Стоп! Снято!

Our love is a bed of nails Love hurts good on a bed of nails I'll lay you down and when all else fails I'll drive you like a hammer on a bed of nails «Bed of Nails», Alice Cooper

Давненько Рю не снилось ничего подобного. Он снова был с Тибо. И они снова снимались вместе - то ли в космоопере, то ли в истории про захват Земли пришельцами, то ли просто в пародии на фильмы-катастрофы. Трахались прямо в кадре! Фильм точно был художественный, а секс почему-то настоящий. Тибо в образе рядового бойца спецназа разложил героя Рю прямо на столе в футуристической лаборатории как раз тогда, когда он отметил странное поведение опасного вируса. До начала конца человеческой цивилизации оставалась буквально пара фрикций. Рю ещё пытался играть безответственного лаборанта, но как же ему было по-настоящему хорошо! Впервые за долгое время. Тибо прекрасно изучил его за годы совместной жизни и вставлял член как нужно, не изображая при этом ни брутального топа, ни чрезмерно заботливого партнёра. Их бездуховное единение только начиналось. Издав стон, Рю взмахнул рукой – и опрокинул все пробирки разом. - Стоп! – крикнул режиссёр. – Снято! Рю узнал голос господина Сугиямы и в ужасе проснулся. Сев на кровати, он несколько секунд пытался понять, в какой части своей жизни находится. Тяжёлые шторы не пропускали солнечный свет. В ванной, прилегающей к спальне, тоже было темно и тихо. Электронные часы показывали половину двенадцатого. Сильно хотелось пить, и ещё сильнее – обхватить вставший член и закончить дело, начатое во сне. - Тибо? – спросил Рю, не особо надеясь на ответ. Никто не отозвался. Нет. Конечно, нет. Тибо Ламбер остался в прошлом, а он проснулся в настоящем. Рю упал обратно на кровать. - Тибо, - повторил он, разглядывая потолок. – Какого хрена? Внизу Рю застал интересную картину: гости снова сидели вокруг журнального столика, только теперь всю поверхность покрывали листы бумаги с заметками, написанными от руки. Заметки делали Юмико и Сомйинг, постоянно сверяясь со смартфонами. Растрёпанный Чеккарелли с видом старого короля восседал с ноутбуком в хозяйском кресле и яростно бил по клавишам, хотя узкие очки без оправы делали его похожим скорее на хитроумного волшебника. Словом, видеть его в третьем тысячелетии было очень странно. Прямо на бумагах стояли пять чашек с остатками кофе. Дело пахло жареным: Тони и его музы взялись за работу всерьёз, а он считал, что сценарий нужно дописывать именно там, где гениальное решение снизошло на творца. Рю не стал обманывать себя, на ближайшие несколько недель его дом был обречён, оставалось лишь надеяться, что Чеккарелли управится до Рождества и не станет вызванивать сюда толпы знакомых экспертов. - Что здесь происходит? – он всё-таки задал этот риторический вопрос. - А, доброе утро, - отозвался Тони, не прерываясь. - Мы решили остаться, - Сомйинг улыбнулась без тени смущения. - У тебя до сих пор нет повара? - спросила Юмико. - Нет. Только домработница и садовник. По средам и субботам приходят с четырех до восьми. - Тогда я вызову Хину. Кто-то должен нам готовить. - Это мой дом, - напомнил Рю. - Ты не пожалеешь. Хина Сато, очаровательная пухлая японка в возрасте, появилась на пороге через час двадцать. Глубоко поклонившись, она вежливо уточнила, будет ли позволено господину Миуре заехать на частную территорию, чтобы быстрее перенести продукты, а также попросила разрешения хозяйничать на кухне и заодно показать туда самый короткий путь. - Ну-э, да? – Рю, порядком отвыкший от такого общения, не сразу нашёл подходящие слова, тем более, на японском. Он проводил Хину, по дороге объясняя, что лучше всего воспользоваться выходом через гараж. Это же она пересказала Миуре. Когда они вышли, чёрная «Ауди TT» как раз остановилась напротив. Из неё показался невысокий и крайне недовольный обесцвеченный парень с ярко-красной чёлкой. Одет он был на удивление неплохо. Что-то в его скривившемся лице показалось неуловимо знакомым. - Чей будет? - Сын господина Ивао Миуры, - ответила Хина. - Это где же он его нашёл? – Рю усмехнулся. Второй раз Миура женился меньше десяти лет назад. - Кохаку сын от первой жены. - Вот как, - Рю посмотрел на парня уже совсем другими глазами. - Я не знал, что детей Момоко спасли. - Одного. Девочка умерла. - Она всегда боялась, что родится девочка. Хина позволила себе быстрый, но очень пристальный взгляд. Рю сделал вид, что не заметил. Слухи ходили разные, однако после свадьбы Момо хранила верность мужу. Хотя следовало признать, что понятия о верности у неё всегда были довольно специфические. Застыв возле открытого багажника, Кохаку заорал: - Мне долго ждать?! Хина вздрогнула, но Рю успел легонько придержать её за рукав и крикнуть в ответ: - Сколько потребуется, щенок! - Чё-о-о?! – он взвился. - Ослеп? Я разговариваю! Для верности Рю сунул руки в карманы домашних штанов, начав раскачиваться с пятки на носок. В юности именно этот жест Масаши раздражал сильнее всего. Кохаку потемнел лицом, но промолчал. - Здороваться не учили? - Здарова, мать твою! Доволен? - Есть над чем поработать, - кивнув, Рю сменил заносчивый тон на обычный. - Давай-ка, делом займись, раз говорить не умеешь. Я слышал, что тебе велела Юмико. Вспыхнув, Кохаку схватил первые три пакета и метнулся в дом. Только когда дверь за ним захлопнулась, Хина позволила себе короткий, весёлый смешок. - Простите, господин Каваками, у вас с покойным господином Игараси один голос и одно лицо, но не могу припомнить, чтобы он бывал так добр. - Нет нужды говорить о нём как о приличном человеке, - он кивнул в сторону автомобиля. – Много там ещё? - Достаточно. - Вдвоём справимся? - Вполне. Кохаку вылетел навстречу, когда они подходили к двери. Его лицо вытянулось от изумления. - Можешь стартовать, крутой парень, - хмыкнул Рю, - только ворота закрой. - Спасибо, господин Миура, - Хина тоже не упустила случая поддеть его. - П-пожалуйста, - пробормотал он. Кажется, парень начал что-то подозревать. Он поспешил к автомобилю, втянув голову в плечи. Кохаку не оглянулся, но Рю мог поспорить, что он покраснел до самых ушей. Точь-в-точь как Момо, хотя многие в Маленьком Токио считали, что она не знала стыда. На кухне закипела работа. Через полчаса в доме появились близнецы. Они всегда безошибочно угадывали, когда нужно приехать. Лино сразу же слился с местностью. Марии этот номер не удался: Тони устроил ей допрос с пристрастием, и она выложила всё, что знала о фигурном катании, а когда закончила, сказала, что в четверг как раз собирается в Чикаго - поболеть за