше всяких похвал - он чуть не обосрался, пока успел вспомнить, откуда они здесь взялись. Нынешняя супруга Вито Чеккарелли заявила, что не потерпит такую страсть в своём доме, и Мария, надираясь коктейлями, полночи рыдала у Рю на груди о том, что вложила в работу всю душу, что это несправедливо, что мачеха гениального режиссера, в конце концов, должна хотя бы иногда пытаться мыслить шире. Конечно, он сдался. И теперь поплатился за свою доброту. Фрэнк и Стенли - так нарекли парней - смотрели даже как-то сочувствующе. Рю обошёл их и обрёл то, что искал: коробку с всякими безумно нужными бумажными вещами вроде старых записных книжек, которую не распаковывал с тех пор как забрал из дома Нины. - Мы думали, ты умер, - хмыкнул Тони, взяв пьесу. Полсотни сшитых вручную страниц. На титульном листе значилось:ЮРИЙ ТАНЦУЕТ (романтическая история в 3-х действиях)
Рю вспомнил звук ударов по тугим клавишам, похожий на грохот приближающегося поезда. Аня специально набрала текст на старой печатной машинке, чтобы это выглядело солиднее. Ане тогда было шестнадцать. Самому Рю - четырнадцать. - А я думал, что вернусь седым. Мария ведь, наконец, переехала? Скажи ей, чтобы забрала своих мёртвых парней, - он нахмурился. - Из-за них домработница отказывается спускаться в подвал! - Я, пожалуй, запишу эту фразу, - Тони достал смартфон. - Отправлю Рику. Они как раз пишут сценарий для седьмого сезона «Псов». Бедняги. Уже всему рады. - Так меня ещё никто не оскорблял. Сомйинг засмеялась. Рю сел в кресло. Виски убавился на треть. Лимон остался не тронутым, зато яблоки пришлись гостям по вкусу. Юмико выхватила пьесу. Перевернув страницу, она уткнулась в список действующих лиц. Рю знал их наизусть. Помнил, из чего родился каждый образ. Аня не была великим драматургом, просто написала историю, на которую её вдохновила повседневная жизнь тех лет: занятия в танцевальной студии и бесконечное нытьё одного подростка. Только с ней он мог позволить себе быть слабым. Аня видела всё: как в одиннадцать он оплакивал мать, как в двенадцать проклинал Масаши, как в тринадцать открывал тягу к странным желаниям и как боялся внимания, обрушившегося на него после выхода «Отрока», как в четырнадцать оказался беспросветно туп, чтобы понять невероятно простую вещь… - Кто будет читать? - спросила Юмико. - Можно я? - вызвалась Сомйинг. Никто не возражал. - Юри танцует. - Юрий, - поправил Рю. - Это русское имя. - Тут написано, что герой японец. - Мать Нины всех звала на русский манер, - пояснил он. - Я был Юрием. - Ты никогда не рассказывал, - удивилась Юмико. - Я вырос в русском квартале, это все знают. - Все знают, что танцевать тебя учила Нина Ривера, но никто не слышал, что у тебя было русское имя. - Извини, Юмико. Это… очень личное. Она потемнела лицом, но промолчала. - Какие страсти, - подивился Тони. - Сомйинг, начинай. Чтение затянулось часа на полтора. Звонкий голос оживлял историю, слушать которую без выпивки Рю просто не мог. В балетной студии появляется новый преподаватель, и не абы кто, а гениальный танцор, лауреат всех возможных и невозможных премий, Виктор Никифоров. Его жаждут заполучить лучшие театры мира, но он, не объясняя причин, возвращается в Лос-Анджелес к своей первой наставнице, балерине Лилии Барановской, и помогает ей учить детей. Виктор обращает внимание на талантливого юношу. Юрию пятнадцать, и для него существует только балет. Он тренируется даже по ночам. Говорят, он делает это, потому что ночью в зеркале снова можно увидеть дьявольскую танцовщицу, которая согласна учить любого, чьё сердце отдано танцу. Она ещё строже Лилии, и если предашь её, сразу умрёшь. Юрий идёт на риск, мечтая однажды превзойти Виктора. Сначала Виктор смеётся над такой самонадеянностью, поддевает Юрия на занятиях, но однажды остаётся после закрытия, чтобы подсмотреть. Он сразу всё понимает. Включив свет, Виктор прогоняет тень дьявольской