Ready to go

Она щелкнула выключателем, кинула связку ключей на тумбу возле входа. Странное шевеление маячило где-то слева. Сердце бешено забилось: она подняла глаза на человека, которого одновременно желала видеть больше всех и мечтала, чтобы больше никогда не встречаться с ним глазами. — Что ты здесь делаешь, Сэм? — он сидел на ее кровати. Один. Мэри, соседка, еще не вернулась от своих родителей и вряд ли приедет раньше сентября. Мало кто вообще оставался здесь на лето, но у Адрианы был не сильно большой выбор: дом, где она родилась и дом, где она жила последние три года. — Ты была с ним? — оба, не считая нужным здороваться, сразу переходили к делу. — Прости? — отвечая вопрос на вопрос, она пыталась выяснить в каком состоянии ее то ли бывший, то ли настоящий парень, а значит выработать тактику действий. — Ты провела ночь с тем, с кем трахалась в туалете? — он спросил это пугающе тихо, но, казалось, что он готовился к этому разговору. Сэм казался трезвым во всех смыслах. И в какой-то степени это было опасней всего. — Да, — ему не надо было знать подробностей о ванильном свидании и менее ванильном минете, а также об абсолютно целомудренной ночи, но именно правду ей не терпелось выплеснуть ему прямо в лицо. — Снова трахались? — Сэму же, напротив, будто нравилось слушать, как она наконец-то поняла, каких отношений он хотел. Свободных, без обязательств, без разных «должен» и «нельзя». — Ага, — она скинула обувь, но осталась на своем месте. — Почему ты не дождалась меня? — спросил он так, словно у нее был выбор. — Ты был невменяем, — она скрестила руки под грудью, закрываясь от него. — У меня сотрясение, — теперь причина его трезвости была очевидна, — а еще 4 шва, — многообещающе он посмотрел на нее, — твоя вина. Так кто из нас был невменяем? — У меня отбита селезенка и печень. Дальше будем мериться членами или поговорим по-взрослому? — гнев кипел в ней также сильно, как желание покончить с этим. — Зачем ты это сделала? — Запульнула в тебя вазу? Боль в ответ на боль, — она храбрилась: и он это видел, слишком хорошо зная ее. — Ушла с этим чмырем в туалет, — пояснил Сэм, вставая с кровати. — По той же причине. Глаза ее сверкнули той же силой, что была в них до их знакомства. — Я люблю только тебя, — она не собиралась делать шаг назад, да и позади была только дверь, а он сократил расстояние между ними вдвое. — Конечно, — в этих семи буквах сарказма прозвучало больше, чем за всю ее жизнь. — Ты мне не веришь, — он протянул к ней руку. — Верю, — она хмыкнула и стукнула его по предплечью, — просто у тебя извращенное понятие любви, — снова и снова она боролась с дрожью в голосе, не представляя насколько ее хватит. — Я прощаю тебя, — она рассмеялась, почти истерически. — Это я, кто должна говорить эти слова. — Ну так скажи, — его голос опьянял. Он говорил степенно и убаюкивающе. Он казался таким спокойным, таким естественным. — Я устала, — Адриана потерла веки, пытаясь воссоздать события последних дней, — давай поговорим завтра, — она открыла дверь, намекая, что она больше не желает продолжать этот диалог. — Сейчас, — рявкнул он, и Адриана вздрогнула. Вот он, настоящий, вот кто сидит за маской лощенного богача с правильными манерами и правильным трастовым фондом. — Я не смогу без тебя, — поняв ошибку, он снова смягчился. — Не драматизируй, — она по-прежнему держала дверь открытой. — Мне плохо, когда я тебя не вижу, — начал он с первых нот ту же радиостанцию. — А мне нет, — усталость все больше накатывала и она уже не хотела сопротивляться ни его напористости, ни всему миру одновременно. — Я хочу тебя, — этот голос, такой глубокий, такой волнующий. Ее сердце пропустило удар. Она ведь любила его. Так ведь? — Не сомневаюсь, — почти шептала она, едва находя силы смотреть ему в глаза. — Проси что хочешь, хочешь поедем на Рождество в Бразилию, как ты хотела? А на Пасху в Камерун? — Ты хочешь меня купить как своих шлюх? — слезы без разрешения нагрянули, показывая, что обиды никуда не делись, сколько бы раз она не разбивала ему голову. — Нет, — челюсть крепко сжалась под впалыми щеками. — Я хочу, чтобы мы были вместе, — почувствовав, что она сдается, он захлопнул дверь и закрыл ее на замок. — Я обещал родителям, что мы приедем на день благодарения. Они скучают по тебе. — И кого бы будем