подопечную своей подруги на американском этапе Гран-при. - Твоя подруга тренер? – Тони подобрался, почувствовав добычу. - Моя подруга – охрененный тренер, - поправила Мария. - Хм-м… - Мы поедем в Чикаго? - догадалась Сомйинг. - Мы - поедем, - подтвердил Тони. - У меня съемки, - Юмико покачала головой. Взгляды устремились на Рю. - Нет, - сказал он. - Я не люблю спортивные соревнования. - Разве ты чем-то занят? – подал голос Лино. - Когда ты последний раз выбирался в Чикаго? Хватит сидеть в Лос-Анджелесе! «Спаси меня от этих гиен!» - звучало между фраз. - Это моё дело, - Рю не хотел ни спорить, ни поддаваться. - А чем это так вкусно пахнет? - вдруг спросила Мария. - Подозреваю, нашим обедом, - ответила Юмико. - Хина готовит для нас свой фирменный кацудон. Вы такого точно никогда не пробовали. Рю не мог припомнить, когда последний раз ел за обеденным столом в гостиной. Возможно, никогда. Обычно он готовил только для себя и не уходил дальше кухни. Хина не могла позволить, чтобы госпожа Кояма и её друзья испытывали какие-то неудобства или отвлекались на посторонние запахи. - Ух, - Лино оценил собравшуюся компанию, - прямо как дома по праздникам! - С той лишь разницей, что мы не дома, - подмигнула Мария. - Слушай, Рю, отличный ведь стол, да? - Зачем он тебе, кстати? – удивился Тони. – Давно хотел спросить. - Не знаю. Мария делала здесь последний ремонт. - Большой дом без большого стола? - изумилась она. - Ни в коем случае! Даже если Рю не захочет снова попытать счастье в семейной жизни, посмотрите, сколько у него друзей. Мы все сейчас сидим за этим столом! Как тебе не стыдно спрашивать, папа? - Посмотрите-ка, - проворчал Тони. - Я не знал, что ты здесь хозяйничала. - Было немного свободного времени, - Мария легкомысленно взмахнула рукой, - решила навести порядок. Вспомнила, сколько в этом доме моего барахла. А потом как-то и до ремонта дошло. - Странно, что ты переехала в Долину, а не сюда, - фыркнул брат. Мария закатила глаза. Близнецы любили пустые перепалки, и сейчас всех спасло только появление Хины с кацудоном. Главные спорщики тут же молча уткнулись в тарелки. Остальные их поддержали. Рю не очень-то хотел есть, но краем глаза отметил, как раздуваются ноздри гостей. Наверняка, блюдо потрясающе пахло. Он чувствовал только слабый аромат. Увлечение кокаином не прошло бесследно. Обоняние притупилось быстро, тогда Рю и начал курить вместе с Тибо, хотя до того терпеть не мог запах сигарет. Тибо. Снова Тибо. Он через силу отправил в рот первый кусочек кацудона. Приятный вкус не помог отвлечься от дурацких мыслей о прошлом и о чувстве, которое по трезвому размышлению едва ли могло сойти за любовь, но которое подхватило как гигантская волна, долго несло, а потом просто выплюнуло его как измождённого ныряльщика на берег. Последний раз Рю видел Тибо в Чикаго, около трёх лет назад, когда поднял вопрос о расставании. Он не упомянул о намерении отправиться в реабилитационный центр, говорил про другое: про отношения, зашедшие в тупик. Рю тогда чувствовал, что упёрся в огромную стену, которую не мог и не хотел преодолеть. В центре он был избавлен от необходимости оправдываться, отвечать на письма и звонки, а потом нужда в этом отпала. Тибо никак не давал о себе знать. Может, обижался, может, навсегда вычеркнул его из жизни, может, просто ждал. Рю вдруг подумал, что пришла пора узнать правду, попросить прощения, в конце концов. В последние годы совместной жизни они оба вели себя отвратительно: просто разрушали друг друга, пытаясь доказать, кто круче, кто любит больше и ненавидит сильнее. Как это было глупо. Не осилив даже половины кацудона, Рю извинился и ушёл к себе. Судя по официальному сайту и личным страницам в соцсетях, жизнь Тибо Ламбера претерпела мало изменений, даже причёска осталась та же. Рю отметил новые татуировки, но ни на одной из фотографий не смог толком их рассмотреть. Неожиданностью стало, что за всё это время он не выпустил ни одного нового альбома и сократил количество концертов до минимума. В бегло просмотренном интервью такое затишье объяснялось переездом в Виннипег и открытием там собственной вокально-театральной студии. Рю невольно улыбнулся. Тибо мечтал ставить мюзиклы и всегда отдавал предпочтение предложениям из театра. Его фильмография была невелика: эксперименты малоизвестных канадских режиссёров, безумный французский артхаус и стоящие особняком «Ублюдки» Чеккарелли. Талант Тибо заметила Луиза. Она тоже любила мюзиклы. И заведовала у брата подбором актёров. Рю решил отправить электронное письмо. Дело не было таким срочным, чтобы писать сообщение и тем более звонить. Ждало ведь три года. Пусть прочитает, когда появится время проверить почту. Сказать по правде, он не слишком-то надеялся на ответ. Мигающий курсор на пустом белом поле гипнотизировал. Так и тянуло набрать ставшее в личной переписке классикой «здарова, ублюдок», но времена, когда оба считали это смешным, навсегда прошли. Мысли устремились к фильму, который свёл их друг с другом, и Рю тут же мотнул головой, велев себе сосредоточиться на настоящем. «Привет, Тибо, - написал он. - Извини, что так долго молчал. Открытка, которую ты спрятал в ящике с дилдо, достигла адресата. Между нами: отличное решение. Подозреваю, Юмико не стала там искать, а вот всё остальное, если ты что-то ещё оставлял, выкинула. Не нашёл даже наших общих фотографий, хотя помню, что их было много. Думаю, она даже зашла в мою почту и удалила все твои письма, если ты писал. Юмико очень злилась, но я этого не разделяю. Мы оба были хороши, и я виноват перед тобой не меньше. Может, моей вины даже побольше. Возвращаясь к открытке: ты сказал, что будешь ждать этого письма. Вот мне хватило сил его написать. Не знаю, что ты теперь думаешь о депрессии: о депрессии вообще и о моей конкретно. Мне было нелегко, но я справился. Сейчас чувствую себя нормально. Больше не случается дней, когда не могу встать с кровати. У меня теперь много свободного времени. Трачу его по-разному. Даже научился готовить, представляешь? Надеюсь, у тебя тоже всё хорошо. Рю». Не перечитывая, он отправил письмо и тут же закрыл ноутбук. Подумав, открыл снова, решив, что нужно продолжить просмотр киноклассики тридцатых годов. У него пока не было смелости вернуться в кино, но терять ещё больше времени не хотелось. Он перечитывал учебники по сценическому мастерству, брался за мемуары известных актёров, осваивал классику, на которою в плотном рабочем графике его прошлой жизни редко оставались силы. Даже в лучшие годы Рю не считал себя гением - осознавал свой талант, но полагал, что одного этого недостаточно. Его обвиняли в однотипности. В двадцать семь он сам так думал, и тогда это задевало. Теперь, переосмыслив прошлые работы, он пришёл к выводу, что всё далеко не так. Герои не повторялись. Их объединяла только сфера деятельности – зло, – но каждый творил зло по-разному. Звонок раздался ближе к концу культового детектива «Сицилийский убийца». Рю не поверил глазам, но всё-таки ответил: - Да? - Рю, - судя по голосу и фоновым звукам, Тибо бежал где-то в лесу, - это точно ты написал? - Не похоже? - Мне кто-то отвечал с твоего адреса. Тогда ещё. Просто убедиться хотел. - Сейчас я написал. - Можешь говорить? - Это ты бежишь. - Уже не бегу, - он выдохнул. - Я просто… не уверен, что смогу что-то подходящее написать. Извини. Правда. Я не знаю, как реагировать. Думал, забыл уже всё, а прочитал - и снова накрыло. Он надолго замолчал. - Может, сначала обдумаешь и потом позвонишь? - Рю! Я заебался об этом думать! Столько всего сказать тебе хотел. Чёрт! Столько речей мысленно произнёс. Как древнеримский, мать его, оратор! А теперь ни одного слова нет. Ни одного сраного слова! - Тибо. Успокойся. - Ты… Я… - Остановись и глубоко вдохни, - Рю нахмурился. - Давай сменим тему, пока не поздно. Поговорим о погоде, да? - Погода дерьмовая. Снег выпал. Потом растаял. В Калифорнии точно получше будет. - Да. Но всё равно холодно. - Знаю твоё холодно. Градусов семьдесят? - Шестьдесят восемь. - Разговоры о погоде, - Тибо вздохнул. - Ладно. Как дела, ты написал. Какие планы на выходные? - Думаю, как спастись. Итальянцы хотят, чтобы я поехал с ними в Чикаго. - Спрячься. - Где? Они захватили мой дом. - Тогда проще поехать в Чикаго, - рассудил Тибо. - Разве там плохо? - Фигурное катание для меня тёмный лес. - Погоди, Скейт Америка? Вы едете? - Они едут. - Я тоже буду в Чикаго. У меня два концерта. И на этап Гран-при пойду – болеть за Софи. - Софи участвует во взрослом Гран-при?! - Прикинь. Ей шестнадцать вообще-то. - Охренеть. Рю не нашёл, что ещё ответить. Как быстро летело время. - Встретиться – плохая идея, да? – спросил Тибо. - Очень. - Рю. Я тоже не готов. Но давай попробуем. Это необходимо. Тибо говорил дело. К тому же, им обоим пришлось бы сильно постараться, чтобы сделать ещё хуже то, что уже было испорчено. - Хорошо, - ответил Рю. - До встречи в Чикаго. К середине недели гостиная выглядела как штаб-квартира ИСУ. Рю понятия не имел, как она выглядит на самом деле, но в своих кошмарах видел её именно такой: несколько сильно увлекшихся фигурным катанием людей, обложившись множеством бумажек, ведут ожесточённые споры, сыпля непонятными терминами и постоянно что-то подсчитывая. Больше всех бушевала Сомйинг, проявив неожиданно глубокие познания в тонкостях ремесла даже для друга, точнее, подруги профессионального фигуриста. Специально для Рю она повторила свою душещипательную историю: у неё был приятель, который очень круто катался на тренировках, но на серьезных соревнованиях из-за страшного волнения всегда падал и ни разу не поднялся выше пятнадцатого места. «Он мог бы стать героем всего Таиланда!» - воскликнула Сомйинг в конце, отчаянно и неправдоподобно заломив руки. Рю не поверил, но от комментариев воздержался, ведь Тони питал к историям чужих провалов необъяснимую слабость. Огромная плазменная панель в кои-то веки работала, но запускали там исключительно ролики с Ютуба: записи выступлений фигуристов всех времён и народов, некоторые в ужаснейшем качестве. В свободное от споров время, то есть, в основном по ночам, Чеккарелли писал сценарий. Это были блаженные часы, когда Рю мог выйти в гостиную, не оказавшись при этом в гуще холивара о том, где проходит граница разумного, и почему не нужно включать в сюжет успешный четверной аксель. Поездка в Чикаго виделась уже вполне безобидным мероприятием. Город ветров встретил погодой, прохладной даже для середины ноября, которая успела испортиться ещё сильнее, пока они добирались до отеля. Рю поёжился, когда вышел из такси. Ледяной порыв мгновенно пробрал до костей. - Ух! – воскликнула Сомйинг. – Прямо как тогда… Она замолчала, глядя огромными глазами на свою ладонь, куда приземлилась одинокая снежинка. - Ты бывала здесь? - Очень давно. Итальянцы громко переговаривались, выгружаясь из второй машины. Мария до сих пор негодовала, что рейс задержали на два часа. Тони удивлялся тому, в какую дыру их занесло. - Я предупреждал, - напомнил Рю. В глубине души он надеялся, что дурная слава «Red Palace» отпугнёт друзей в сторону отелей в районе Великолепной Мили с номерами с видом на озеро Мичиган, но они неожиданно выразили желание своими глазами увидеть место, в котором неизменно останавливался Рю, когда приезжал в Чикаго вместе с Тибо. Их не напугали даже этажи для курящих, плохой сервис и клопы, на которых жаловались все, кому не лень. В реальности «Red Palace» был не таким уж скверным местом. Обыватель мог почувствовать себя некомфортно, но любой человек с маргинальной жилкой навсегда очаровывался шестиэтажным зданием в стиле модерн, завораживающим снаружи и таким же таинственным внутри – с преобладавшими в интерьерах изящными, изогнутыми линиями, непривычно лёгкими на вид лестницами и старым лифтом, остановить который между этажами не составляло никакого труда. Тибо обожал этот отель и, конечно, подружился с хозяйкой ещё в самый первый приезд. Рю тоже сохранил с Мирандой тёплые отношения. - Здесь точно не водятся привидения? – спросила Мария уже внутри, разглядывая холл. - Даже если водятся, от тебя разбегутся, - ответил Лино. - Ещё не поздно взять два разных номера, - заметила Сомйинг. - Нет уж, страдать так страдать! Верно? - Тони хлопнул по стойке администратора и подмигнул флегматичной девушке за ней. – Добрый вечер. Рю молча пристроился позади всех. Оставшись один в отдельном номере Рю даже слегка растерялся – такая его окружила тишина. Он несколько минут вслушивался в неё, прежде чем опомнился и пошёл в душ. Вечер предстоял непростой, и времени оставалось немного. Рю надеялся отоспаться завтра, а потом, пока будут идти соревнования, погулять по городу и сходить, наконец, в Чикагский институт искусства. По уже сложившейся традиции Тибо организовал акустический концерт в любимом клубе в двух кварталах от отеля. Вчера «Эребус и Террор» выступил в полном составе на большой площадке. Судя по фотографиям, весьма успешно. Раньше Рю не упускал возможности послушать их вживую, если не был занят на съёмках, но на этот раз решил, что пока не готов увидеться с приятелями