Стоп! Снято!

Никите снился инкуб. Не тот, который обычно представлялся в сладких грёзах наяву, а другой, похожий на человека-птеродактиля. Поджарый, с литыми мышцами стремительного и опасного хищника, сплошь покрытый чёрной чешуёй. Кто в свете полуденного солнца видел ослепительные отблески от алмазно-белых роговых наростов на его груди, редко уходил живым. Но Никита не держал на инкуба зла, ведь тот ни много ни мало похитил его из ведьминого круга! Дерзко спикировав с ультрамаринового неба, вырвал из бесконечной круговерти мухоморового хоровода – такого быстрого, что воздух вокруг становился стеной непроходимого вихря. Зажав Никиту меж своих крепких бёдер, инкуб нес его над неведомыми землями, густо покрытыми лесами, и оглашал необъятные просторы торжествующим клёкотом. Он поднимался всё выше и выше, под самые облака, пока мир внизу окончательно не исчез за пеленой молочно-сизой дымки. И там, наверху, когда Никита совсем обессилел от изумления и ужаса, инкуб вдруг впился зубами в его плечо со сладострастием, неведомым простым смертным. По-змеиному гибкий хвост скользнул по беззащитным голым ягодицам. Никита сжал их, но инкуб, почуяв сопротивление, только усилил напор. Мгновение спустя кончик его хвоста, гладкий и ороговелый, ослепительно блестящий в ярких солнечных лучах, толкнулся внутрь. Никита вскрикнул. Нарост вошёл глубже, растягивая зад. Это было так мучительно и так… приятно. Говорили, яд инкуба, проникший в кровь через укус, превращал жертву в такое же ненасытное, алчущее одних лишь плотских утех чудовище, и даже те, кто пережил лихорадку, после всё равно умирали, не имея сил вынести воспоминаний о том немыслимом стыде. Проклиная свою судьбу, Никита стиснул зубы, намереваясь сопротивляться до последнего, и тут почувствовал, как кончик хвоста завибрировал – там, внутри – точно над простатой. Изо рта против воли вырвался стон. Эта постыдно-сладкая пытка всё длилась и длилась. Инкуб то вынимал нарост почти целиком, то снова глубоко погружал его, заставляя Никиту холодеть от ужаса за растянутый зад. Наконец, впереди показалась одинокая базальтовая скала, со всех сторон окруженная амарантовыми облаками. Там, высоко над миром, под защитой чёрных камней, и было его гнездо, свитое из тонких, но прочных ветвей высокогорных кустарников. Инкуб бросил Никиту прямо туда, на мягкую подстилку из душистых трав и человеческих волос, а сам накинулся сверху. Звериные поцелуи больше напоминали укусы, после грубых ласк на нежной коже оставались глубокие кровоточащие царапины – и всё-таки Никита позабыл о боли, едва разглядел его лицо. Даже превратившись в покрытую чёрной чешуей морду летучего рептилоида оно осталось таким же прекрасным. «Рю. Мой рю». Отбросив страх, Никита обвил инкуба ногами. Тот вновь оглушительно заклекотал. Широко раскинув свои огромные руки-крылья с алыми перепонками, он вдруг приподнялся и, глубоко вдохнув, напряг мышцы пресса. Из сморщенной кожистой сумки между ног показалась перламутровая головка. Инкуб запыхтел, раздувая ноздри, и нетерпеливо забил хвостом. Член выходил наружу медленно, сантиметр за сантиметром. Тёмно-тёмно-синий, полупрозрачный, склизкий от смазки, он казался гигантским слизняком. Сглотнув, Никита коснулся его и вздрогнул от непривычной прохлады, но тут же обхватил крепче – на ощупь тот был твёрже камня. Инкуб заклекотал ещё громче, выпячивая пах так, что головка закачалась у самого лица. Никита попытался сосать, но от слизи во рту быстро стало горько. Тогда он зажал член между ухом и плечом и начал надрачивать основание рукой. Янтарные глаза на бесстрастной морде потемнели, вертикальные зрачки расширились, став двумя полными чёрными лунами. Инкуб низко, сладострастно рыкнул. Он снова подхватил Никиту, словно пушинку, и опрокинул на подстилку, разводя его ноги широко в стороны. «Нет! – пронеслось в голове. – Нет!!!» «О боже, да-а-а-а!» – вырвалось вместо этого, стоило склизкой головке