Стоп! Снято!

Write what you want Say what you want 'bout me If you're wondering Know that I'm not sorry Do what you want What you want with my body What you want with my body «Do What U Want», Lady Gaga feat. R. Kelly

Тряска была столь сильной, что проникла даже в беспросветную темноту, поглощающую сознание человека во время сна. Долгое мгновение Никита думал, что снова за каким-то чёртом потратил в Москве всё до последнего рубля и поймал попутку до Твери, а потом глупейшим образом в ней задремал, хотя от своих столичных приятелей-неформалов прекрасно знал, чем это чревато. После рождения Ленки родители уже отпускали его «погулять денёк с чуваками», но без особой радости, и потерять их доверие, попав в какую-нибудь дурацкую историю, значило поставить на воскресных поездках крест. К тому же, единственный разговор об автостопе закончился не в пользу Никиты. Мягко говоря. Однако он всё равно делал по-своему. Просто всегда выходил на трассу с таким расчётом, чтобы приехать не позже последней электрички. Да, врал родителям. Да, рисковал. Зато мог позволить себе лишний диск или книгу. Тряхнуло снова. Никита с трудом повернул голову, силясь поднять веки. Странно, что было так тихо. Даже если снова повезло поймать крутую тачку, водитель наверняка не затыкался бы ни на минуту… Невидимая воронка тянула обратно. В бархатную темноту, одна мысль о которой убаюкивала разум. Что-то подобное Никита порой чувствовал, глядя после поцелуев в глубину огромных чёрных зрачков Рю. Рю... «Если мне сейчас пятнадцать, то до нашей встречи ещё почти столько же». Никита распахнул глаза в таком ужасе, что не сразу понял, где находится. Бесконечное мгновение спустя дошло — бизнес-класс самолёта. Летели из Токио в Лос-Анджелес, возвращались со съёмок. Затрясло сильнее. Следом раздался звуковой сигнал и вспыхнуло табло «Пристегните ремни». Мрачного вида тучи за иллюминатором на долю секунды подсветила далёкая вспышка молнии. Сидящий в соседнем кресле Рю тяжело вздохнул и, хмуря брови, перевернул страницу бумажной книги. «Сто лет одиночества». Он взял её ещё в Фукуоке — вытянул наугад, случайно остановившись рядом с полками бесплатного обмена чтивом. «Сто лет, — Никита покрылся потом. — Целых сто». Даже в отрыве от самого романа, крылось что-то невыносимо горькое в одном лишь названии. В голове вспыхнул образ — да чего уж там, за секунду в мыслях пронеслась целая жизнь. Не просто без Рю. Без уверенности, что человек вроде Никиты вообще может отыскать счастье в любви. Без мысли, что прав на эту самую любовь у него не меньше, чем у любого другого. В глазах защипало. Он зажмурился, сильнее втянул воздух носом, бросая все силы против огромной чёрной волны, всколыхнувшейся в душе. — Что такое? Тебе плохо? Рю коснулся руки, и Никита в ответ стиснул его ладонь с такой силой, будто висел на краю бездны. — Ник?! — Тише, — слова дались кое-как. — Не кричи. Я… нормально. Сейчас. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза и увидел полное сочувствия лицо. — Накрыло, да? — спросил Рю. — Мы попали в грозу? — Нет-нет, — он мотнул головой. — В стороне летим. Просто трясёт немного. Давай закрою шторку? Не будет так сверкать. — Да ладно, оставь. Я… — вздохнув, Никита лёг обратно в кресло. — Это было что-то вроде ощущения во сне. Когда кажется, будто где-то в другом месте находишься. Чёрт, даже и не знаю, как объяснить. — Понимаю. Я тоже иногда путаюсь, когда просыпаюсь. Рю смотрел с нежностью. Исходящее от него тепло обволакивало словно мягкий кокон. Что-то вроде невидимой сахарной ваты. Только к этой сладости в подарок шёл эффект анестезии — вся боль отступала, таяла. Никита не верил в магию, но сейчас с ним точно творилось какое-то волшебство. — Спасибо, — улыбнулся он. — Извини, что переполошил. — Брось. — Не знаешь, долго ещё лететь? — Я, честно говоря, совсем запутался во времени после того как подремал, — Рю оглянулся на иллюминатор. — Тучи ещё эти... Светало же, вроде. А теперь и не знаю. Если мы уже недалеко от Лос-Анджелеса, то вечер должен быть. Никита смотрел на него и плыл. Зелёный пуловер с глубоким вырезом снова полз с плеча, навевая воспоминания о коротком, но таком приятном уединении в туалете через пару часов после взлёта, когда почти все пассажиры бизнес-класса уснули. — Если ты не в силах слушать мои рассуждения о линии перемены даты, — беззлобно фыркнул Рю, — то я лучше дочитаю книгу. Когда самолёт вышел из зоны турбулентности, бортпроводницы предложили обед. От них же Никита узнал, что до посадки осталось меньше двух часов, и с сожалением отверг всё кроме кофе. Рю тоже отказался — за компанию. Укоризненный