танцовщицы и просит Юрия не доверять призракам, потому что сам однажды жестоко ошибся: его тоже околдовала Лилит, а потом покинула, и с тех пор он не может танцевать. Виктор согласен открыть Юрию все свои секреты. Теперь они вместе занимаются по ночам. Их отношения быстро переходят в романтические, и уроки больше напоминают свидания. В очередной раз целуясь, влюблённые случайно задевают выключатель, и класс погружается во тьму. В зеркалах танцует разгневанная Лилит. Она хочет убить обоих. Виктор вступает с ней в дуэль и терпит поражение. Лилит ликует, но тут танцевать начинает Юрий. Он так хорош, что даже дьявольской танцовщице приходится отступить. Она хочет забрать Виктора с собой, но Юрий разбивает зеркало, через которое вышла Лилит. Ей приходится исчезнуть. Влюблённые утешаются в объятиях друг друга, а потом танцуют вместе. Зрители рыдают. Закончив читать, Сомйинг вздохнула: - Жаль, что мне уже не пятнадцать. Рю кивнул, отрешённо куря очередную сигарету. - Так вот почему ты вытряс из Гейбла всю душу, снимаясь в «Лилит», - усмехнулся Тони. – Я тогда и не вспомнил. - Нет. Тут Лилит скорее дань старым байкам нашей студии. А Гейбл пытался испортить настоящую, ту, которую мы все любили, когда были детьми. - Я всегда думала, «Чёрная луна» - комикс для взрослых, - Сомйинг потянулась. - Мы считали себя очень взрослыми. - Мне, кстати, там больше всего нравилась Астарта. Она всегда так задорно всех разводила! - Юрия придется делать старше, - прервала их Юмико, глядя только на Чеккарелли. - Если ты хочешь продолжить линию, начатую в «Адель», ему должно быть не меньше шестнадцати, а ещё лучше – лет девятнадцать. - Возможно, - он сдвинул брови. - Но тогда потеряется весь смысл, - возразила Сомйинг. - И это тоже верно, - Тони продолжал хмуриться, потом вдруг спросил. - Эта пьеса целиком плод воображения? - Не совсем, - Рю потёр глаза, время близилось к трём ночи, да и выпитый виски давал о себе знать. - Была похожая история: к Нине приехал один её хороший знакомый, довольно известный русский танцор, согласился дать несколько уроков в студии. В старшей группе был один мальчик… Да, было ему лет четырнадцать. Очень настырный, очень. Ходил за этим танцором как привязанный, и в итоге не придумал ничего умнее, чем попросить помочь с растяжкой. Это увидела Нина, - он улыбнулся, вспоминая её лицо и все те потрясающие обороты русской речи, которые она произнесла. - В общем, между танцором и мальчиком ничего не было. Во всяком случае, ничего такого. - Ничего такого, - передразнила Юмико, качая головой. - Что стало с тем танцором? - Ничего, вернулся в Петербург. - Вы больше не встречались? - спросил Тони. - Мы? - Рю! – возмутились три голоса. - Виделись ещё раз, - он поставил пепельницу на столик и откинулся обратно в кресло, скрестив руки на груди. - Я нашел его, когда сам туда приехал. Думал завершить начатое, а он к тому времени совсем скатился: постарел, полысел, начал много пить. Выглядел как старик. Сколько же лет ему тогда было? Под сорок, наверное. И жена у него была, оказывается. Отвратительная дама! - Это уже гораздо интереснее, но пока ещё не то. - И так лишнего рассказал. Продолжать не буду. - Рю-чан, это ради искусства! - воскликнула Сомйинг. - Я эту лапшу уже двадцать два года с ушей снимаю. - Нужна история, которая бы искрила! - насел Тони. - Пусть герои будут пиротехниками. Или пожарными. - Постарайся вспомнить. Рю закатил глаза. Было бы, что вспоминать! Что может по-настоящему заискрить в калейдоскопе романов на съёмочной площадке и случайных связей? Не про Марию же рассказывать. К тому же, тот акт утешения не тянул даже на интрижку. И да, она просто воспользовалась тем, что кто-то слишком много выпил. Мария не отрицала и не сожалела. Дело решили миром. Рю многое переосмыслил за год в центре. Потом пошёл дальше - распробовал прелесть одинокой тихой жизни. Да как-то и не тянуло в новые