погрузиться в зад. Инкуб драл свою добычу нещадно. Размерами его член значительно превосходил ту ороговелость на кончике хвоста, но Никита не чувствовал ничего, кроме сводящего с ума удовольствия, и только вскрикивал на каждую фрикцию на одной и той же блядской ноте. Грубые белые наросты на тазовых костях били его по ягодицам, оставляя на них синяки. Огромные крылья заслоняли солнце. Умопомрачительный призрак вознесения, за которым Никиту, конечно, ждала одна только смерть, но прямо сейчас он был неописуемо, невыносимо счастлив – всего один шаг отделял его от удовольствия, доступного лишь избранным. Один маленький шажок. Никита почти сделал его. Почти... Он всё никак не мог кончить. Ничем не мог себе помочь. Его всё сильнее тянуло вниз, туда, на бесконечно-далёкую землю, он утекал из объятий инкуба, соскальзывал с его восхитительного склизкого члена, падал с тысячи небес сквозь миллиарды миров... – Ни-и-ик, – всё громче звучал чей-то шёпот. – Никита, просыпайся. Наконец, он понял, что лежит под одеялом, и чуть не взвыл. Так и не кончил! Его хер сейчас, наверное, был размером с остров Сахалин! Не зная себя от горя, Никита уткнулся носом в плечо будившего и замычал в полном отчаянии. – Ого, – ласково рассмеялся Рю, стягивая с него штаны, – приятный сон? Тело отозвалось мгновенно. Опрокинув весельчака на спину, Никита прижался губами к родинкам на его шее, просунул член между крепких бёдер – и спустил в ту же секунду. Рю возмущенно вскрикнул, но следом снова развеселился. – Прости, – пробормотал Никита. – Уже утро? Смех стал только громче. Наконец, удалось разлепить глаза. Совершенно точно, время только шло к девяти, но футон у стены был пуст и застелен покрывалом. С тех пор, как закончились ночные съёмки и все более-менее вошли в нормальный режим, Руслан в рабочие дни вставал в восемь сорок пять, а через полчаса уже спускался завтракать, оставляя Никиту и Рю одних. Прекрасные двадцать минут, которые они тратили на то, чтобы сделать утро добрым до первого глотка кофе. Особенно не заморачивались. Дрочили друг другу или по очереди делали минет. Иногда Никита ещё успевал быстро присунуть Рю, но с утра настроение у того бывало редко. Он любил трахаться вечером. Да и не только трахаться. Его «включало» часов в восемь и до часу ночи он жаждал любой активной деятельности, а потом еле продирал глаза к девяти. Вот и сейчас, отсмеявшись, Рю сладко-сладко зевнул. Никита прислушался. Из ванной не доносилось ни звука. – Цыганенок уже ушёл, что ли?.. – Так ты хотел, чтобы он это видел? Откинув одеяло, Рю откатился в сторону и снова захохотал. Шли секунды, а Никита всё никак не мог отвести взгляд от его бедер, на которых блестела сперма. Вспомнился склизкий член инкуба, а следом и весь этот безумный сон. Кровь одновременно прилила и в пах, и к лицу. Никита искренне понадеялся, что и без того уже достаточно красный, чтобы Рю заметил разницу. Рассказать об увиденном он, пожалуй, не рискнул бы даже ему. «Ершов, подсознание тебе уже даже не намекает. Оно кричит». Взгляд сместился выше, на член Рю. Может, в сантиметрах он и не впечатлял. Зато во всём остальном ему точно не нашлось бы равных. Во всяком случае, Никита мог припомнить ничтожно малое число мужчин, которые голыми выглядели лучше, чем одетыми. Но даже их вставшие члены были и вполовину не так хороши. Ни один из них он не хотел в свою задницу настолько сильно. – Ох, насмешил, – Рю вытер с ресниц выступившие слёзы. – Ты разве забыл? Тони сегодня хотел отдельно с Русланом пару утренних сцен снять. – Бля, я думал, это будет в среду. – Сегодня среда. Никита зажмурился. Выходит, им оставалась всего одна неделя в Хасецу?.. Было странно думать об этом теперь, когда он уже привык просыпаться каждое утро в объятиях Рю и шутить дурацкие шутки с Русланом, пока тот натягивал штаны. – Так что они рано начали. И нам бы тоже поторопиться. Сегодня, оказывается, «короткий день». Об этом Никита