взгляд на него не подействовал. — Если так хочешь увидеть, как я ем, поужинаем где-нибудь. Меня встретит Окада, водитель Юмико. Покатает нас без проблем. — У тебя хватит сил на ужин в ресторане? — Честно? — ответил Рю, перевернув очередную страницу. — Сил у меня хватит только на то, чтобы упасть в кроватку и проспать двадцать часов. В подтверждение своих слов он сладко зевнул. На Никиту в ту же секунду тоже напала зевота. — Блин! Ну ты злодей. — Можем упасть туда вместе. — Приглашаешь к себе? — Да, — сказал Рю, не отрываясь от книги. — Но отказ пойму и приму без обид. — Нужно подумать. Он кивнул. Выпив кофе, Никита заставил себя выбраться из мягкого кресла и дойти до туалета. Застыв напротив зеркала, он медленно, почти механически чистил зубы, всеми силами цепляясь за воспоминания о жарком трахе в этой крошечной комнатке, но в голове снова и снова всплывали одни только мысли о неизбежном — не расставании, конечно — но почти равносильном ему разъезде по своим домам. Что ждало их с Рю в Лос-Анджелесе? Короткие встречи урывками? Секс пару раз в неделю? Бесконечное преследование папарацци?.. Никита не просто хотел видеться каждый день — хотел каждый вечер засыпать и каждое утро просыпаться с любимым человеком в одной постели. Истории о том, как люди съезжались через пару недель бурного романа, всегда вызывали у него если не ехидную усмешку, то здоровую долю недоверия. Раньше он пытался объяснить такое решение более прозаическими факторами, но вот увидел ситуацию изнутри — и подумал только одно: как же им сказочно повезло, если на пути не возникло никаких препятствий. Никита опомнился, когда в дверь постучали. — Ник! — крикнула Мико. — Имей совесть! Сплюнув пену, он прополоскал рот, умылся и, последний раз глянув на хмурое отражение, метнулся из туалета прочь. Когда Никита упал на своё место, Рю в глубокой задумчивости смотрел перед собой, сжимая в руках закрытую книгу. — Дочитал? — Дочитал. — И как? — Понравилось. — Не любишь длинные рецензии? — Извини, — он чуть улыбнулся. — Мощный финал, тяжело сходу что-то связное сказать, — и помолчав немного, добавил: — Я, знаешь, всю жизнь был как тот мёртвый младенец, которого муравьи унесли. А теперь, когда с тётушкой и с дедом поговорил, будто бы даже отпустило. Никита нашёл рукой его ладонь и сжал крепко-крепко. Хотел обнять, но кресла с широкими подлокотниками этого не позволяли. — Я очень рад за тебя. Ужасное чувство — одиночество такого рода. — Тебе оно тоже знакомо? — удивился Рю. — В каком-то смысле. Разве не говорил? Мне раньше казалось, что любовь, взаимность — это для других. — А сейчас?.. — Нет. После Хасецу — уже нет. Никита тонул в карих глазах. Его губы почти встретились с губами Рю, когда тот вдруг повернул голову и строго сказал: — Так. В пространстве между креслами переднего ряда сверкали два любопытных глаза. Один принадлежал Лино, второй — Марии. И близнецы даже не думали отворачиваться. — У нас пр-р-риватный р-р-разговор! — А мы вам разве мешаем? — хихикнула Мария. — Да, — со стороны Лино высунулся край смартфона с глазком камеры и после тихого щелчка тут же исчез. — Продолжайте. — Как сильно я погорячился, когда попросил пересадить вас в бизнес-класс! Несмотря на мягкую посадку и относительно хорошее самочувствие после неё, настроение Никиты уходило всё дальше в минус с каждой минутой, приближавшей его к выходу из зоны выдачи багажа. Мико, Йошито и близнецы снова ловили чемоданы на ленте и складывали их на тележки. Работали как обычно споро, но в этот раз без огонька. Видно, тоже грустили. — Оп! — Мария подхватила первый лиловый чемодан и тут же поставила рядом второй. — Ну вот, Ник, моё дело сделано, а дальше уж сами разбирайтесь! — Спасибо. — Сыграете в лотерею? — хмыкнула Мико. — Типа того, — Никита нацепил солнцезащитные очки. — Ладно, ребята. Давайте обнимемся, и я пойду прощаться с Тони и Луизой. — А Рю с ними ушёл, что ли? — Мария оглянулась по сторонам. — Вот ведь! — Вернётся, не переживай. Никита обнял всех, включая Лино. Обычно тот ловко ускользал от любых объятий, но здесь замешкался и лишь смущенно крякнул, в ответ неловко похлопав по спине. — Утешьте меня, мы ведь соберёмся не по работе до сентября? — Пф-ф! — воскликнула Мария. — А ты думаешь, зачем нам нужен Рю? Мы должны зажать его в кольцо и узнать дату вечеринки! Недалеко от стоек выдачи ценного багажа разгоралась драма, постичь суть которой Никита не смог бы даже при всём желании — Рю и Тони спорили на японском. Последний ещё время от времени скатывался в брань на итальянском. Оба яростно жестикулировали. Луиза стояла в хвосте небольшой очереди на