Тибо. Хватит и одной встречи. Шагая никем не узнанный по вечерним улицам Чикаго, Рю вспоминал, как мог бесконечно слушать низкий, немного хриплый голос, поющий о простых и вечных вещах. На сцене Тибо никогда не переигрывал, не изображал философа и даже не стремился звучать «по-французски». Вёл себя даже проще, чем в жизни. На акустических концертах особенно сильно было заметно, что в каждом поклоннике он видит старого приятеля, разделившего с ним не один ночной разговор. Знакомый тупик с тяжёлой дверью и мрачноватым граффити вместо обычной вывески нисколько не изменился. С хозяином клуба «Без короны» Тибо тоже давно дружил – чуть ли не с тех времён, когда учился в школе. Перед входом курили и болтали люди самых разных возрастов. Рю опустил капюшон пониже, а шарф натянул до самых глаз. Глупо было надеяться, что его здесь не узнают, но всё-таки хотелось отсрочить эту минуту. Обычно он заходил через чёрный ход и бросал вещи в небольшой гримёрке. Иногда они с Тибо ещё успевали потрахаться там до концерта. Сегодня пришлось сдать куртку в гардероб. Рю ловил на себе косые взгляды, но никто так и не решился окликнуть или остановить, чтобы убедиться, что глаза не обманывают. В самом конце длинной барной стойки, где было достаточно темно и откуда открывался хороший вид на сцену, стояла знакомая табличка резерва. Усмехнувшись, он сел на стул, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Облегчение – вот что это было за чувство. Сегодня всё закончится. В любом смысле. - Не верил, что ты придёшь. - Привет, Стив, - Рю пожал руку хозяину клуба, который сегодня, как и всегда в вечера выступлений Тибо, вспоминал свою барменскую молодость. - Как обычно? - Да, пожалуй. - Совсем ничего о тебе не слышно. - И к лучшему. - Хорошо выглядишь, кстати, - Стив красиво толкнул по стойке бокал с двойным виски и переключился на других жаждущих выпивки. Рю кивнул. После реабилитации пришлось потрудиться, чтобы вернуть себе хорошую форму и прежнюю гибкость. Он не занимался танцами почти пять лет, а за два года перед расставанием, полностью проведённых в Монреале, забросил самые элементарные вещи вроде похода в зал или пробежки, почти никак за собой не следил, даже новую одежду не покупал. Он стал противен сам себе. Приглушённый красный свет и ощутимый холод наталкивали на мысли о потустороннем мире. Зрители не спешили садиться, чтобы не замёрзнуть, ходили туда-сюда, говорили о чём-то, изредка смеялись. Несмотря на общую мрачность заведения, атмосфера царила почти семейная. На акустику всегда приходили самые преданные поклонники. Здесь Тибо исполнял много странных песен и болтал, не стесняясь раскрывать подробности личной жизни, пересказывать пошлые анекдоты и в который раз шутить про встречу в лесу двух канадских лосей. Прошло минут сорок. В зале то и дело лениво хлопали и посвистывали, но когда Тибо вышел с гитарой, взревели так оглушительно, что Рю зажмурился. Это было так похоже на прошлое: пара старых хитов, приветствие, небольшая речь, ещё пять или шесть песен, веселая история из жизни, что-нибудь новенькое и перерыв. Тибо пообещал вернуться минут через десять. Только уходя со сцены он, наконец, посмотрел в сторону Рю, и тот поднял бокал в знак приветствия, получив неловкую улыбку в ответ. Второе отделение началось с весёлой песенки про лося и незадачливых посетителей заповедника, но после Тибо признался: - Знаете, совсем не хочется сегодня шутить, но лоси - это святое. - Выпей! – крикнул кто-то. - Хотите, чтобы я напился и звонил бывшим, серьёзно? Зрители засмеялись. На сцену тут же передали бокал с пивом. - Ужасные вы люди, - Тибо притворно вздохнул. – Ваше здоровье! – сделал большой глоток. – Вот, начало положено, а теперь давайте покроемся мхом. Он запел тоскливую балладу про гангстера и копа, которые без конца завидовали друг другу. Потом исполнил мрачно-ироничную «Заводь», где утопленник жаловался на безмозглых подростков, баламутящих воду, хватал девчонок за ноги, надеясь найти себе подружку, но в итоге утянул на дно очкарика-шахматиста и окончательно приуныл. После настал черёд одной из тех песен, в которых, вроде бы, ничего такого не происходило, но после хотелось застрелиться. В «Проводах друга» мальчик хоронил щенка, подавившегося костью, и даже сам Тибо считал такие истории ударом ниже пояса. Помнится, когда эту песню услышала Софи, то рыдала не меньше часа. - Думаю, вы уже готовы, - он усмехнулся, переведя дух. - Я точно готов. Хочу спеть ещё одну вещь, не самую приятную. Давно написал, но никогда не думал, что смогу исполнить. Такое, знаете, и личное, и, страшно подумать, общечеловеческое. Синди иногда спрашивает: Тибо, давай начистоту, ты когда-нибудь по-настоящему любил? Ну, Бог мой, разве я похож на такого человека? Но один раз было, да. В начальной школе. В зале снова засмеялись. - А то, что сейчас будет, - он облизнул губы, - ублюдки поймут. «Останься со мной». И… не повторяйте в домашних условиях. Рю подобрался. Тибо закрыл глаза, нахмурился и начал: Тебе двадцать семь, я учу тебя жить: Эй, сучка, давай, раздевайся, ложись! Я ствол расчехлю и нажму на курок, Ты знала, что похоть - прекрасный порок? Ублюдок, ублюдок, ублюдок, мудак, Кричи не кричи, но иначе никак, Зачем ты тащилась за мной до конца? Спасти? Не смеши-ка, тупая овца! А мне двадцать три, я как есть сукин сын, Обдолбанный, конченый, вечно один, На все литры крови ни капли стыда. Поспорим, из ран твоих хлынет вода? Ублюдок, ублюдок, ублюдок, не смей! Вот это вот новость: я режу людей. Возьми-ка ещё раз за щеку, вот так, Признайся, тебя возбуждает маньяк. Ублюдки и сучки - извечный союз, Поэты желают возвышенных муз, Но я не такой, я - последняя мразь, Свинья, жемчуга утоптавшая в грязь! Где трахались мы, хор святых не поёт, Там мухи жужжат и смеётся койот. Как много дерьма! Я тону с головой! Давай-ка и ты: будь моей! Будь со мной! Ублюдок! Ублюдок! Останься со мной! - Тибо сегодня в ударе, - заметил Стив. - Давненько такого не было. - Плесни-ка мне ещё, - пробормотал Рю, хлопая по карманам в поисках сигарет. – Я скоро вернусь. Он по старой привычке вышел через чёрный ход и там привалился к холодной стене. Его натурально трясло! Только затянувшись несколько раз, Рю смог успокоиться. Давно, ещё в самом начале отношений, Тибо поспорил, что напишет самую стрёмную песню о любви, на какую только способен. Тогда они просто посмеялись над текстом, порассуждали о недоступной их пониманию притягательности отношений, построенных на страхе и насилии, но сейчас те же самые слова в исполнении Тибо