Стоп! Снято!

В сторону рёкана выдвинулись в два пятнадцать. Полным составом, за исключением Марии, которая осталась у Араи, и всю дорогу Тони ворчал, что у него нет повода ворчать. У моста Юмико, наконец, не выдержала: — Чеккарелли, ещё немного, и я решу, что ты сам хотел с ним остаться! — Как знать, как знать... — Пиздё-о-ож, — загробным голосом отозвался Лино из хвоста процессии. — Что-о-о? — Истинно так! — подтвердил Рю. — Абсолютнейший пиздеж. — Предатель! — Если бы тебе хоть на столечко, — он показал пальцами расстояние размером с ноготь, — нравились парни, мы с тобой уже сто раз сошлись бы и разошлись. — Боги избавили меня хотя бы от этого стыда! — воскликнула Юмико. Вокруг громогласно захохотали, и усилившийся ветер унёс чудовищные звуки в залив. Так с шутками дошли до ворот рёкана, и там настал черёд шумных прощаний с Русланом. Мало кто верил, что сможет восстать для проводов в девять утра. Потом Макото беззвучно открыла дверь со стороны главного входа, и дальше все как мышки расползлись по своим номерам. Руслан остался у Мико. По этому поводу заворчал уже Никита, но потом, утешенный объятиями и поцелуями, умерил пыл, а через несколько минут — и вовсе отрубился. Рядом с ним Рю тоже задремал, хотя до того не чувствовал сна ни в одном глазу. Очнулся он от шороха рядом. Уже светало. — Пора? — подскочив, Рю схватил Руслана со спины. — Уф, Аллах! Напугал! Спи, пожалуйста, ещё только шестой час. Рю хотел возразить, что не время спать, но изо рта вырвалось одно мычание. Он упал обратно на футон. Вместе с Русланом. — Пиздец! Ну и силища у тебя, оказывается. Ну-у-у пусти-и-и! Я вас обоих разбужу перед уходом. Горестно вздохнув, он разжал объятия, тщетно силясь вспомнить, ставил ли будильник. Впрочем, тот не понадобился. Пару часов дрёма ещё брала верх, но к восьми отступила окончательно. Руслан сидел на балконе, смотрел на море. — А ведь правда, отличный вид. Я-то думал, вы сюда просто сычевать уходите или ебаться. Перед ним стояла открытая банка энергетика. — Зря ты не поспал, — Рю устроился рядом. — В самолёте посплю. Или в Токио уже пораньше лягу. — Так ты не сразу домой? — Нет, зависну в Японии ещё денька на три. Знаешь, в компании круто тусить, но есть кое-что такое… только для одного, что ли? — он усмехнулся. — Какая-то местная магия. С самого первого раза так. — А когда ты первый раз в Японии побывал? — В четыре, — Руслан улыбнулся. — Здесь уже исполнилось пять. Отца пригласили на гастроли, на полгода почти, и он взял с собой. Уж не знаю, что ему ударило. Может, не хотел, чтобы меня на всё это время отдали бабушкам. Те почему-то страшно нянечек не любили, выносили родителям мозги каждый раз. А без нянечек как? Мама тогда ещё много танцевала, не могла с ребёнком сидеть. Родила — и на том спасибо. Сестра-то постарше, самостоятельная уже была, в школу ходила. С ней проблем не видели. А я вот отправился в Японию. Через Дальний Восток. Там отец тоже давал концерты. А потом — да, потом мы приехали на Хоккайдо. Как раз сакура цвела. И я подумал, — он вдруг рассмеялся, — подумал, что в Японии такой снег! Ха-ха-ха! Розовый! — Вау. — Да, очень яркое осталось воспоминание. Так с ним и жил. Я даже, знаешь, одно время жалел, что ты не в Японии родился и живёшь, но потом прошло. Просто любил вас отдельно друг от друга, — Руслан усмехнулся, отхлебнул энергетик и покачал головой: — Да-а… Кто бы только подумать мог. Сижу иногда с тобой — и страшно до дрожи. — Страшно?.. — Что рядом человек, который невероятные вещи делает в кино, и при этом по нему не скажешь, что