вообще слышал первый раз. – Луиза в чате написала, – дотянувшись до салфеток, Рю обтёр себя. – У нас нежданная гостья. Все надеялись, она поленится сама сюда лететь на пару-то дней, отправит только пуделя с дрессировщицей, а она решила собственной персоной нас, так сказать, порад... – Погоди, погоди, – Никита зажмурился, – я что-то плохо соображаю. Какая гостья?.. – Давай, за завтраком расскажу, – Рю снова прикатился под бок и сказал уже другим, ласковым голосом. – Не хочу сейчас время тратить на сплетни. Он провел кончиками пальцев по лицу Никиты и, приблизившись, поцеловал в уголок губ. – Что такое тебе снилось? – М-м-м, – Никита обнял его, – обязательно рассказывать? – Не обязательно. Просто мне интересно. Ты так завёлся… С другой стороны, что действительно постыдного было в этом сне, кроме сложных чувств Никиты к половым членам? Поцеловав чёрные взъерошенные волосы, он ответил: – Снилось, что меня похитил инкуб. Только не такой, как в историях об озере Лин. – Вау, – Рю рассмеялся. – Ещё один инкуб? Мой конкурент? – Нет, не в этом смысле. Во сне тоже был ты, только другой, – Никита припомнил уже расплывшийся образ. – У Мэта инкуб совсем как человек, этакий добрый ранимый сид, а мой больше на зверя был похож. Точнее, на рептилию, на птеродактиля – только антропоморфного и без клюва. – И ты с ним трахался? – О, ещё как... Рю снова захохотал, на этот раз уткнувшись Никите в плечо. – Да, отбитый я всё-таки, – весело признал тот. – Вовсе нет! Просто... аха-ха-ха… ты, наверное, первый из моих парней, кто... Сквозь хохот ничего было не разобрать. – Кто – что? Кое-как он успокоился. Подул на вновь повлажневшие глаза. – Ох, кто так искренне очарован тем, что Инкуб – другой. – Но в этом же весь прикол, – удивился Никита, – разве нет?.. – Сложно, – Рю повернулся на спину, и хотя его лицо ещё было веселым от недавнего смеха, взгляд уже потяжелел. – Большинство моих приятелей просто думали, что это… придурь. В каком-то смысле так, наверное, и было, – он помолчал, уставившись в потолок, и потом добавил: – Знаешь, я тогда много думал о том, кто он. Мы не сразу стали кем-то одним. Сначала Инкуб был просто ролью, историей... Что-то вроде тоски по Лилит. Но потом я понял, что он... Рю снова замолк и, тяжело вздохнув, покачал головой: – Нет, словами если объяснять – ерунда какая-то выходит. – Пусть будет ерунда, – Никита подвинулся, обнял снова. – Он был как... отражение. Такое, когда уже не знаешь, кто из вас отражение. Я спрашивал себя, кто я – Рю Каваками или Инкуб? Но теперь мне кажется, что я никогда не был ни тем, ни другим, – его глаза снова заблестели, но он быстро сморгнул слёзы и натянуто улыбнулся. – Извини. Это, наверное, не самая удачная тема для девяти утра... – Почему? Я сам часто об этом думаю, – Никита тоже уставился в потолок. – Типа, кто я вообще такой и что у меня общего с человеком, имя которого я ношу. Не думал, что тебе это тоже знакомо. – Да? Почему? – Хуй знает. Всегда кажется, что второго такого нелепого человека, как я, во всем свете не сыскать. – Никита!.. Рю обнял так быстро, что невольно заставил вздрогнуть, и так крепко, что из легких выбило весь воздух. Может, поэтому глаза и заволокло влажной пеленой?.. – Если мы другие, это вовсе не значит, что мы нелепые или неправильные, – этот горячий шёпот на ухо совершенно точно был запрещенным приемом. – Каждый человек... ценен не в сравнении, а сам по себе! Он говорил ещё, и Никита потерянно слушал его. Жался к нему. Цеплялся за него – как за своё спасение. Как за единственное, за что вообще можно ухватиться, падая в эту разверзшуюся жуткую бездну. Рю ушёл через десять минут – заказывать завтрак, а Никита потащился в ванную. Возможно, настолько откровенный разговор с любимым человеком и был не такой уж плохой альтернативой утреннему сексу, но бодрости он точно не прибавил. Снова накатили мысли о скором возвращении в Лос-Анджелес. Неделя. Оставалась всего