серьёзные отношения после того, как… Он даже выпрямился. Всё-таки странной вещью была человеческая память! И если провалы в своей Рю ещё мог объяснить тяжелой депрессией, отягощённой крепкой дружбой с наркотиками, то к друзьям возникли большие вопросы. - Ламбер! Тони, неужели ты забыл, как всё начиналось с Ламбером?! - Точно! – он хлопнул себя по лбу. – Как я мог? - Твоё сознание просто вытеснило этот стыд, - проворчала Юмико. - И совершенно зря! Ведь именно такая история нам нужна! Вспомни, сколько романов мы видели на съемочной площадке, но именно этот заставил наши шаблоны трещать. - Тибо подсадил Рю на кокаин! – она сжала кулаки. - Он меня не заставлял, - напомнил Рю. - И не отговаривал! - Мы оба были взрослыми людьми. Но в основном, конечно, впавшими в любовную горячку идиотами. Тибо всё делал с размахом: он громко пел свои многочисленные песни под окнами трейлера, бросался целовать Рю, едва заканчивалась съемка, и зажимал в самых странных местах. Они успели потрахаться везде. Во всех позах. «Ублюдки» были чёрной комедией на грани фола, но то, что творилось за кадром, эту грань точно перешло. Юмико поджала губы. Она терпеть не могла Ламбера. Невзлюбила с первого взгляда. Чеккарелли подозрительно молчал. - Появилась идея? - догадалась Сомйинг. - Шутка про смену профессии не так уж плоха, - ответил он. – Юрий и Виктор, безусловно, люди искусства, но я не готов снимать про балет. Без обид, ребята. Нам нужно что-то другое. Понятное простому зрителю. Занятие, в котором будет важна и физическая красота, и духовная. - Спорт? – предложила Юмико. - Верно, - подхватила Сомйинг. – Спорт! А в том же фигурном катании очень важно быть артистичным. - Фигуристы? Хм-м, кажется, Мария в детстве каталась на коньках… - Мужчины-одиночники выглядят очень… Голоса окончательно слились с темнотой. Рю уснул, склонив голову к плечу. Гости, увлечённые обсуждением, заметили это далеко не сразу. - Пора расходиться, верно? - Сомйинг зевнула. – Тони, вызовешь такси для меня? - Останемся здесь. Раз хозяин пустил нас на порог, то точно не будет против. Хозяин всхрапнул, но этим и ограничился. - Наверху есть пара комнат для гостей, - сказала Юмико. – Они не закрыты. Как поднимешься по лестнице, сразу налево. Там будет ванная, рядом с ней комнаты. Выбирай любую. Наверное, даже халат твоего размера найдётся. - А так и не скажешь, что Рю-чан любит гостей! - Любит или нет, - Тони развёл руками, - а никогда не отказывает. И мы привыкли этим пользоваться. Сомйинг ушла. Условно оставшись наедине, Чеккарелли разделил остатки виски поровну, но сказать ничего не успел. У Юмико зазвонил смартфон. - Извините, что беспокою в такой поздний час, госпожа Кояма, - сказал виноватый голос по-японски, - но вы не возвращались домой и не предупредили… - Ничего страшного, Окада, я совсем позабыла. Мы остались у Рю-чана, можешь не волноваться. - Спасибо, госпожа Кояма! Спокойной ночи. - Забери меня завтра часа в два. - Да! Закончив, Юмико пояснила: - Мой водитель. Отпустила его по личным делам и сказала, что обратно доберусь сама. Он всегда волнуется, - она улыбнулась. - Я уж испугался… - У господина Сугиямы есть множество других дел, - мягко заметила Юмико. - Не будем об этом. - Как скажешь. - Как поживает Луиза? - Как всегда. Ругается, что я бездельник! Но ничего, - Тони подмигнул, - сейчас как напишем сценарий, как начнём! Сразу забудем, что такое есть и спать. - Я хочу, чтобы Рю снова играл, но он даже не просматривает письма с предложениями. Своего агента Рю Каваками отпустил с миром ещё пять лет назад. - Сделаем ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться, - Тони поднял бокал. - Он очень упрямый. - Я тоже. Юмико медленно качнула головой из стороны в сторону. Приглушённый свет падал справа, и тени красиво лежали на её лице. Сколько ей было в этот момент? Чеккарелли снова видел перед собой ту неземную женщину, что пленила