он — недостижимая высота. В том смысле, что нет какого-то разрыва. — Ну, — Рю почесал плечо, — а зачем это? Руслан едва заметно покачал головой, пробормотав что-то по-татарски. Снова приложился к банке. Пожалуй, не самую простую он поднял тему для восьми утра после ночной попойки, но, в конце концов, разве не ради подобных разговоров люди и жили на земле? — Я был таким одно время, — Рю тоже уставился в море. — Точнее... Я никогда не хотел таким стать. Идолом, знаешь. Человеком, к которому не подойти. Не так меня воспитывали. Наоборот, скорее: чем больше имеешь — тем больше можно и нужно другим отдавать. Варвара так жила. И не сажала, вроде, никого к себе на шею, и в помощи людям не отказывала. Всегда знала с кем поговорить, а кого лучше накормить, а кому денег взаймы дать или что ещё предложить. Меня это восхищало. Но когда ты, назовём это, «на вершине», то даже не замечаешь, как возникают эти... разрывы. Всё ведь чем-то продиктовано. У тебя определенный круг общения, отдельный трейлер, твой дом охраняют спортивные парни с непроницаемыми лицами — и нет ни одной свободной минуты, чтобы обо всём этом подумать. Ты принимаешь правила игры. А потом… Рю надолго замолчал, не зная, как коротко обо всем этом рассказать. — В один момент, наверное, просто забываешь, что это такое — разговаривать с людьми как человек. Для всех ты вполне определённая публичная персона, — он усмехнулся. — Я думал, брак с Тибо вернёт мне нормальное общение, и поначалу даже как будто так и было, но после... Всё стало только хуже, в тысячи раз хуже, и — самое-то дерьмовое — у меня не осталось сил, чтобы хоть как-то бороться. Наоборот, я всё сильнее закрывался. И это боль, которую не описать. Потом, в «Сайлент Лейк» уже, решил для себя, что больше такого не хочу. Никогда в своей жизни. Никакая слава таких мучений не стоит. — Но ты тщеславен? — Весьма, — ответил Рю. — Это особое чувство — думать, что владеешь умами людей. Руслан вздохнул. — Что такое? — Да так, дурные мысли лезут в голову. Не было такого раньше, а теперь думаю: разве нормально, если что-то даётся легко? — Как дается — так и дается. Это ведь чистая случайность, удача. Кому-то везёт, кому-то нет. — Неужели тебя это не задевает?! — воскликнул Руслан. — Да как так-то?! Почему? Вид за панорамным окном гипнотизировал: яркое голубое небо, солнце, остров в море, сосны на берегу. Рядом сидел человек — молодой, искренний, ищущий, неравнодушный. Когда-то таким был и сам Рю. А потом — перестал таким быть. Но разве от того, что с ним произошла эта метаморфоза, он постиг её суть? — Не знаю, почему. Правда. Просто… отпустило как-то. Я перестал искать во всём грандиозный замысел, — Рю пожал плечами. — Перестал из-за многих вещей беситься. Может, увидел свой предел дерьма и разочаровался, а может, смирился с мыслью, что жизнь каждого это не нечто особенное во вселенском смысле, а всего лишь… случайность. Что в мире каждый делает что может. Как может. Вот и всё. Это ведь не обесценивает наши усилия. Наоборот, скорее. Открывает глаза. Начинаешь сильнее чувствовать подвиг каждого человека. Помолчали. — Спасибо, — сказал Руслан. — Всегда пожалуйста. — Я буду скучать. — Я тоже. Рю повернулся к нему и увидел бледное изумленное лицо. «Мальчишка! Какой же всё-таки ещё мальчишка». «А ведь ты, Каваками, был немногим старше, когда встретил Ламбера». — Иди сюда. Обнимемся. Не дожидаясь, когда Руслан переварит услышанное и подвинется, он прильнул сам, стиснул в объятиях, и так просидел с ним несколько минут, пока в комнате не зазвонил будильник. Когда