обрели совсем другой смысл - глубокий и жуткий. Или, может, он просто дорос, наконец, до своей собственной песни? Рю оказался не готов. Как вообще можно было подготовиться к чему-то подобному?! Тибо резал по самому больному – чужому и своему - и знал это. Настоящий, мать его, поэт. Пусть даже для одного-единственного ублюдка на земле. Вспомнились все ссоры последних лет, доходящие до драк. Кипящая ненависть и глухое отчаяние. Вот что лежало на одной чаше весов. Что ложилось на другую? Совместная работа, вдохновение, влечение тел? Это можно было найти в других людях - и заплатить в разы меньше. Рю видел достойные примеры, понимал умом, что если люди созданы друг для друга, они становятся лучше. Как стала лучше Нина-тогда-ещё-Фаерман, встретив режиссёра Мигеля Риверу. Как становился лучше Антонио Чеккарелли, работая с Юмико Коямой. Они не позволяли друг другу упасть, строили крепость камень за камнем, а не разрушали фундамент. Рю смотрел наверх, прямо в низкое небо, из которого, медленно кружась, падали редкие снежинки. Как же он ошибся. И как же много потерял. Рю вернулся, когда окончательно замёрз. Вторая порция виски оказалась весьма кстати. Тибо ещё пел, но он не помнил этих песен и даже не пытался вслушаться в слова. Стив натирал бокалы за стойкой. Рю старался не думать, сколько нытья ему пришлось выслушать здесь от старого друга за последние три года. Теперь стало очевидно, что Тибо ничего не забыл и даже на что-то ещё надеялся. Клуб порядком опустел, когда рядом раздалось знакомое: - Эй, Стив, плесни водки! Тибо прилагал невероятные усилия, чтобы не смотреть на Рю. Их разделял один барный стул. - «Red Palace»? - Да, - Тибо опрокинул в себя шот, знаком показал повторить и только после этого повернулся: - А ты? - Тоже. Отчаянный серый взгляд. Сведённые брови. Выразительное лицо. Растрёпанные тёмные волосы, бритые виски. Тибо мало изменился с последней встречи – разве что слегка заматерел, как все белые после тридцати, но ему это только шло. Он был в майке. Рю, наконец, разглядел новые татуировки: на правом плече, над именем Софи, появилась ледяная корона, а левое предплечье обвил сердитый восточный дракон, чёрный, с бордовым брюхом и белыми костяными наростами. - Нравится? - Нет. - Это ты. - Софи что-то выиграла? - он кивнул на корону. - Что-то - выиграла, - Тибо неожиданно улыбнулся, - но не то, что хотела. В этом году наконец-то во взрослой группе соревнуется, много сильных соперниц. Она обязательно выиграет, - он поднял правую руку. - Я решил: здесь будущее, а здесь, - повертел левой, - прошлое. Рю честно попытался совладать с бровями, но они неумолимо ползли вверх. - Синди тоже меня обсмеяла, - он скрестил руки на груди, глядя теперь с немалой долей самоиронии. - Спросила, какой временной отрезок, в таком случае, нужно колоть на жопе. - Что-нибудь вечное? Космос, вселенский разум? - Я вас познакомлю. Чувство юмора вам один и тот же ублюдок раздавал. - Тогда за ублюдков? Тибо кивнул. Они выпили каждый своё. - По стейку, как обычно? Теперь кивнул Рю. - Тогда идём, пока стейк-бар не закрылся. Попрощавшись со Стивом и остальными ребятами из клуба, Тибо взял с них клятву, что завтра они обязательно напьются все вместе. На улице снег шёл теперь уже по-настоящему. Было почти ничего не видать. Тибо остановился, чтобы дать несколько автографов и покурить. - Синди - твоя подружка? – спросил Рю уже по дороге. Повинуясь старой привычке, он нёс одну из двух гитар. - Не знаю. Наверное, нет. Мы не трахались. Она администратор в моей студии. На ней всё держится. Не хочу это испортить. - Крепко ты влип. - По самые яйца. А у тебя как? Есть кто-нибудь? - Нет. Как-то пока не тянет. - Решил стать монахом? - Вроде того. Тибо даже остановился, посмотрев одновременно и с ужасом, и с изумлением. - Только не говори, что поверил! У меня есть дилдо. Есть руки. Я самодостаточный человек. - Ты хотел сказать, онанист? - С кем, говоришь, ты трахаешься, пока хранишь верность Синди? - У меня в Виннипеге есть небольшой фан-клуб. - Так вот как это теперь в Канаде называют. - Стой, мы пришли. Вывеска едва угадывалась на другой стороне улицы. Ожидая, когда принесут стейки, Рю разглядывал немногочисленных поздних посетителей. Тибо пялился в смартфон. Никто не хотел начинать разговор на пустой желудок, а больше ничего в голову не приходило. Так бывало и раньше, но тогда молчание вовсе не казалось утомительным, наоборот, Рю наслаждался им. Первые годы, потому что думал, что оба понимают друг друга без слов, а после - просто потому, что редко выпадало такое счастье как заткнувшийся Тибо. Рю попытался вспомнить, сколько лет прошло с первой встречи, и вдруг понял, что в феврале будет все десять, почти семь из которых они провели вместе. - Извините, кхм... Повернулись оба. К ним подошла другая официантка, не та, что принимала заказ. - Правда, извините, что отвлекаю, но… можно автограф? Девушка смотрела точно на салфетницу между ними. - Мой? - уточнил Тибо. - Или его? - Оба. Твой - для моей подруги, - она сглотнула, только чуть-чуть повернувшись в сторону Рю, - и его… для... меня. Если это вас обоих не затруднит, конечно! - Стейка всё равно пока нет, - Тибо заметно повеселел. - Ещё буквально восемь минут! Рю мог поспорить, что у неё есть итальянские корни. Манера говорить, мимика, какие-то едва уловимые черты. - Зови сюда свою подругу. И дай ручку или маркер, у нас с собой ничего нет. Это было не так уж плохо. Во всяком случае, могло их ненадолго занять. - Моя подруга взяла сегодня выходной, - официантка хихикнула, протягивая ручку и рабочий блокнот, - чтобы пойти на концерт Тибо Ламбера, но я точно знаю, что ей никогда не хватит смелости к нему подойти. Ты был здесь пару раз в её смены, а она так и не решилась. - Как её зовут? - Джессика, - она указала на свой бейдж. - Можешь не верить, но я сама тут не работаю, просто вышла подменить, взяла её форму. Он хмыкнул, но к делу отнёсся серьёзно: написал не меньше трёх предложений, обращённых к таинственной скромной Джессике, потом открыл следующую страницу и подвинул блокнот. Рю взял ручку и понял, что сто лет не давал автографов. - Давай, Некромант, сделай это: лицо попроще и порадуй девушку, - Тибо подпёр щеку рукой. – Как тебя зовут, Джессика? - Анна. И хотя это имя носили тысячи женщин, Рю вздрогнул. Ручка снова замерла над чистым листом. Официантка из стейк-бара ни капли не походила на Аню Фаерман, но вот он посмотрел снова и увидел тот же самый взгляд: взгляд влюбленной девчонки. Аня ничего не скрывала весь последний год, однако