получение. Смотрела на них с лёгкой усмешкой. Все остальные старательно делали вид, что ничего не замечают. — Хм-м, — Никита остановился возле Луизы, — что здесь происходит? — Лучше тебе не знать, — отозвалась та и, глянув на два чемодана, быстро протянула руку: — Ладно, Ник, раз ты торопишься, не буду задерживать. — Но я... — Это надолго, — произнесла она с нажимом. — Тони не обидится. Поболтаете в понедельник. Он всё равно собирался на первую тренировку. — Л-ладно. Не до конца понимая причины такого поспешного прощания, Никита всё же пожал ей руку. Но, видно, недоумение на его лице не могли скрыть даже солнцезащитные очки. Сделав страшные глаза, Луиза обозначила одними губами: — Дейв Бейкер. Никита быстро окинул взглядом очередь — и скривился. В её начале стоял, наверное, самый одиозный представитель профессионального сообщества папарацци. «Свезло так свезло». Кивнув Луизе, Никита поднял ладонь, прощаясь со спорщиками, и развернулся к выходу. Тони взмахнул рукой в ответ и крикнул: — До понедельника, Ник! Рю ничего не сказал. Но, воспользовавшись заминкой, тут же выхватил смартфон. Начал быстро набирать сообщение. Оно упало почти сразу, однако Никита прочитал его уже перед выходом в зал прилёта. Рю: чёрный мерс сильная тонировка садись быстро Ник (L.A.): лады Написать ответ было на порядок проще, чем отделаться от гадкой мысли, что им достаточно уехать из аэропорта на одной машине, чтобы стать героями всех жёлтых полос. И если фансервис — особенно душевный — искренне веселил, то прелестей охоты за горяченьким, как и потребности в контенте такого рода, Никита не понимал. Вспомнились кадры, на которых крепкие парни из «хабс» пробивались через толпу папарацци. Впервые подумалось: как хорошо, что тогда они прикрыли Рю, ведь тот наверняка совсем растерялся бы один. Или вовсе — психанул. На радость всем этим стервятникам с камерами. Увлёкшись мрачными фантазиями, Никита не заметил как проскочил зал прилёта и тем сильнее удивился, выпрыгнув в дождливый, промозглый вечер. Лило стеной. За влажной пеленой горели огни фар и неоновые вывески. — Ну и где этот Окада?.. Подходящий под описание мерседес стоял сразу за зоной остановки такси. Никита неспешно двинулся в его сторону, но ускорил шаг, когда со стороны водителя вышел японец и открыл заднюю дверь. После рассказа Рю Окада представлялся скорее крепким добродушным старичком, однако в реальности оказался приятным представительным мужчиной среднего возраста с едва заметной сединой на висках. В идеально сидящем костюме. «Пожалуй, с таким водителем я покатался бы и до утра». — Добрый вечер, мистер Ершов. Прошу, сюда. О вещах я позабочусь. — Д-да, — пробормотал Никита, ныряя в салон. Окада открыл багажник и, быстро уложив оба чемодана, вернулся за руль. Через мгновение мерседес уже тронулся с места. — Эй! А Рю?! — Здесь нельзя стоять, — всё тем же спокойным, вежливым голосом пояснил водитель. — Подождём на парковке, потом вернёмся за ним. Зажмурившись, Никита тяжело откинулся на мягкое сидение. — Есть вода и кофе, мистер Ершов. И неплохая коллекция джаза или любое радио. — Спасибо, ничего не нужно. И ко мне можно по имени. Ник, Никита — как удобнее. — Договорились, Ник, — он кивнул. — Я — Такаши, но американские друзья зовут меня Касс. — Рад знакомству, Касс. К чему Никита сразу приучил себя в Лос-Анджелесе — так это соблюдать американскую вежливость и, по возможности, с первых минут демонстрировать простые нравы. Такое поведение не просто подкупало многих, оно избавляло от необходимости притворяться звездой. А ещё — в моменты как сейчас — давало возможность без лишних вопросов прикасаться к приятным мужчинам. Окада охотно пожал протянутую руку, улыбнувшись в ответ. В полумраке салона на его безымянном пальце сверкнуло кольцо. «Разве это когда-то имело для тебя значение, Ершов?» «Да что со мной сегодня?!» Зажмурившись, Никита отвернулся к окну. Время шло, а Рю всё не звонил, не писал и даже не появлялся в сети. Никита уже раздумывал, не набрать ли Тони, как вдруг за пеленой дождя со стороны водителя промелькнула тень. Через секунду ручку заблокированной двери с силой дёрнули, а потом по стеклу хлопнула ладонь. И если кое-кто подпрыгнул, вспомнив разом все виденные фильмы ужасов, то Окада лишь флегматично повернулся и на дюйм опустил стекло. — Так и знал, — вздохнул он, снимая блокировку. Мгновение спустя Рю плюхнулся на заднее сидение. Вода ручьём лилась с его волос. Пуловер насквозь промок. Губы побелели от холода. — Извини! Этот ублюдок Бейкер до самого выхода за мной тащился. С него сталось бы и в салон полезть. — Я мог встать поближе, — ответил Окада