неделя. Семь дней. А значит, ещё всего семь волшебных пробуждений… «Ершов. Завязывай с этим!» Повелевать себе чужим голосом Никита за почти три десятка лет научился виртуозно, однако с исполнением всегда наблюдалась некоторая беда. Не утешал даже тот факт, что между домом Рю в Беверли-Хиллз и его пристанищем в Санта-Монике лежала какая-то жалкая дюжина миль. «Двадцать минут езды, Ершов!» «Это в лучшем случае, – мрачно возражал себе Никита, гипнотизируя взглядом тонкую щель между дверцами душевой кабинки. – И если без пробок». Чтобы хоть как-то отвлечься от бесполезного спора с самим собой, он закрыл глаза и попытался припомнить сон – то томительное чувство, с которым прижимался щекой к прохладной коже инкуба и от души надрачивал ему. В паху потяжелело, но не настолько, чтобы хвататься за член. Да Никита и не хотел делать этого без Рю. Быстро домывшись, он почистил зубы, привел себя в относительный порядок, оделся и вышел из номера. Была тому причиной некая особенная магия старого рёкана или просто смена обстановки, но уже в холле Никиту попустило. Он взглянул на ситуацию иначе: в запасе у него оставалось ещё целых семь дней, – и что действительно стоило сделать, так это насладиться каждым из них. Остановившись у стойки, он вполне искренне пожелал доброго утра господину Огаве. Ответив любезностью на любезность, тот сказал: – Господин Каваками взял вам завтрак в банкетный зал. Вы уж извините, людно у нас сегодня с утра. Старики вроде меня пришли футбол посмотреть, – он добродушно рассмеялся. – Одни теперь радости у нас. В зале, в самом деле, были заняты все столы, чего обычно в такой час не наблюдалось. Уверив хозяина рёкана, что всё в полном порядке, и немного поговорив с ним о футболе, Никита поспешил в банкетный зал на первом этаже. Рю сидел там один, листал ленту инстаграма. На столе стояли два завтрака. – Ты представляешь, – сказал он, не поднимая головы, – у них тут почти всегда по утрам свободно в будни, оказывается! Можно было хоть всё время приходить сюда завтракать, наценка какая-то смешная. – Приятно, что мы узнали об этом не в последнее утро. Никита упал рядом с ним. – Угу, – отозвался Рю, переходя к последним сообщениям в чате вертепа. – Долго ты что-то. – Долго? – Сказал, спустишься через пятнадцать минут, а прошло уже полчаса. – Извини. В душе сильно залип. Ты тут заскучал? – Нет. Просто всё остыло. Не такое вкусное теперь, наверное. Он говорил без укора, словно и правда сожалел лишь о том, что придётся есть недостаточно горячий завтрак, а потом и вовсе тихо хрюкнул. – Что пишут? – Никита ухватился за новую тему. – Я с вечера их не читал. – Шутят о предметах первой необходимости. – Боже мой! До сих пор? – Да, оказывается, не все вчера твою сториз посмотрели. Никита только фыркнул. Придумать достаточно двусмысленную надпись к селфи у него так и не получилось, поэтому прошлым утром он сделал ход конём и опубликовал фото, над которым уже поржали между собой. От единственной свободной розетки в их номере – с помощью разветвителя, переходников и такой-то матери – заряжались два смартфона, планшет, беспроводные наушники и вибратор. Добавил лишь подпись: «Допустим... доброе японское утро, а очередь тут за кем занимать? ХD». Пожалуй, это было уже на грани того контента, который Никита время от времени себе позволял, но оно того стоило. – Ладно, – Рю отодвинул смартфон и повернулся, – у нас не так много времени. – Поцелуй перед завтраком? – догадался тот. – Дайте два, пожалуйста. На несколько минут всё во внешнем мире перестало иметь значение. Губы ласкали губы, переплетались языки. Снова тяжелело в паху. Наконец, Рю отодвинулся и, глядя осоловелым чёрным взглядом, прошептал: – Волшебно. – Это только первый был. – Тогда давай скорее второй. Он облизнул влажные губы, и Никиту просто унесло. Оба пустили в ход руки, а вместе с чувственными поглаживаниями такие поцелуи обычно заканчивалось в горизонтальной плоскости. К