в четырнадцать Рю в упор не замечал её чувств. После он убеждал себя, что это не так уж бросалось в глаза, оправдывался тем, что если двое очень близки с самого детства, то бывает тяжело понять, где заканчивается привычная откровенность и начинается нечто иное. Рю видел в Ане и друга, и сестру, и порой даже ворчливую мамочку - особенно, когда ей стукнуло тринадцать и она вдруг осознала себя невероятно взрослой, а он ещё выглядел как мальчишка. Тибо пнул его под столом. - Анна? - переспросил Рю, пытаясь сгладить неловкость. - Красивое имя. - Спасибо. - Хочешь, я вас сфотографирую? - предложил Тибо. - Ох, а можно? Рю кивнул. Анна поспешила за смартфоном. - Да что с тобой? – удивился Тибо, глядя ей вслед. Рю не ответил. Снова посмотрев на пустой лист, он написал: «С наилучшими пожеланиями для Анны. Смелые девушки самые лучшие. Каваками Рю». Размашистая подпись заняла остаток страницы. После совместной фотографии как раз подоспели стейки. Уже накинув куртку, Рю снова поймал взгляд Анны, которая убирала столик рядом с ними. - Всего доброго, – она улыбнулась. – Ждём вас снова! - Там снег идёт. Очень скользко, - сказал Рю. - Будь осторожнее на дороге. До отеля шли пешком. Рю воскрешал в памяти далёкий образ. Взбалмошная и громкая, плоская как доска, Аня всегда дружила только с мальчишками и презирала домашних девочек. Чей голос было слышно за две улицы? Кто собирал компанию для пряток или игры в казаки-разбойники? Кто прыгал через заборы и висел вниз головой на турниках и деревьях? Кто знал тайный путь на крыши и в подвалы, кто исследовал жуткие пустыри и свалки, кто первый мчал на велосипеде до пляжей Санта-Моники втайне от старших? Аня. Далеко не каждый мальчишка мог угнаться за ней. Ей всё прощали. В нужный момент она умела ангельски улыбнуться или удивленно похлопать огромными голубыми глазами, накручивая на палец белокурый локон, или озвучить мысль, с которой могли поспорить далеко не все взрослые. В студии Аня тоже была вечной головной болью, но и танцевала лучше всех. Дома переживали, что она вырастет слишком высокой, однако рост ей не помешал. Её точно ждало большое будущее. Рю клялся, что проведет Аню на все кинопремьеры и перезнакомит со всеми актерами, а она взамен бралась обеспечить его контрамарками на все танцевальные шоу мира. Повзрослев, Рю узнал простую и грустную вещь: любые пути расходятся, - но тогда казалось, что им начертано быть вместе до конца времён. Да и как он мог думать иначе, если их даже мыли в одной ванне, пока Ане не стукнуло пять. Матери, устав в студии, экономили время и силы. Варвара ещё экономила воду. Купание всегда превращалось в шоу. Иногда Аня играла сирену и, взяв расчёску, пела в неё как в микрофон тоненьким, якобы соблазнительным голоском, обмазавшись хлопьями белой пены, иногда превращалась в злую русалку и, нырнув вниз, хватала Рю за ноги, а он орал на весь дом и плакал. Особенно его пугали волосы, плывущие по воде. Они казались совсем не теми прекрасными волосами, к которым было так приятно прикасаться в другое время. Даже когда переехали, Рю чаще ночевал у Нины, чем в квартире, которую снимала мать. Детская комната постепенно стала комнатой двух подростков, но одно осталось неизменно: Ане на ночь всегда заплетали косы. Когда Варвару первый раз разбил инсульт, почётная обязанность перешла к Рю. Случилось это просто: перед сном растрёпанная как самая настоящая русская кикимора Аня вручила ему щётку и голосом, не терпящим возражений, приказала: «Чеши!». Она ненавидела расчёсываться сама ещё и потому, что страшно боялась сломать антикварную вещь. В её руках гибли любые расчёски. Не раз ему приходилось вынимать намертво запутавшиеся гребни. Рю и теперь считал, что волосы Ани были лучшим, к чему он прикасался в своей жизни. Сорок дюймов густых и тонких, почти шёлковых волос цвета льна. В тринадцать он мог сколько угодно дрочить на изображения святого Себастьяна, но в глубине души не сомневался, что однажды станет велик настолько, что возьмёт в жёны заносчивую мисс Фаерман, воротящую нос от всех парней, которые за ней ухаживали. Он решил: никто и никогда не посмеет расплетать её кос. Всё это кончилось в один день - вскоре после того, как случилась та глупая история с танцором, и Аня, переживавшая всё вместе с Рю, написала пьесу, чтобы хоть как-то его утешить. Он вернулся после месяца съёмок в Нью-Йорке и увидел её с короткой стрижкой. Даже не каре! Осталась только чёлка. Рю не мог вымолвить ни слова, смотрел во все глаза, не в силах поверить, но Аня поняла всё иначе. «Здорово, да? - спросила она, обняв. - Тебе нравится? Я теперь совсем мальчишка!». Аня была выше. Она склонилась, глупо хихикнув, но Рю оттолкнул её раньше, чем понял, что упустил свой первый поцелуй. Как же они тогда поругались! Аня плакала и кричала, он тоже кричал и плакал. Они обзывали друг друга и точно бы подрались, если бы она не выбежала вон из пустого танцевального класса. Рю трясло от злости. Как он хотел сделать что-нибудь ужасное: убить себя или удушить Аню её же отрезанными волосами! Было полное ощущение, что всё пропало. Которое оказалось правдой. - Рю? Откуда звал этот голос? - Рю-у-у! - Тибо тряхнул за плечо. - Ты где? В другой галактике? - Извини, - он попытался осмотреться. Они стояли на каком-то перекрёстке. Падал снег. А в тот вечер лило как из ведра. Рю с трудом понимал, что из этого сейчас реальнее, и если первое, как же так вышло, что он здесь оказался, почему навсегда не остался там, в прошлом, почему не побежал вслед за Аней. - Это из-за Анны? - Аня… - Рю не мог вдохнуть, глаза наполнились слезами. - Да кто она такая, мать твою, и почему я о ней ничего не знаю?! Кто такая Аня Фаерман? Дура! Дура! Дура! Полюбившая такого же дурака. - Она… её сбила машина. Говорили, Аня выскочила на улицу и побежала через дорогу. Водитель клялся, что не видел. Он пытался затормозить, но было очень скользко. Тогда Рю не плакал, потому что не мог поверить в произошедшее, а сейчас слёзы лились, потому что он до сих пор был зол - как Аня посмела так с ним поступить? Она ведь была старше! Взрослее. Умнее. Рю всегда верил ей! Аня! Предательница! И он – он сам оказался не лучше, хотел, чтобы она принадлежала только ему вместе со своими потрясающими волосами, со своим дурным характером, со своей бесконечной силой духа и запасом безумных идей. Рю до сих пор помнил, как яростно желал ей чего-нибудь плохого, по-настоящему ужасного, сравнимого с той болью, которую чувствовал внутри. Он снова был одиноким подростком, беспомощным и беззащитным перед