с тенью укора. — Забей. Поехали. — Сразу в Беверли-Хиллз? — Тебе нужно домой заскочить? — Рю повернулся. — Боюсь, если зайду сейчас к себе, то уже не выйду, — усмехнулся Никита. — Давай только пожрать что-нибудь возьмём. Или закажем, пока едем. — Давай так. В Беверли-Хиллз клёвый ресторанчик есть, как раз по дороге. «Лавка Мишон». Там супы очень вкусные и фалафели. Что скажешь? — Боже, мы даже сраные вегетарианские супы в одном ресторане едим. Дождь и вечерний час-пик делали своё дело — мерседес встрял в пробку почти сразу после выезда из аэропорта. Рю достал смартфон, чтобы оценить масштабы бедствия, потом открыл одно из упавших сообщений, потом ещё одно, да так и залип. Никита отвернулся к своему окну. Смартфон он уже выключил — ровно чтобы не заниматься тем же самым. Написал только в семейный чат. Все остальные могли подождать. Путь до Беверли-Хиллз, судя по красным улицам, предстоял долгий, но и усталость навалилась такая, что не осталось сил даже перекатывать в голове безрадостные мысли. Никита просто смотрел на извилистые струи воды, дрожавшие на стеклах. ...Стоп-сигналы, размытый неоновый свет и шелест шин. «По такому Лос-Анджелесу я даже скучал». Эта музыка без музыки убаюкивала. Никита плыл ей навстречу — в самую глубину, в чёрное сердце города, полное разбитых надежд. «И оттого прекрасное, не так ли?» Расставаясь с ключом от Голливуда, он был уверен, что уже никогда не станет здесь своим, а теперь, отпустив сожаления, вдруг понял: как-то незаметно его случайная связь с Лос-Анджелесом переросла в нечто большее. Нечто, похожее на настоящее чувство. Пусть не связанное с миром кино, но... — Вот ведь гад! Выложил всё-таки. Вздрогнув, Никита повернулся. И взгляд сам собой упал на подсвеченный экран. Там был твит. бЛА-ЛАлудни @sadpaps всякого мы повидали но этот просто эталон #мемебрити [фото] На снимке Рю уходил в дождливую темноту и не оборачиваясь показывал неприличный жест. малая щупалка больших достижений @lollipopww В ответ @sadpaps артур за лучший фак | бЛА-ЛАлудни @sadpaps однозначно Никита позорно гоготнул на весь салон. Рю подпрыгнул. Быстро заблокировал экран. И глянул с таким бешенством, что за смех тут же стало стыдно. — Извини, — сказал Никита, силясь до конца убрать с лица дурацкую улыбку, — но, правда, очень… выразительный кадр. Видно, что от души. — От души?! Я у выхода хуеву тучу минут проторчал — всё надеялся, этот ублюдок сядет, наконец, в своё такси и свалит. Так нет же! Он специально ждал, чтобы посмотреть, кто меня встретит! Стоял в пяти шагах — и даже не потрудился с рожи своей ухмылку стереть! — Рю, — придвинувшись, Никита рефлекторно поймал смертельный локоток и вкрадчиво произнёс: — Пожалуйста. — Ещё большой вопрос, кто из нас эталон! — Я засмеялся по другой причине, не потому что с ними согласен. Чёрт, то есть, я вообще с ними не согласен. Я тоже считаю, что такое хамство недопусти... — Не собирался никто никакого удовольствия ему доставлять, — Рю отвернулся. — Разве человек не может просто уйти в ёбаный дождь? Что в этом такого? Зачем снимать? Со вспышкой ещё, со звуком этим блядским… Щёлк! Щёлк! — он съёжился. — Пиздец. Думал, развернусь и въебу ему прямо там. Исходящее от него отчаяние, казалось, вот-вот затопит не то что весь салон — весь мир. Не хуже ливня за окном. — Ну всё, — шепнул Никита, обнимая, — перестань. Не въебал же. Сдержался. Ты молодец. — Ещё не поздно в Санта-Монику повернуть. А то станешь тоже… мемебрити. На секунду Никита закатил глаза — и поймал в зеркале сочувствующий взгляд Окады. — Не обольщайся. Мемебрити я стал давным-давно. И без твоей, хочу заметить, помощи. В ответ раздалось злое сопение. Улыбаясь, Никита зарылся носом в мокрые волосы: — Скину подборку, если настаиваешь. — Перестань, — Рю едва слышно фыркнул и добавил уже смущённо: — Прости. Хуйню я какую-то ляпнул насчёт Санта-Моники. — Забудем. — Спасибо, — он обнял в ответ. И хотя вся одежда Рю была мокрой, стало вдруг тепло-тепло. Вспомнилась поездка в такси после попойки в «Фудзи» — как тот уснул и во сне прижимался точно так же, а Никита всю дорогу вдыхал запах его волос, желая растянуть каждую минуту на тысячу лет. Ни капли не сомневался — ничего больше уже никогда не перепадёт. Как не перепало с Джерри. Как не перепало с... Он зажмурился. Чёртов бурят! Сколько лет прошло, а внутри ещё что-то трепыхалось, ещё болело. Словно эта безответная любовь разлагалась до сих пор. Может, всё же стоило тогда проявить смелость и признаться? Да, получить отказ, но знать наверняка, что Дымбрыл ничего такого и близко не хотел. Что раз за разом соглашался на полные неловких разговоров