Рю добрался до смартфона и выключил звук, Никита уже недовольно натянул одеяло на голову. — Извини, извини, совсем о нём забыл. — Цыганенок уже уезжает? — Да, пора ему. — Не уже, а через двадцать две минуты. Такси ещё на полпути сюда. — И даже не побежишь прощаться со своей дамой сердца? — Никита выглянул из-под одеяла. — Боюсь, если разбужу ее сейчас, она меня убьет, — хохотнул Руслан. — Да и к чему все эти прощания-обещания? Мико не такой человек. — Или ты — подлец. — С чего бы? — он упёр руки в бока. — С тобой-то прощаюсь! Так уж и быть, могу заодно пообещать что-нибудь, если тебе без этого жизнь не мила. Никита высунул ногу, чтобы пнуть Руслана, но не попал. Потом всё же вылез целиком, изловил и долго тискал его, приговаривая несусветную любовную чушь до тех пор, пока тот не стал полностью красным от хохота и не запросил пощады. Рю тоже смеялся от души. В конце обнял уезжающего ещё раз — уже точно на прощание. — Ладно, отвратная парочка, — сказал Руслан тоном Юры Плисецкого, повесив на шею наушники. — До августа. Утешьтесь тут как следует в объятиях друг друга! Подхватив свой чемодан, он шмыгнул из номера — и был таков. После отъезда Руслана Рю ушёл в душ. Никита остался в комнате, но так и не смог уснуть. Слушал доносящийся сквозь приоткрытые сёдзи шум воды. Свёрнутый футон возле стены напоминал, что им двоим уже недолго оставаться в Хасецу. Верилось с трудом. Столько всего здесь произошло. «И как жаль оставлять это в городе, куда мы, быть может, никогда не вернёмся вместе». «С другой стороны, — возразил себе Никита, — чем это отличается от нашей жизни на земле? А если вечная разлука с любым прошлым неизбежна, стоит ли вообще хоть о чём-то сожалеть?» От этой отрезвляющей холодной мысли он перешёл к другой, тоже с ней связанной. Стоило ли вообще чего-то бояться? Не иррационально, как неверных сумерек или резких громких звуков, а целенаправленно, раз за разом воспроизводя в воображении хорошо знакомые кошмары. Зачастую даже не свои. «Взять, к примеру, измены». Конечно, Никита боялся измен. Ведь культура отношений, основанная на идее моногамии, рисовала их чудовищами пострашнее Иных богов, но, если подумать, чем они на самом деле являлись? Всего лишь неопровержимыми доказательствами кризиса отношений, если брать классический пример с тайным партнёром при наличии основного. Измены ничего не меняли. Были следствием, а не причиной. Сказать по правде, Никита не особенно понимал, что такого ценного в верности одному половому партнёру. В юности это казалось некой аксиомой, но чем старше он становился, тем меньше видел связь данной идеи с реальностью, в которой все трахались со всеми, бесконечно вступая в отношения и выходя из них. И если люди спокойно перемещались от одного любовника к другому, то что на самом деле задевало их чувства в ситуации, когда сексуальные связи совпадали по времени? Никита перевернулся на спину и уставился в потолок. Может, вся эта истерия вокруг измен вообще была фикцией. Побочным продуктом убеждения о неразрывной связи секса и любви. Тем не менее, спокойные размышления о Рю и той женщине в чайном домике даже сегодня давались со скрипом. Он словно плыл против течения. Один Никита говорил: «Ну и что? Вернулся же. Честно всё рассказал. Его отношение ко мне не изменилось». А другой кричал: «ЖЕНЩИНА! ЖЕНЩИНА! КРАСНАЯ ТРЕВОГА! ЕМУ НУЖНА ЖЕНЩИНА! ГДЕ ОДНА ЖЕНЩИНА, ТАМ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ ВСЯ ХОККЕЙНАЯ КОМАНДА МОНРЕАЛЯ!!!». И, признаться, этот второй был абсолютно невыносим. Хотелось найти какой-то