огромным чувством вины, однако два с половиной года встреч с Линдой не прошли даром. В своём деле она заслуженно считалась одной из лучших. Пока один Рю страдал, другой, взрослый и многое повидавший, признавал, что глупо как перекладывать всю вину на девчонку, житейского ума и опыта у которой было не сильно больше, чем у него тогда, так и думать, что человек может управлять непредвиденными обстоятельствами, погодой или чужой судьбой. Аня пыталась добиться взаимности как могла. Он, как мог, пытался показать ей, что сам хочет сделать первый шаг. У обоих вышло одинаково плохо. Рю прекрасно это понимал, но впервые за все эти годы по-настоящему хотел простить и её, и себя. - Аня – моя первая любовь. Тибо смутился. - Ты никогда не рассказывал. - Как о таком расскажешь? - Давай, я поймаю такси. - И мы проедем метров семьсот? - Рю, наконец, понял, где они стоят. - Идём, - он вытер слёзы. - Это прошлое. Уже двадцать лет как. Пора забыть. Помолчав, Тибо заметил: - А ты, и правда, изменился. - Пришлось. Тибо вздохнул, посмотрев в сторону. Рю поправил чехол на плече: - Знаешь, когда долго живёшь с кем-то под одной крышей и, тем более, растёшь, то привыкаешь. Это не про Аню. Она не уставала меня удивлять. Если бы только у нас был ещё хотя бы год или два, и мы успели бы немного вырасти, поумнеть… Аня точно бы успела. Уверен, она бы со мной справилась. Сделала бы меня хорошим человеком. Сам я так себе справляюсь. - Не представляю тебя с женщиной. - Я сам уже не представляю - ни с женщиной, ни с мужчиной. Вообще об этом не думаю. - А о чём думаешь? - О том, что купить, что приготовить, кого не забыть поздравить, о смысле искусства в жизни человека... Тибо остановился. Снег лежал на его волосах, на его одежде. - Я скучный стал, правда? - Нет, Рю, - он сглотнул. - Правда, нет. Ты стал лучше. - И ты станешь, - Рю посмотрел ему в глаза. - Даже без меня, Тибо. Уже в холле отеля, по пути к лифту Тибо спросил: - Ты надолго в Чикаго? - До конца соревнований. - Я тоже. Итальянцы за кого приехали болеть? - За всех. Чеккарелли собирает впечатления. - Про фигурное катание? - брови Тибо поползли вверх, а голос, наоборот, упал до шёпота. - Серьёзно? Что он собрался снимать?! - Откуда я знаю? - Рю, пожалуйста! - Давай не здесь. Можно у меня, я один. Жаль, какой-то мудак занял наш любимый номер. Двери лифта открылись. Внутри Тибо, гнусно усмехнувшись, нажал кнопку «4». - Можно было догадаться, как его зовут, - признал Рю. - Я там тоже совсем один. - Плохая идея. - Рю. Просить не буду, но предложить-то могу? - Бездушно потрахаться? - Расстаться с огоньком, - поправил Тибо. - Мы уже расстались. - В тот раз было без огонька. - Ладно, уговорил. Тибо схватил Рю за воротник куртки, едва закрылась дверь номера, не включив свет, не позволив даже опустить на пол чехол с гитарой. Они целовались как в лучшие времена, пока не запнулись обо что-то и чуть не полетели на пол. - Твою мать, - выдохнул Рю, пытаясь освободиться из крепких объятий. - Дай мне положить гитару! И снять куртку! Тибо нехотя отступил. Лампы, вспыхнувшие на старой люстре, осветили привычный бардак, который он наводил в любом помещении, где оставался дольше пяти минут. Чехол нашёл приют на относительно безопасной поверхности комода. - Ты готовился? - спросил Рю, вешая куртку. - У меня всё в номере, с собой только два презерватива. - М-ну-э… - Тибо почесал затылок, глядя по сторонам. - Где-то точно было. - Учти, - Рю снял шарф и следом стянул тёплый свитер, оставшись в одной футболке и джинсах, - в последнее время я не пихал в себя ничего толще двух пальцев, и тебе без всего не позволю. - А как же дилдо? - Настроения не было. Тяжело расслабиться, когда в доме филиал ада. Эй, погоди-ка, ты покраснел? - Я отвык от твоего бесстыдства, - признался Тибо, тоже снимая верхнюю одежду. - Ах, ну да, католики так не делают. - Я не отказался бы посмотреть. - Лучше поисками займись. Пока Тибо, чертыхаясь, перебирал завалы, Рю валялся на кровати. - Расскажи про фильм. - Я пока толком ничего не знаю. Герои будут фигуристами и, наверное, геями, если Тони не передумает. - Слышал, он хотел снять ещё что-то в духе «Адель». Ты в деле? - Я сочувствующий. - Есть! - Тибо упал рядом, бросив Рю на живот тюбик и россыпь презервативов. - Ваниль? Ты издеваешься? - Был вариант «Яблоко с корицей». Думаешь, зря не взял? Но ведь ещё далеко до Рождества. - Ублюдок, - Рю засмеялся, хлопнув его по плечу. Тибо навис над ним. Привычный и близкий. Как будто не было всего того, что их разлучило. - Я так боялся этой встречи, - сказал он. - Не знал, кого увижу. Ты нигде не появлялся. Ты ужасно выглядел, когда сбежал. Это твоё письмо… Столько я всего придумать успел. Столько плохого. Прости меня, Рю. Я даже представить не мог, что ты не сломался. Я в тебя совсем не верил. - Тибо, не нужно сейчас… - Дай закончить. Ты стал сильнее этого дерьма. Ты потрясно выглядишь. Ты… Ты такой, каким я тебя уже давным-давно не видел! Ты написал, мы оба виноваты. Я знаю: знаю свою вину! Хотя всякое думал, пока не понял, что сам тебя потерял. Всё катится к чертям, если ничего не делать. Думаешь, я не видел, как крепко ты подсел на наркоту? Бог мой, да что за дерьмо у меня было в голове, если я правда считал, что это только твоя проблема? - Тибо, - Рю приподнялся. - Остановись. - Это была наша проблема. Наша! - Не так я представлял любовную прелюдию. - Просто выслушай. Я ведь выслушал тебя тогда. - Ладно. Чем ты мог мне помочь? - Может, и ничем, если мыслить философскими категориями, - Тибо упрямо мотнул головой. - Но я мог этому не способствовать! Тогда, в начале. Думаешь, раз за разом предлагать своему парню кокаин - нормальный поступок? Да это мудацкий поступок! Вот что я понял. А что было потом, лёд этот… Вспомнить страшно, как тебя ломало, а я просто смотрел! Рю. Ты был прав, когда сказал, что нужно расстаться. - Утром мы расстанемся. Обещаю. - Чёрт, - он упал лицом вниз, закрыв голову руками. – Чёрт! Опять ты это со мной делаешь! Невыносимо это, мать твою! Слышишь?! - Тибо. Прекрати, - Рю повернулся на бок и положил ладонь на трясущуюся спину. - Ну, перестань. Переключись. Дыши глубже. - Мне так твоего смеха не хватало. - Тогда посмеёмся сейчас. - Твоей счастливой улыбки, - Тибо приподнялся на локтях, утерев глаза. - Я все фильмы с тобой пересмотрел. Даже сраный «Путь девяти»! - Ты явно был не в себе. - Как так вышло, что ни в одном фильме ты не улыбаешься как счастливый человек? Вопрос был спорный, но Рю хотел трахаться, а не спорить сейчас. - Все мои герои были