его четверть века назад. Он знал: Юмико Кояма могла оставаться неизменной и тысячи лет. Его лучшее в жизни знакомство, его вечное утешение. - Знаешь, эти откровения… - лицо Юмико осталось застывшей маской, жили только глаза. - Мы ведь никогда не были особенно близки, но я всегда видела в нём это. Его лучшую сторону. Сплетницы долго зубоскалили, когда его мать вернулась к Масаши… Масаши всегда был мерзавцем, но женщины его обожали. Если Акико и могла сделать другой выбор, то всё равно не сделала. Я пришла посмотреть на неё, чтобы увидеть, к чему приводит связь с бандитом, как бы высоко он ни забрался, чтобы убедить себя никогда и ни при каких обстоятельствах не принимать предложение господина Сугиямы. Моя карьера и так шла в гору, я могла спокойно обойтись без его помощи. Юмико медленно закрыла глаза. Память вновь возвращала её в тёплый апрельский вечер, когда она, выйдя из такси возле дома, где жил Масаши, едва не столкнулась с двумя девчонками. «Идём! Идём! - кричала одна другой. - Скорее! Увидишь, как этот парень танцует!». Они скрылись за углом, и Юмико, поддавшись любопытству, пошла следом. Из колонок переносного магнитофона звучала музыка. Девчонки и несколько парней смотрели, как Рю танцует. Она сразу поняла, чей он сын. Даже в теле нескладного подростка он уже был похож на своего отца: та же плавность движений, та же богатая мимика. Юмико видела лучшее, что мог дать ребёнку такой человек как Масаши - и это было настоящее чудо. - Я пришла увидеть сломленную женщину, - продолжила она, - а вместо этого погибла сама. Рю танцевал. Разве удивительно, что сын танцовщицы это умеет? И всё же, я не ожидала. Господин Сугияма шутит, что у меня холодное сердце. Тогда оно забилось так, словно мне снова стало пятнадцать лет. Рю выглядел таким невинным, но я догадывалась, что его ждёт. Масаши был далеко не последним человеком в синдикате, - она чиркнула зажигалкой, и вверх устремилась струйка дыма. - Его уважали за талант разрушать всё живое. Я не могла уйти и жить с мыслью, что Рю тоже исчезнет в его руках. Я поступилась своей гордостью ради мальчишки, - теперь глаза Юмико были темны и неподвижны, - но никогда не жалела об этом. Я знаю, он этого стоил. - Сугияма, наверное, удивился? Она улыбнулась. - Он сказал: «Не было такого дня в моей жизни, чтобы женщины о чём-то не просили, но просьбу спасти чужого мальчишку, который просто танцевал на улице, я слышу впервые». Господин Сугияма до сих пор иногда припоминает мне это. Наступила тишина, какую редко можно ощутить рядом с другим человеком, и которую нарушало только дыхание Рю. - Ему стоит радоваться, что он любит женщину, которая никогда не просит плохого. - Уверена, господин Сугияма знает, как ему повезло. Тони одним глотком допил виски и упал назад. Он чувствовал себя полностью разбитым. Уж если Юмико вертела парнями из синдиката, то у него, простого доверчивого итальянца, точно не было ни одного шанса. - Тони, - она подалась к нему, - ты глубже всех режиссёров из тех, кого я знаю, смог раскрыть тёмную сторону Рю. Он отдал тебе много своих демонов, но это не единственное, что у него есть. Он может играть ещё лучше. - Я знаю. Юмико кивнула. Поднявшись, она потрясла Рю за плечо, и тот, вздрогнув, открыл глаза. - Ты заснул. Ложись в постель. Мы тоже заканчиваем. Он широко зевнул, прикрывая рот ладонью, поднялся и, покачиваясь, ушёл из гостиной. Юмико тоже сделала шаг, но услышала вопрос: - А ты? Какую женщину хочешь сыграть ты? - Прямо сейчас? - Да, прямо сейчас. - Ту, которая никогда ничего не просила у мужчин. Ни плохого, ни хорошего. Всё сама делала. - Будет неправдоподобно. Герою нужны слабости, понятные простым людям. - Простые женские слабости? Что ж, - подумав, она усмехнулась. - Тогда - мужские задницы. Тони захохотал. Картинка уплывала влево. Всё-таки он выпил лишнего. - Да, - Юмико кивнула сама себе, - красивые мужские задницы. И саке.