рубильник, который выключит его навсегда. Даже если отбросить тот факт, что Никита не выносил орущих людей — даже воображаемых, — имелась и другая причина. Заключалась она в том, что из-за такого крикуна договоренность насчёт измен получилась не совсем честная. Точнее, совсем не честная. Учитывающая интересы только одной стороны. Ведь в том разговоре Никита с лёгкостью сразу же вывалил все свои страхи, а Рю — ничего не сказал. Согласился на всё, не выдвинув никаких условий. Только оправдывался. «Видно, сраный Ламбер не слезал с этой темы ни днём, ни ночью». «А зачем слезать, если хорошо едет?» Никита тяжело вздохнул. Он и раньше не считал себя фанатом подобной жизненной позиции, но после стольких лет бок о бок с Гендлерманом возненавидел её всеми фибрами души. «Нужно всё обговорить ещё раз. Но когда?» По свежим следам делать этого точно не стоило. Чутьё подсказывало — нужно выждать, пока Рю успокоится после ссоры и почувствует себя в безопасности, иначе звучать снова будет только голос его вины. — Ого. Так ты не спишь? Никита вздрогнул. — А не пришёл чего? — Рю сел на соседний футон, распространяя вокруг аромат миндаля. — Думал всякое. — Какое такое всякое? — он улыбнулся, склонив голову к плечу. — Да так, — ответил Никита, зачарованный видом его голого тела, ещё блестящего от крема. — Грустно отсюда уезжать. — Мне тоже, — улыбка Рю стала другой, немного задумчивой, — но, может, в Лос-Анджелесе всё будет не так уж плохо? — Надеюсь. Нам до двух часов нужно выселиться? Или раньше? — Этот номер точно до завтра забронирован. Так что поспи ещё, если хочешь. Погрузка только в пять. — Не хочу спать, — Никита коснулся его бедра. — Подожди немного. Сейчас впитается, и лягу к тебе. — Буду скучать по нашей утренней ебле. Рю расхохотался. — Тебе смешно, — Никита выпятил губу, — а у меня уже выработался рефлекс. — Ну раз выработался… Придвинувшись, Рю сунул руку под одеяло и приласкал член. — Помурлыкаешь мне снова? Или это только с волосами на голове работает? Его пальцы взъерошили волосы на лобке, и по всему телу побежали приятные мурашки. Весело хмыкнув, Рю сильнее царапнул кожу. — Ну-у! Никита, скажи «хур-р-р», как вчера! — Только если будешь в ответ рычать, как тогда в пустыне. Он замер, удивлённо распахнув глаза. — Я… рычал тогда? Никита припомнил — и по спине прокатилась горячая волна. — О да. Рю как-то разом приуныл. Даже вынул руку из-под одеяла. — Могу попробовать, конечно, но… Блин, теперь и не знаю, — пробормотал он. — Так давно это было. Сто лет назад ещё. Не уверен, получится ли теперь показать Инкуба как следует. После замужества я в этом не упражнялся. — Ламберу не нравились хищные твари? — Проще перечислить тех, кому они нравились, — фыркнул Рю и, помолчав, добавил: — Инкуб местами, правда, жутковат. Выбери стоп-слово. — Оно нам не понадобится. — Никита. Я серьёзно. — Ладно, пусть будет... «селёдка». Тяжело вздохнув, Рю сказал: — «Селёдка». Я запомнил. А теперь дай мне пару минут. Нужно подготовиться. — Оставить тебя одного? — Не обязательно, — он лёг на свой футон, закрыл глаза. — Просто не дёргай. Достань всё и жди. Я начну, как буду готов. Инкуб понимает речь, но сам не говорит. — Вот что, — сказал Никита, — почищу-ка пока зубы. Когда он вернулся, Рю ещё лежал не шевелясь и не открывая глаз. Никита достал из несессера привычный набор. Сел в углу. Стал ждать. И хотя ничего пока не происходило, внутри разлилось приятное тепло. Предвкушение. Никита себе не льстил. В этой истории он был не охотником и даже не натуралистом. Максимум, обманутой