несчастными людьми, - ответил он. - Надеюсь, в новом фильме Чеккарелли… - Я не собираюсь там сниматься. - Кого ты обманываешь? - Это исключено. - Рю, - Тибо коснулся его губ большим пальцем, - ты слишком много болтаешь. - А ты прекрасно знаешь, как меня заткнуть. Рю стянул футболку, пока Тибо расстёгивал на нём ремень. Если подумать, последний раз он полностью раздевался, чтобы потрахаться, в этом самом номере почти три года назад. Депрессия осталась в прошлом, а вот нежелание лишний раз соприкасаться с кем-то голым телом до сих пор не ушло до конца, хотя именно прикосновения всегда заводили сильнее всего: прикосновения пальцев и губ, прикосновение кожи к коже. Может, кого-то возбуждали тайны, скрытые покрывалами, или силуэты в полупрозрачных тканях, но Рю не был таким человеком. Он любил только то, что точно видел и что ярко ощущал. Джинсы полетели на пол, оставив его обнажённым перед Тибо, который впопыхах стаскивал свои штаны. - О Боже, - пробормотал он, прижимая Рю к кровати и целуя, - Боже мой, как в сраном сне! Рю оплетал его ногами и руками, тёрся, заводясь всё сильнее, снова вдыхал резкий запах пота и почти неразличимый – одеколона. Сколько раз они кувыркались в этом номере, и он точно так же лежал, между делом разглядывая безумного вида люстру и причудливые извивы линий на потолке. Миранда говорила, интерьер здесь не менялся. Рю любил представлять, сколько ещё людей видели эту же картину, отдаваясь любовникам, и что испытывали в моменты близости. Тибо снова присосался к губам, и все мысли сосредоточились вокруг его языка, настойчивого и неутомимого. Наверное, со стороны выглядело отвратительно. Рю застонал, подумав об этом. Да. Да! Он дотянулся до задницы Тибо, царапнул ягодицы, вынуждая прижаться ещё крепче, так, что члены стиснуло между животами. - Уже? – удивился Тибо, оставив в покое его рот. - Умираю, как хочу Ламбера-младшего. - Чёрт… Тибо зажмурился. Красные пятна на щеках и шее проступили ярче. Рю кусал губы, чтобы не засмеяться. Смущать его пошлыми фразами в постели всегда было весело. - Всего целиком, - он поёрзал, - о-ох, да, прямо в мой тесный… - Р-р-рю! - Да? - Рот занять не хочешь? - Ночь длинная, - Рю нащупал тюбик где-то под лопаткой, – ещё успею. Сейчас хочу его в задницу. Организуешь встречу? Тибо сел на колени. Перевернувшись, Рю глянул уже через плечо, но говорить ничего не стал, только шире развёл ноги. Его давно не растягивали чужие пальцы. Напрягшись в первое мгновение, он тут же расслабился. Тибо протолкнул их дальше. Медленное движение обратно и снова резкое – вперед. Кожа покрылась мурашками. - А-ах-а-а… да! Ещё! Тибо продолжал, и с каждым новым движением Рю хотел всё больше. - Сейчас, - прозвучало возле уха. – Сейчас, подожди. Сколько раз Тибо вставлял ему в этой позе – и всё равно он вскрикнул от удовольствия. Член входил всё глубже. Это приятно отличалось от занятий с дилдо. Тибо не спешил. - Ты потрясный, Рю, - он поцеловал висок. - Лучше всех, кого я трахал. - Давай, сделай так, чтобы я тоже забыл всех остальных. Тибо прижался грудью к спине и до боли стиснул запястья. - Рыбка, - выдохнул он, не скрывая обожания. - Моя Рыбка! - Мой ублюдок... У них бывали ночи и погорячее, но для последней - вышло неплохо. Уже под утро, исчерпав запас сил и подходящих идей, Рю принял душ, после чего вернулся, чтобы просто посидеть среди смятой постели, глядя в широкое окно, погасив свет и наслаждаясь усталостью. Он любил такие моменты: одно уже закончилось, а другое ещё толком не началось. Тибо лежал, закрыв глаза предплечьем, на котором скалился дракон. - Почему именно это? - А? - Татуировка. - Хотел оставить в памяти то, с чего всё начиналось, а не чем закончилось. Когда смотрю на него, сразу вспоминаю съёмки «Ублюдков». - Похоже. - Жаль, ты тогда отказался от дракона, хотя тигр в цветах сакуры тоже получился ничего. Рю улыбнулся, вспоминая, как ругался Йошито, в который раз переделывая эскиз временной татуировки. В душе он явно был художником-пейзажистом, потому что постоянно добавлял на фон то заросли бамбука, то склоны гор, то бурные водопады. Тони настаивал, что на переднем плане нужен неистовый дракон, Юмико считала, лучше изобразить эпичный сюжет вроде битвы орла и кобры. Сам Рю хотел, чтобы все трое пошли куда-нибудь подальше, но так как сценарий предполагал эпизоды с обнажением, то пришлось смириться – какой же якудза без татуировки, тем более, в чёрной комедии? Весь фильм герой Рю и герой Тибо со своей бандой не могли поделить семь килограммов кокаина и ушлую блондинку, из-за чего постоянно попадали в невероятно тупые и странные ситуации. Они бесконечно стреляли друг в друга, взяли на душу много грехов и в конце, по закону жанра, остались ни с чем, так как красотка оказалась агентом ФБР под прикрытием. Тибо не уставал смеяться над эпилогом, где этих двух неудачников ещё и посадили в одну камеру. - Ты не передумал? - Тибо, перестань. - Я хочу знать точно, чтобы спросить кое-что. - Мы разошлись три года назад. - Тогда, может, наконец, разведёмся? - Мы до сих пор замужем?! - опешил Рю. - Ну… да, - Тибо сел, он был удивлён не меньше. - Тогда я подумал, что не нужно торопиться, что всё, может, наладится ещё, а потом… Да мне и не горело. И сейчас не горит. - Я был уверен, что мы развелись, - пробормотал Рю, прижав ладонь к губам, потом нахмурился. - И ты молчал? - Что я должен был сказать?! - Не знаю, намекнуть как-то! - Да почему ты вообще решил, что мы развелись? - Думал, это логично, раз мы не общаемся столько времени и никто не называет тебя моим мужем! Блядь. Стыдно-то как! - Отсутствие воспоминаний, видимо, тебя не смутило, - пробормотал Тибо. - У меня с этим проблемы, - Рю потёр висок. - Я, правда, много чего не помню из наших последних двух лет. Извини. Мне нужно будет приехать в Канаду? - Не обязательно. Нужно только твоё согласие. Но если приедешь, буду рад. Познакомлю с Синди. - Если не появится срочных дел, - Рю перебрался к краю и опустил ноги на пол. - Всё? - Хочу немного поспать. - Приходи сегодня болеть за Софи. - У меня даже билета нет. - У меня есть второй. В час буду ждать в холле. Десять минут. Или позвони, если задержишься. Рю кивнул. Он оделся, подхватил тёплые вещи и вышел из номера, беззвучно закрыв дверь. Тибо долго смотрел в потолок, пытаясь понять, что вообще происходит в его жизни и почему, но пришёл к выводу, что это бесполезно. Переведя взгляд на татуировку, с которой скалился дракон, теперь казавшийся не только мудрым, но и ехидным, он тяжело вздохнул и грустно резюмировал: - Вот дерьмо.