благодарить, Вакха на очередной оргии? — Адри, не будь колючкой, — он взял ее за руку и заглянул ей в глаза. — Я тебя люблю. Я сделаю, что угодно, лишь бы ты осталась, — он говорил так убедительно, так многообещающе, что ей захотелось ему поверить. Она убедила себя, что это в последний раз, но, если бы это было так, она уже давно была бы свободна, так много давала она ему этих лживо последних аккордов. — Ты больше не ударишь меня, — он кивнул, — и ты больше не будешь мне изменять, — он снова кивнул, — и никакого алкоголя с наркотой: ни экстази, ни марихуаны, ни кокаина. Начнем с этих трех, — она последовала за ним и устало села на кровать. — Хорошо, детка, — он обхватил ее за плечи, — хорошо, — начал целовать шею. — Иди сюда. Поцелуй меня, — его руки уже рассыпали свою паутину по всему ее телу, — Хорошо.  — Я устала Сэм, — едва ли у нее получалось сопротивляться.  — Ну давай, милая, — его рука скользнула ей под майку, — я хотел тебя весь вчерашний вечер, — почему-то напомнить Сэму, что вчера ему было прекрасно и без нее с Мелоди и безымянной девкой, она была не в состоянии, — а ты так поступила, — он неприятно сжимал грудь, но тело уже подчинилось ему, и лишь сознание внутри продолжало бить о стенки черепа, пытаясь разбудить настоящую Адриану. — И я жду тебя здесь с раннего утра: а ты все не приходишь, — вторая рука ласкала внутреннюю сторону бедра. — Не будь букой. Он водил небритой щетиной по ее лицу, целуя щеки, нос, губы и шею. Наконец, она больше не могла ему сопротивляться: ей проще было предать себя, чем найти силы для борьбы. Она поцеловала его в ответ. Он, добившись немого согласия, жадно схватил ее за ягодицы, поднимая с кровати. Расстегнул пуговицы шорт, развернул к себе спиной, продолжая теребить грудь слишком резко, хотя шея еще получала всполохи нежных поцелуев. Внезапно он наклонил ее раком, заставив опереться о комод, стянул короткие шорты и кружевные трусики, а затем приспустил и свои штаны. Он вошел в нее без ласк и предупреждений: так же жестко и грубо как и обычно, но сейчас это так отличалось от поведения незнакомца, что она не сдержалась и выкрикнула. Без смазки было больно, но его это не сильно заботило. Он входил в нее на полную глубину, шлепая по заднице, заставляя ее выкрикивать его имя — ведь его это заводило. Он трахал ее так интенсивно, что даже его яйцам иногда доставалось. Одной рукой он в такт своим движением сжимал грудь, а второй — ласкал клитор, также грубо и жестко. Иногда ей нравилось эта сила и это доминирование и частенько заводило, но точно не в этот раз. Он кончил в нее и еще какое-то время продолжал двигаться, а затем развернул и, поставив на колени, заставил работать. Она знала почему он это делает: осознанно или нет, он пытался доказать свою власть и свое превосходство, то, что он лучше того незнакомца. Завтра он будет мягче. А послезавтра, возможно, у них будет человеческий приятный обоим секс. Он бился о ее глотку в собственном ритме, заставляя Адриану подстраиваться под себя, как ему было удобно. За мгновение перед тем как кончить, он вытащил член и брызнул ей на лицо. Подчинение через унижение — было его кредо и это касалось не только секса. Затем, дав ей умыться, он снова поставил ее раком и взял сзади — уже медленнее и спокойней, но с той же грубостью и похотью. Адриана расслабилась — так было легче и проще. Странные мысли бродили в сознании, впрочем, желания задерживаться на этом моменте у нее и вовсе не было. А потом он позволил ей кончить — хотя ей совершенно не хотелось этого делать. — Мы завтра увидимся? — абсолютно будничным тоном поинтересовался Сэм, застегивая ремень. — Да, конечно, — она натянула обратно изящное кружево и подхватила шорты. — Можешь остаться у меня, если вдруг захочешь, — он направился к выходу, — я закажу нам ужин. — Я подумаю, — сказала она и, открыв дверь, почти вытолкнула его наружу. Все, чего она хотела — это побыстрее смыть с себя эту грязь. Она закашлялась: слезы в очередной раз душили ее, но она не позволяла себе плакать. Это бы означало признать несостоятельность их отношений, их убожество и мерзость. Но это все, что было у нее. В конце концов, все пары ссорятся и не все живут идеально. Реальные отношения вообще мало похожи на голливудские мелодрамы или спарксовские романы. Жизнь жестче, не так ли?