жертвой. Достаточно самонадеянной, чтобы без ужаса разглядывать будто бы спящего Инкуба. Каждая минута тянулась словно час, но наконец тот пошевелился. Медленно, в самом деле, по-звериному поднялся на четвереньки и огляделся, щуря чёрные глаза. Заметив Никиту, Инкуб принюхался и тут же… затанцевал? Почти как Аля, учуявшая, что несмышленый человек вот-вот откроет ей заветную баночку с куриным паштетом. Пожалуй, до кошки Рю сейчас немного не дотягивал, но учитывая, что не было никакого разогрева, его пластика всё равно поражала. Переступая руками как лапами, он выворачивал голову и одновременно прогибался в пояснице, издавая тихое, мелодичное урчание, один звук которого погружал любого услышавшего в сладостный транс. Как во сне, Никита протянул руку. Видно, слишком быстро — Инкуб отпрянул. — Р-р-р! Впрочем, прозвучало скорее кокетливо, чем грозно. — Ладно-ладно, больше никаких резких движений, — Никита оставил руку протянутой. — Иди сюда. Инкуб вновь принюхался, на этот раз с подозрением. Глянул на ладонь с видом «это ещё что». — М-м-м, знаешь, что умеет делать моя ручка? Он зажмурился — точь-в-точь как жмурился на съёмочной площадке некий Рю Каваками перед тем как расхохотаться в голос и всё запороть, — но в последнее мгновение, совладав со смехом, вернул себе надменный вид. Никита пошевелил пальцами, однако это не сильно заинтересовало Инкуба. — Честное слово, просто хочу тебя погладить. Следующее движение тоже напоминало кошачье. «Так уж и быть, человек». Инкуб приблизился. Сначала он обнюхал протянутую руку и только потом потёрся об неё щекой, прикрыв глаза. Никита выждал. Лишь когда его нетерпеливо боднули, он начал чесать — под подбородком, за ушами… — Ур-р-р, — пропел Инкуб. — Урур-р-рур-р-р! От такого урчания член Никиты до предела натянул зелёный хлопок штанов. И хотя вся эта игра затевалась ради улётного секса, щёки защипало как от самого настоящего стыда. Дышать стало тяжело. Инкуб прижался лбом к его груди и потёрся сильнее — уже не предлагая, а требуя. — Урурурурур-р-р? — он поскрёб ногтями штанину. — Хо… Хочешь, чтобы я разделся? Слова давались с трудом. — Рурур-р-р... Инкуб подарил в ответ тяжёлый чёрный взгляд — и тут Никиту накрыло всерьёз. Даже охваченный страстью, Рю хотел секса иначе, по-человечески, а от такого голодного нетерпения натурально веяло жутью. Что на самом деле замыслила эта тварь? Подпустить её к самому дорогому спустя три минуты знакомства — стоило ли так рисковать? — Рур-р-р! — прозвучало уже с вызовом. Лизнув под подбородком, Инкуб навалился всем весом. Никита вильнул было в сторону, но услышал тихое, однозначно грозное: — Гр-р-р... — Послушай, приятель, не так быстро, — он погладил Инкуба по плечам, — давай ещё немного пофлирту… — Кх-х-х!!! От этого оглушительного шипения у Никиты поджались яйца. Он замер — и секунду спустя обнаружил себя опрокинутым навзничь. Инкуб упирался ладонями в его плечи. Карие глаза холодно блестели. «Пизда тебе, Ершов!» Прошло несколько мгновений, прежде чем Никита догадался, что от него, возможно, ждут стоп-слова. Но лучше было умереть взаправду, чем прерваться в такой умопомрачительный момент. — Не любишь ждать, да? — он облизнул губы. — Сразу хочешь проверить, стоит ли игра свеч? Инкуб сел сверху. Потёрся о член через штаны. — Хочешь его увидеть, я знаю. — Рур-р-р! — Тебе понравится, — шепнул Никита. — Он… большой. Карие глаза снова вспыхнули. Инкуб заёрзал на нём с удвоенной силой. — Х-ха-ах!.. — раздался всхлип. — Вот, значит, как? Любишь большие члены? Инкуб ухнул вниз и яростно