прогулки из одной только проклятой вежливости. Что в самом деле искренне любил свою Марину. Что... — Никита, — тихо позвал Рю. — М-м-м? — Точно без обид? — Точно. Я… Это другое. — Поделишься? — Потом, — Никита поцеловал его влажный висок. — Всё в порядке, правда. Просто… старые сожаления. О том, чего не случилось. Рю кивнул. Ничего не сказал, но обнял крепче, и это тронуло сильнее любых слов. Дальше ехали в молчании. Точнее, еле тащились. По счастью, мерседес трогался и тормозил очень плавно, поэтому Никита в какой-то момент просто начал клевать носом, а не умирать, как частенько случалось с ним после перелётов. В конце концов он задремал — да так крепко, что очнулся только от хлопка двери. — Поехали, — сказал Рю. Усевшись рядом, он устроил на коленях огромный шопер из мешковины, полный бумажных пакетов с эмблемой ресторана. По салону поплыли сводящие с ума ароматы: фалафели, луковый суп, сэндвичи с пряным тофу… — Ого! Ты решил не будить меня, а просто взять всё, что у них есть? Как благородно. — Никакого благородства. Всего лишь не подумал, что их большое комбо настолько… большое, а отступать было поздно. Будто бы обиженно фыркнув, Никита для вида отодвинулся и снова закрыл глаза. — Ну что такое? — Ничего. — Хочешь, достану тебе что-нибудь? — Не хочу. — Никита! Я же вижу, что ты это не всерьёз. — Не всерьёз, — уже не скрывая улыбки, он приоткрыл левый глаз, — но Касс, наверное, терпеть не может, когда у него в салоне едят. — Вообще-то, да, — отозвался Окада, — однако… — Как-как он тебя назвал?! — воскликнул Рю и от души стукнул кулаком по водительскому креслу. — Я просил быть милым, но не настолько! — Увы, — тот развёл руками, — не смог устоять. Раскаянием в его голосе и не пахло. Карие глаза в зеркале смеялись. — Касс, — передразнил Рю. — У меня восемь лет на это ушло, а у него сколько? Час? — Полминуты, — шепнул Никита, тоже еле сдерживая смех. — Ненавижу вас обоих! Увидев в исполнении Рю настолько карикатурное возмущение, он всё-таки расхохотался. Как уморительно тот сверкал взглядом и раздувал щёки, становясь похожим на рыбу-шар! — Должен заметить, — сказал Окада, трогаясь с места, — что семь лет из тех восьми Рю был несовершеннолетним, а ещё год — провёл в России. В Беверли-Хиллз на дорогах стало посвободнее, доехали быстро. И только когда мерседес остановился возле знакомых ворот с гипнотическими спиралями, Никита до конца прочувствовал — вот оно. Уже совсем близко. Ещё каких-то десять минут, и можно будет обнять Рю, не думая фоном ни о работе, ни о том, скоро ли вернется Руслан, ни о тонких стенах и любопытных людях в соседних номерах. «Будем только вдвоём. Как в Боррего Спрингс. Боже». «Не слишком ли это хорошо, Ершов, чтобы случиться с кем-то вроде тебя?» «Не слишком! В самый раз». Окада помог донести чемоданы до двери. Там и простились. — На чашечку кофе сегодня не приглашаю, извини, — Рю всё дурачился. — Но это вовсе не значит, что я оставил попытки, Касс. Улыбаясь, тот пожал ему руку, потом простился с Никитой, пожелал обоим хорошего вечера и поспешил к мерседесу. Едва слышно хлопнула калитка, а следом за ней — ещё тише — дверца. Вспыхнувшие фары осветили причудливые спирали на воротах, затем свет скользнул по темноте над обрывом, переместился левее — на деревья вдоль дороги и, наконец, упал на мокрый асфальт. Несколько мгновений спустя дождь поглотил не только звук удаляющегося автомобиля, но словно и само воспоминание о нём. — Заходи скорее, — Рю потянул за рукав. — Совсем ведь промокнешь. Последний раз глянув на опустевшую тёмную улицу, Никита шагнул в знакомый коридор. Каким же огромным казался этот дом теперь, после Японии! Рю бросил связку ключей на комод и, стянув кроссовки, прошёл на кухню. — Ого, миссис Рамирес всё-таки испекла Тарт Татен! И он даже не успел остыть! Хм-м, а кофе не такая уж плохая идея... Ты будешь? — Я всё буду. Никита сунулся следом и уже через пару шагов окунулся в запах свежей выпечки, а возле стола пирог благоухал так, что тут же захотелось проглотить его целиком. Вместо привычных яблок сквозь тонкий слой карамели проглядывали половинки персиков. В животе заурчало. — Разбери пока шопер, — Рю уже мыл руки. Потом, пока Никита выкладывал на стол ещё тёплые бумажные пакеты, он достал из шкафа две чашки и переместился к кофемашине. — Жаль, Рамиресы нас не дождались. Хотел сразу подарки им отдать, а они заскромничали: «Что ты, что ты, отдыхай после дороги, всё равно увидимся в субботу». — Наверное, не хотели засиживаться дотемна? Погодка та ещё. — Или предположили, что я приеду не один, — Рю кивнул на пирог. — Нужно познакомить вас поближе, — и