тому всё и шло, но тут дверь в банкетный зал с грохотом распахнулась. – Воу-воу! Парни, подождите меня! Никита подпрыгнул от звука женского голоса. Рю тоже отпрянул, но из объятий не выпустил. Мико тем временем поставила на стол свой завтрак, закрыла дверь и упала напротив. – Приятного аппетита, – сказала она как ни в чём не бывало и тут же хитро сощурилась. – Да вы продолжайте, продолжайте. Это получше, чем ваши инстаграмы, будет. Только теперь, услышав её привычные шуточки, Никита выдохнул по-настоящему. Пусть их отношения и не были тайной, но вот так – сосущимися не перед камерой – их ловили впервые. Во всяком случае, хотелось в это верить. Он сделал попытку отодвинуться от Рю, но тот не пустил. Продолжая обнимать, весело заметил: – Чем тебе наши инстаграмы не угодили? – Рю Каваками ударился в расчетливый фансервис. Ник Ершов постит вибраторы, – Мико подпёрла щёку кулаком. – Всё перевернулось. Последние настали времена. Посмеявшись, они всё-таки приступили к завтраку. Остывший омурайсу был, конечно, не так восхитителен, как горячий, но тоже хорош. Рю, как всегда, ел маринованные овощи с половиной порции варёного риса и запивал всё мисо-супом, в который для него жена господина Огавы вместо тофу щедро бросала огромную горсть вареных креветок. И хотя в присутствии гостей эта женщина не произносила ничего, кроме положенных вежливостей, хозяйкой она, несомненно, была удивительной – уже к концу первой недели каждому из них волшебным образом подавали именно то, что больше всего и приходилось по вкусу. А уж какие красивые бенто им приносили, когда они обедали не в рёкане!.. Из мира гастрономических восторгов Никиту вернул голос Рю: – Кстати, почему ты? Думал, нас проводит Мария. – Она меня подменила, чтобы я подольше поспала, – Мико глотнула кофе. – Они-то уехали ещё в восьмом часу. – И ты веришь в её благородство? – Нисколечко. Но спать в шесть сорок я хотела больше, чем распутывать хитрые интриги семейства Чеккарелли. – Хитрые интриги? – переспросил Никита. – Ага, – Мико зевнула, разом грустнея. – Как пить дать, насядут на Исикаву, пока он там один. Уже вижу, как он соглашается. – Соглашается на что? – Рю поднял бровь. Собеседница совсем скисла. – Да так, – она начала излишне тщательно разглядывать свой маникюр. – Ми-и-ико? – Тони хочет, чтобы мы с ним сыграли чету Нишигори. – Вы? – удивился Никита. – Вау! Это же… круто, наверное, разве нет? – Типа того, – Мико вздохнула. – Ты же говорила, что уже снималась у него. – Не я. Мои сиськи. А тут даже раздеваться не нужно будет. Лицо, говорит, покажешь! – она вдруг вспыхнула. – Ох уж этот Тони! Как знает, что лицо-то я показывать стесняюсь! За все две недели Никита, кажется, первый раз увидел её по-настоящему смущенной. – Хм-м, – Рю пожевал нижнюю губу, хмуря брови. – Странно. Последний раз Тони говорил, что хочет позвать Патрика Араи и Розу Чжан… Неужели ему снова на что-то не хватило денег? – Страсть к внезапным поворотам однажды его погубит, – момент неловкости прошёл, и к Мико вернулся привычный сарказм. – Если вы ещё не слышали, вчера он договорился с господином Симидзу, что в понедельник тот пустит нас на свой каток. Никита переглянулся с Рю. Никаких эпизодов внутри ледового дворца точно не было в списке того, что планировали снять в Японии. – Да не делайте такие лица, – она хохотнула. – Тони хочет пару сцен, не больше, но мы с Толстым… тьфу ты, в смысле, актёры на роли этих друзей-голубков именно там как раз и нужны. С минуту над столом висела тишина. Рю думал о чём-то, снова хмурясь, а потом вдруг посветлел лицом – и вот тогда в глазах Мико отразился настоящий ужас. – Нет! – выпалила она. – Только попробуй!!! – Просто хотел заметить, – мягко произнёс он, принимая вид самого честного на свете человека, – что вы с Исикавой, в самом деле, смотритесь как добротная комедийная пара. Мико сузила глаза и сказала как отрезала: – У тебя есть семь минут, чтобы доесть завтрак.