поцеловал, прикусывая нижнюю губу. В ответ получалось только мычать. Кое-как Никита стянул штаны и отбросил их прочь. Стиснул Инкуба в объятиях. Против обжиманий тот ничего не имел, но опрокинуть себя на спину не позволил. Подарив своей добыче очередной жадный поцелуй, он сдвинулся ниже. Провёл языком влажную дорожку от подбородка до пупка. Зарывшись носом в волосы на лобке, Инкуб низко, тяжело зарычал. Точь-в-точь как в пустыне. — Блядь, — выдохнул Никита. — Сейчас кончу… — Р-р-р, — с придыханием отозвался Инкуб. — Р-р-р-рах!.. Он медленно облизал член от основания до головки и лениво взял за щеку. Хватило даже этого. Никита не хотел кончать ему в рот, но выстрелил точно в нёбо. — А-ах! Приоткрыв губы, Инкуб вытолкнул сперму языком, и она потекла по подбородку. Никита застонал снова — от этого влажного блядского блеска вокруг его рта. — Р-ру-у-ур? Инкуб приблизился. Первая белесая капля упала на живот, ещё одна — уже на грудь. Никита зажмурился. Мгновение спустя его губ коснулся горячий, омерзительно склизкий язык. «Селёдка! — в ужасе вопил внутренний ханжа голосом Олега. — Селёдка!!!» Но как же приятно было просто его не слушать. Может, впервые в жизни Никита упивался своей распущенностью не в одиночестве. Он ответил на поцелуй и безобразно сосался с ненасытной жуткой тварью, способной растерзать человека за полминуты, пока снова не встало. Тогда Инкуб вернулся вниз. Заставив широко раздвинуть ноги, начал с урчанием вылизывать яйца. От этих ласк Никиту охватило сладкое забытье. Очнулся он только от ощутимой боли — острые зубки впились в кожу на бедре. — Ну что ещё? Я же весь твой. — Рур-р-р-р, — Инкуб отпустил и тут же укусил снова. — Не любишь безвольную еду? — Р-р-ру-у-р-р! — он приподнялся, красиво вильнув бёдрами. У него ещё стояло. Никита залип, и от Инкуба не укрылся этот взгляд. Сев на колени, он позволил любоваться собой. Следом вспомнился другой член, прозрачно-синий, весь влажно блестящий, с перламутровой головкой. От таких фантазий в паху стало только жарче. Из горла вырвался горестный стон. — Рур-рур-р-р? — Знаешь, приятель, я тоже, — в горле пересохло, — люблю члены. Не такие большие, как ты, но… Сон. Конечно, это тоже был сон. И во сне сластолюбивая тварь, принявшая облик Рю Каваками, в одно мгновение закинула ноги Никиты себе на плечи и сжала бёдра так, что того захлестнула волна огня. Он больше не мог сопротивляться. Мог только плавиться и превращаться в пар. А тот, кто остался на футоне вместо него, желал соития с такой страстью, чувствовал внутри такую дикость, что не испытал ничего, кроме облегчения, приняв член Инкуба в себя. Второй раз Никита проснулся в третьем часу. Футон, что лежал посередине, теперь тоже был свёрнут и стоял у стены, а на его месте прямо на полу сидел Рю и с самым серьёзным выражением лица укладывал в чемодан последние вещи. На мгновение показалось, что вся эта утренняя история с Инкубом просто приснилась, но вот он повернулся, и под левым рукавом футболки сверкнул свежий след от поцелуя. — Ещё раз доброе утро? — Пожалуй, — Никита зевнул. — Если быстро примешь душ, успеем пообедать и пройтись немного перед отъездом. — Как прикажете, ваше величество. — Ник, — Рю застегнул молнию на чемодане, — давай оставим эту шутку здесь. — Ну вот, а я только губу раскатал. — Скатай её обратно, значит, — быстро поцеловав в щёку, он поднялся. — И футон заодно, когда вернёшься из душа. А я пока вниз спущусь, закажу обед. После вчерашнего, наверное, лучше что-то полегче взять для тебя? — Давай мисо-суп как для себя берёшь и парочку