тут же с напускной строгостью добавил: — Но не так близко, как с Окадой! — Что за тема между вами? — Никита усмехнулся. — Выглядит так, будто ты безуспешно пытаешься его соблазнить. — Он избегает общения со мной. Это странно. Понимаю, раньше я был не сахар, но теперь-то почему? — Может, ему просто не нравится флирт напролом? — Едва ли, — хохотнул Рю и продолжил, перекрикивая кофемашину. — Ты бы видел его мужа! Вот уж кто флиртует напролом. Возможно, причина в том, что я не дотягиваю. Никита только покачал головой, посмеиваясь. Закончив с разбором большого комбо из «Лавки Мишон», он повесил шопер на стул и тоже вымыл руки. — Достать тарелки? — Да, конечно, доставай. Справа от тебя. Сверху — посуда, снизу — приборы. По кухне поплыл запах кофе. Никита вернулся к столу, по-быстрому занялся сервировкой, и внезапно это простое, обычно не вызывавшее никаких эмоций дело наполнило сердце каким-то очень приятным, уютным чувством. Словно всё в жизни тоже становилось на свои места. «Быстро же ты размяк, Ершов. Стоило только разок тебя трахнуть». Но голосок старался зря. Не получилось даже разозлиться. Стоило только вспомнить недавнее знакомство с Инкубом, как Никита вновь словно наяву ощутил и крепкие объятия, в которых не побоялся дать волю желанию, и нежные поцелуи после секса, каких до того не знал — когда лёгкое, почти целомудренное соприкосновение губ будоражило сильнее всех самых постыдных фантазий. «Люблю, — шептал бархатистый голос снова и снова. — Люблю тебя. Люблю...». А Никита ничего не мог ответить, мог только лежать бревном, абсолютно раздавленный этой новой близостью. — Ник? Очнувшись от наваждения, он уставился на Рю. Тот смотрел чуть вопросительно — как всегда, когда Никита на ровном месте проваливался в очередную ёбаную бездну. — М-м-м, да? — Садимся ужинать? Две чашки с кофе уже стояли на столе. — Д-да. Да, конечно. Извини, — Никита отодвинул стул и сел, — снова залип. — Это я заметил, — Рю устроился рядом, но вместо того чтобы подвинуться к столу, повернулся и взял за руку. — Волнуешься? Или неважно себя чувствуешь с дороги? — Нет. Всё супер. — Ты бледно-зелёный. — Естественный цвет здоровой поганки. — Хорошая попытка, — он приблизился. — А теперь — рассказывай. — Рю, — Никита тоже подался к нему, — иногда я такого цвета вне зависимости от настроения и самочувствия. — Нужны доказательства. Его голос стал нежнее, лицо озарилось мягкой улыбкой… «Мой. Только мой. Всё это — настоящее». Закрыв глаза, Никита вернул ему один из тех умопомрачительных поцелуев. Вроде, едва коснулся губами губ, а по ощущениям — отдался ещё раз, до дрожи откровенно, как смог бы, пожалуй, только Тому-Кто-Приходил-Из-Темноты и парочке-другой подобных порождений. Когда он отодвинулся, Рю долгое мгновение смотрел перед собой без всякой мысли, а потом сморгнул и сказал: — Вау. Вот это, я понимаю, новый уровень. И хотя во фразе прозвучало одно лишь потрясение, Никита всё равно вскинулся. Не сдержав злого фырканья, отвернулся к столу. — Нет, правда, — Рю сильнее сжал его руку. — Я без шуток. Ты раньше так не умел. Щёки щипало всё сильнее. — Учусь у мастера, — буркнул Никита. — Да что ты за человек! — Рю подвинулся вместе со стулом и обнял. — Как тебя хвалить, в таком случае? — Никак. — Так не пойдёт! Хочу отмечать твои успехи. Он веселился, но по-доброму. Без снисхождения опытного человека. Не осуждая за эмоциональную реакцию. Не раздражаясь на несговорчивость. Может, поэтому Никита и подпустил его так близко. Показал ему то, на что лишний раз боялся смотреть даже сам. Да и разве было что-то действительно плохое, что-то унизительное в том, чтобы принимать такую похвалу? «Даже если какой-то мудак из прошлого считал иначе». — Ладно, — Никита через силу улыбнулся. — Уговорил. Только давай с шутками помягче. — Дай угадаю, — Рю отодвинулся ровно настолько, чтобы поймать взгляд. — Тот художник? — Его раздражало, что у меня есть желания. Что я их… демонстрирую. Говорил, такой эромен — худший кошмар для любого эраста. Высмеивал распущенность. Не мою — других парней, но понятно с какой целью. Я не воспринимал всё это всерьёз, пока они с Анджелой не влезли в белые плащи, а потом… Да что теперь вспоминать? — Договори, если нужно. — Не нужно. Ну их к чёрту, — Никита подвинул Тарт Татен поближе. — Давай лучше есть пирог. Страсть как хочу попробовать этот сраный персик! Никита не собирался объедаться, но запредельный пирог миссис Рамирес, божественные фалафели и чумовые острые сэндвичи из «Лавки Мишон» не оставили ему выбора. После сытного ужина снова потянуло в сон. Отчаянно зевая, он подхватил один из чемоданов и потащился