онигири, — Никита нехотя откинул одеяло. — Кофе? — Очень много кофе. — Хорошо, — Рю улыбнулся. — Тогда жду внизу. Не залипай тут. Хочу до площадки дойти. Он ушёл. Никита сел и, зевнув в кулак, огляделся ещё раз. Без лежбища из трёх футонов и разбросанных повсюду вещей номер теперь казался непривычно просторным, каким-то слишком пустым. Неуютным. Всё произошедшее здесь за три недели словно растворилось без остатка. Ощущение было не из приятных. Видно, Рю тоже тяготился этим чувством, раз так спешил оказаться за дверью. «Рю...» Никита вспомнил сильные руки Инкуба и убаюкивающие поцелуи после секса. Оказывается, до сегодняшнего утра он не верил по-настоящему, что получит хотя бы крупицу искреннего тепла, если позволит другому взять верх. Скольких же приятных мгновений, полных нежности и любви, лишил его старый страх! «Испытывать неприязнь, перекатывать в голове злые мысли вместо того, чтобы наслаждаться… Разве это была жизнь?» От осознания, что так прошли все последние десять лет, стало тошно. — Душ, — напомнил себе Никита. — Нужно идти в душ! До смотровой площадки почти не говорили, даже не смотрели друг на друга. Каждый нацепил солнцезащитные очки и плыл в своих мыслях. Только наверху, сев на дальнюю лавочку под сакурами, оба разом тяжело вздохнули. — Извини, — еле шепнул Рю. — Я просто… Мне кажется, если хоть одно слово сейчас скажу, то начну рыдать и не остановлюсь в ближайшие сутки. — Да-а. Понимаю. Снова замолчали. Глядя на ярко-синие волны и покрытые лесами горы, Никита вдруг вспомнил другой пейзаж, мысли о котором неизменно вызывали схожие чувства, — море полевых цветов на фоне далёкой оранжево-жёлтой гряды. — После Боррего Спрингс тоже так было? — Ага, — Рю шмыгнул носом и поспешно вытер щёки под очками. — Дерьмо. Прости. Никита обнял его, и тот прижался лбом к плечу, пробормотав: — Даже на минуту не хочу тебя отпускать. — И я тебя. — Много там у нас ещё времени? — Полчаса, около того. — Может, дойдём до того места, где ты мне признался? — спросил Рю. — Селфи там хотя бы сделаем. Усмехнувшись, Никита взял его за руку и ответил: — Давай. Погрузка заняла гораздо больше времени, чем планировала Луиза, а для полного счастья на въезде в Фукуоку образовалась огромная пробка, так что в аэропорт автобус прибыл почти на час позже. Юмико уже едва-едва успевала на свой рейс до Осаки, поэтому простилась со всеми в спешке, после чего Рю подхватил её чемодан, и они помчались в сторону входа. Луиза убежала вслед за ними — за тележками. Тони с близнецами, Мико и Йошито принялись споро вынимать багаж, сразу раскидывая его на ценный и обычный. Никита тоже сунулся им помочь, но в ту же секунду был изгнан «смотреть по сторонам». Вздохнув, он отошёл на десять шагов и замер между двух стремительно растущих гор. Тогда-то и увидел её. Изумительно красивую японку с точёными чертами лица. Кожа незнакомки была такой белой, словно светилась изнутри. Собранные в небрежный пучок ярко-чёрные волосы только усиливали это впечатление. Она стояла недалеко от автобуса, перекинув через локоть красное пальто. Её обтягивающее платье ничего не скрывало, но и не оголяло гармоничных форм. Броские туфли идеально подходили к дорогой дамской сумочке. Эта женщина словно сошла с обложки журнала, и в первое мгновение Никита посчитал её прекрасной галлюцинацией. Но вот видение сделало шаг и, чуть склонив голову, вежливо окликнуло Лино Чеккарелли. — Извините, — ветер донёс слова на приличном английском, — я сестра Макото. Она должна была передать кое-какие вещи. — Вещи? — переспросил Лино. — А! Те два чемодана? «Нет, — в ужасе подумал Никита. — Неужели это она?» Но иных вариантов быть не могло. Кэй резко вскинула голову, и на её лице отразилось… разочарование. — Да, — вежливый голос никак не вязался с этим выражением, — два чемодана. Где можно их забрать? — М-м-м, кхе-кхе, — Лино явно смутился. — Если их нет вон в той куче рядом с Ником, то мы, наверное, их ещё не выгрузили. Посмотри сначала там. — Благодарю. Кэй развернулась и медленно пошла к Никите. Казалось, каждый шаг давался ей через боль. — Прошу прощения, — прошелестела она, остановившись, — здесь могут быть вещи, которые передала моя сестра Макото. — Надеюсь, ты их узнаешь. Коротко кивнув, Кэй скользнула потухшим взглядом по чемоданам слева от Никиты. Один приметила сразу и быстро откатила в сторону. Был он невзрачного цвета, немного потёртый. Кажется, похожий стоял в старом банкетном зале — только теперь на его ручке болтался брелок. Знак Лилит. В самом фильме не фигурировало никакой символики, но после премьеры этот сигил очень быстро взяли на вооружение все фанатки Рю. Ануш и по сей день носила похожую подвеску в кошельке. — Фух, еле успели! А вы тут неужели ещё без тележек? Куда пропала Луиза? Регистрация на наш рейс вот-вот начнётся! Никита вздрогнул от неожиданности, а Кэй оглянулась в таком ужасе, что стала ещё бледнее. — О! — воскликнул Рю. — Ты уже здесь! Нашла свои вещи? — Здесь только один чемодан, — она, кажется, даже не моргала. — Как со временем? — Я подожду сколько нужно. — Так, — он нахмурился. — Попробуем ещё раз. Сколько до конца регистрации? — Двадцать семь минут. — Тогда рассказывай, как выглядел второй. Потороплю эту компанию. — Зелёный. Большой. Без одного колеса. Кивнув, Рю устремился к автобусу, устроил там небольшой переполох и вскоре вернулся уже с чемоданом. В самом деле, огромным. — Идём! — крикнул он, не сбавляя скорости. — Я помогу! — Честное слово! — воскликнула Кэй. — Пожалуйста! Не нужно! Но Рю уже летел ко входу в аэропорт. — Лучше тебе поторопиться, — сказал Никита. Шмыгнув носом, Кэй подхватила за ручку первый чемодан. Побежала следом. Цок! Цок! Цок! Тонкие шпильки засверкали на солнце. Только когда она скрылась в дверях, Никита отвёл взгляд и вздохнул. Внутри шла непростая борьба: одна часть снова с истерическими нотками голосила об опасности, другая же с изумлением констатировала факт, что на свете всё-таки существуют люди, способные попадать в ещё более неловкие ситуации, чем Ник Ершов. Рю вернулся минут через двадцать, когда на тележки грузили последний багаж. — Всё. Прошла на посадку. — Ты, что ли, специально проследил? — Не без того, — он нервно рассмеялся. — Но если всерьёз захочет вернуться — никто не остановит. Никита промолчал. — Жаль её. Такая молодая — и уже столько дерьма хлебнула. Надеюсь, в Саппоро всё сложится. Услышав в его голосе настолько искреннее сочувствие, Никита растерял даже то немногое раздражение, что наскрёб за время ожидания. — Сложится, конечно. После такого-то напутствия. Рю не удержался, от души хлопнул по плечу: — Да откуда я знал? У неё же на лбу не написано! Хорошо хоть в чайном домике не представился, а то вышла бы та ещё история. Никита весело фыркнул, но следом сказал уже серьёзно: — Нужно было, наверное, тоже опознавательный знак какой-то повесить. Только сейчас дошло — как мы в Лос-Анджелесе определим, где чей багаж? Рю в задумчивости уставился на ближайшую тележку. Там рядышком стояли два одинаковых лиловых чемодана. Оба намертво обмотанные защитной пленкой. — Ничего, — сказал он, наконец. — Что-нибудь придумаем.