на второй этаж следом за Рю. — В мою спальню? — уточнил тот, обернувшись на последней ступеньке. — Куда же ещё? — Если хочешь один отдохнуть, в гостевых тоже постелено. Это было… неожиданно. На всякий случай Никита уточнил: — А ты — хочешь один отдохнуть? — Нет, — Рю будто бы равнодушно пожал плечами, — но так много дней бок о бок со столькими людьми... Не мог не спросить. Я пойму, правда. Не гнал. Заботился. Никита улыбнулся. — Я устал от соседства в духе безумного общежития, врать не буду. Но не от тебя. Так что если ты сам не против, то падаем вместе. Едва переступив порог спальни, Рю бросил чемодан и метнулся к кровати. Растянувшись на ней, он издал вопль, полный сразу и горестного раскаяния, и облегчения. Никита ограничился тем, что сел с краю. Чуть усмехнулся, поймав в Ночи своё отражение. Глупости, но было что-то такое в этих нетопырях и змеях среди синих и зелёных с чёрными роз, отчего в голове всплывали воспоминания о лучших днях юности, когда осознание собственной ебанутости не давило, а наоборот — окрыляло. Когда верилось в лучшее. В самое лучшее для самых странных. — Почему ты оставил зеркало? — Честно? — отражение Рю в центре триптиха приподнялось на локтях. — Потому что лица смотрящих на него бесценны. — Моё, наверное, тоже? — Не без того. Мало кого прёт та часть. Эту почему-то больше любят, — он кивнул в сторону Дня. — Хотя, как по мне, они… одинаковые. В смысле, на них же одно и то же изображено. — Разве? — удивился Никита. — Да. Вообще разницы нет. Всё симметрично. Даже выражения на лицах и мордах совпадают. — Серьёзно? — Присмотрись сам как-нибудь, если не веришь. Отражение Рю улыбнулось хитро, загадочно, но когда Никита перевёл взгляд на настоящего, то увидел только усталость, которую тот уже не скрывал за вежливостью радушного хозяина. — В душ и на боковую? — Ага, — он нежно моргнул. — Давай. Иди вперёд, я догоню. Только полежу ещё полминутки. Гораздо больше, чем полминутки, Никита потратил на распаковку чемодана. И снова не угадал с первого раза. Под усталый смех Рю он снял плёнку со второго. На самом верху лежал шёлковый халат с морскими гадами, который Мико отдала в последний вечер перед отъездом. — Ого! Я его ещё не видел. — Это пиздец. — Примерь! — После душа, — хмыкнул Никита, достав из чемодана несессер. — Если будешь хорошо себя вести. Как же приятно было снова оказаться в нормальной ванной! Без панорамного окна. С душевой зоной метр на полтора вместо тесной кабинки. Никита повесил халат на сушилку в виде зловещего дерева, поставил несессер на тяжелую мраморную столешницу и, поймав своё отражение на идеальной глади чёрного пола, с огромным удовольствием стянул всю одежду. — Что в стирку, кинь пока на корзину для белья, — крикнул Рю из спальни. Никита бросил свои вещи, куда сказали. — Ты идёшь? — Ме-е-е, — донеслось в ответ. — Или мне тебя нести? Рю засмеялся. Спустя мгновение он появился в дверях и, раздеваясь на ходу, весело сказал: — Смотри, а то возьму за привычку. — Напугал. Развесив мокрую одежду на дереве, Рю поманил Никиту в душевую зону и, когда тот закрыл за собой прозрачную дверь, включил воду. Сразу добавил горячей. Всё внутри заволокло тёплым паром. Стёкла мгновенно запотели. — Боже, — простонал Никита, встав под обжигающие струи. — Ка-а-айф… — Сделай потише, как надоест, — Рю обнял со спины. — А то я обычно подолгу так стою. — Ага. Расскажешь потом, что у тебя как в плане быта? — Расскажу, конечно. Ничего сложного, — помолчав, он добавил: — Ты тогда выбери полку на стеллаже. Завтра освобожу её для твоих вещей. — Ага. Повисло молчание. Рю застыл, прижавшись сзади. Его большие ладони замерли на бёдрах Никиты. Было так хорошо. Так спокойно. «Вот бы нас отрезало от всего мира на недельку-другую». Стоило только подумать об этом, как в голову полезли мысли обо всех давно обещанных встречах и небольших несрочных делах, которые Никита легкомысленно отложил до возвращения из Японии. И если делами до понедельника точно можно было пренебречь, то найти в расписании время для встреч следовало не позже завтрашнего дня. «Зачем людям столько социальных связей?..» Никита устало потёр лицо, подставляя его струям воды, а когда открыл глаза, то обнаружил, что пространство слева от душевого шланга расплылось на порядок сильнее, чем справа. «Блядь». Всегда, все последние годы, что он носил линзы, которые не снимал на ночь, большинство походов в душ заканчивалось одинаково! Вздохнув, Никита сковырнул и вторую. — М-м-м? — Рю потёрся носом. — Что такое? — Линзу потерял. — Опять? — он тихо фыркнул. — Это, наверное, уже сотая? — Я брал с собой всего две коробки, умник. Восемнадцать штук. — И сколько из них осталось? — Ещё две, вроде бы. — Зачем ты, кстати, всегда выкидываешь вторую, если они не парные? Если бы Никита знал! Просто делал. Почти каждый раз. — Чтобы во мне была загадка, — проворчал он. Рю расхохотался в голос, обнимая крепче, и на мгновение прижался пахом к его ягодицам. Член скользнул по коже. Случайно. Но Никите хватило одного прикосновения. От поясницы вниз разошлись мурашки. Поддавшись желанию, он потёрся задом о бёдра Рю. Но тот лишь щекотно фыркнул в шею: — Не дразни моего приятеля без дела. — Откуда знаешь, что без дела? — Оттуда, — Рю отодвинулся. — Потри лучше мне спинку, если заскучал. Натирая его мочалкой, Никита ещё мысленно пыхтел, что тонкий флирт не нашёл отклика, но вскоре признал — Рю был прав. Вместе с усталостью от многочасового перелёта горячий душ смыл все желания, кроме одного: упасть на любую горизонтальную поверхность и отрубиться в ту же секунду. Под конец обоих разморило не хуже, чем после онсена по приезде в Хасецу. Не вспомнили даже о примерке чудовищного халата! Пока сонный Рю из последних сил обмазывался лосьоном, Никита вернулся в спальню и расправил кровать. На этот раз постельное бельё оказалось чёрным. — Ты с какой стороны обычно спишь? — А ты? — донеслось в ответ. — Я первый спросил! — Мне не принципиально, так что выбирай. — Рю. — Что? — он выглянул из ванной. — Я, честно говоря, так давно один, что уже тупо сплю посередине. — Блин. Я тоже. Оба фыркнули. — Падай, наверное, снова ближе к краю, а то все руки об стеллажи разобьёшь. Я-то к ним уже привык. Рю снова исчез за дверью. Перед тем как лечь, Никита подошёл к окну. Без линз он еле-еле смог различить в темноте за дождём стройный ряд высоких деревьев. «Дом с кипарисами» — так называли это место голливудские сплетники, чтобы не привлекать внимание к громкому имени владельца. В одной из последних переписок Джонни заботливо просветил «своего дорогого Капитана» насчёт всех возможных эвфемизмов и старых шуточек, дабы тот не попал впросак. Усмехнувшись, Никита задёрнул шторы. Он уже дремал, когда рядом зашуршало одеяло, и кое-как разлепил тяжёлые веки. — Спи-спи, — шепнул Рю, выключая светильники. — Извини, люблю я в ванной поторчать. — В Японии, выходит, скромничал? — Не без того. В темноте тихий смешок над ухом мгновенно прогнал весь сон. Никита нашёл руку Рю. Поцеловал пахнущие миндалём пальцы. И услышал ласковый шёпот: — Спасибо, что согласился. Не знаю, как я ночевал бы сегодня один. — Только сегодня? Никита поддел без зла, больше для того, чтобы облегчить себе непростой разговор, но Рю, видно, слишком волновался и не понял — обнял в ответ так отчаянно, выдохнул за ухо с такой горечью, что сжалось сердце. — Прости. Глупая шутка. — Ты думал об этом? Вопрос мог касаться чего угодно, но отчего-то Никита точно знал, о чём речь. — Да. — И я тоже. Повисла невыносимая тишина. Секунда. Другая. Рю не выдержал первым. Зашептал быстро-быстро: — Понимаю, мы всё уже обговорили, и нет смысла… — Я хотел бы, — оборвал его Никита. — Честное слово, хотел бы! — Жить… со мной? — Не с Цыганёнком же. Хотя с ним, знаешь, жить весьма пиздато. Рю шмыгнул носом, задрожал. — Ну-ну, тш-ш. Никита поцеловал его, обнял крепче, погладил где дотянулся, и тот затих. Что Рю заводился с полуоборота, тайной не было с самого начала, но что успокаивался он тоже, в общем-то, легко — в Японии стало настоящим открытием. Если человек рядом с ним не подливал масла в огонь, если давал ему несколько мгновений на то, чтобы совладать с эмоциями, его отпускало быстро. — Приезжай сюда когда хочешь, — сказал Рю, утерев слёзы. — Как в свой дом. Никита зажмурился. Сглотнул. Похоже, следующим в очереди за успокоительным был он сам. — Тогда и ты, — слова дались с трудом, — приезжай так ко мне в Санта-Монику. — Замётано. Никита снова нашёл его руку и поцеловал. Как же сильно он любил Рю! Как сильно подсел на ночные разговоры с ним. И пусть от этих разговоров бывало больно, и всё внутри переворачивалось снова и снова, но зато как легко дышалось после! Так легко, что впервые за много лет Никита наконец-то чувствовал себя по-настоящему живым... — Ещё не спрашивал, — судя по голосу, Рю улыбался, — у тебя есть планы на ближайшие дни? — Никаких особых планов до понедельника. Пара встреч, если договоримся. — Тогда, может, зависнем здесь на всё это время? — Ну нет, — Никита рассмеялся, — в субботу вечером мне точно нужно домой. Тогда есть шанс, что за воскресенье я разберу чемодан. Но не откажусь, если ты составишь мне компанию. — С огромным-преогромным, — горячие губы коснулись уха, — огромнейшим удовольствием.