***
Весь день она не могла сосредоточится: книги не читались, работы не писались, фильмы не смотрелись. Потратив на эти жалкие попытки занять себя чем-то кроме мыслей о пугающем преображении Сэма в течение двух часов, она, натянув, спортивные легинсы и бра, отправилась в зал. Спустя восемьдесят минут выпадов с отягощением, запрыгиваний на метровый парапет, подтягиваний со своим весом, узких отжиманий, приседаний в Смите и классической тяги она наконец пришла в себя. Упражнения с максимальным весом довольно эффективно проясняли сознание, вытесняя любые мысли испепеляющей болью в натруженных мышцах. Пот стекал по телу ручьем, и, когда даже лосины прополки настолько, что по икрам заструились капли, она решила, что на сегодня достаточно. Адриана была опустошена и довольна. Ноги дрожали, под пальцами появились грубые мозоли, походка стала слишком напряженной, а желудок требовательно урчал, требуя восполнения потраченных калорий, голова же пульсировала от переизбытка кислорода. Не утруждая себя походом в душ, она по пути к себе зашла в столовую и до спазма в желудке наелась пересоленного запеченного картофеля со шпинатом. Она не могла не отметить, как настроение неуклонно и даже против ее воли поднималась на несколько ступеней. Чувство гадливости едва ли осталось в ее теле, замененное на спокойствие и непривычную блаж. Подходя к своему корпусу, Адриана увидела машину Сэма. Она остановилась и всерьез задумалась не вернуться ли в зал, чтобы избежать нависшей проблемы. Впрочем, она также понимала, что эти параноидальные припадки — только ее восприятие ситуации. И если не прекратить себя изводить, продолжая ждать, когда же Сэм обернется сущим дьяволом — он им непременно станет. Она поднялась к себе и постаралась удержать свои мысли от падения в пессимистические воды. — Сэм, — произнесла она максимально дружелюбно место приветствия, когда вошла в комнату. — Здравствуй, — он поднялся с кровати и подошел, чтобы поцеловать. Неожиданно его губы изменились: стали напористыми и требовательными, а рука, опустившись на поясницу, сразу залезла под влажную ткань леггинс. Дьявол все же вернулся. — Сэм, — опять произнесла она, отстраняясь, но он лишь сильнее обнял ее второй рукой. — Сэм, у меня нет настроения, — она просунула ладони между ними и попыталась создать хотя бы минимальную дистанцию, но все в пустую. — Оно поднимется, — он снова засунул язык ей в рот, пока вторая рука последовала за первой, сжимая ягодицы. Сэм, я устала, — и это оправдание в целом тоже соответствовало действительности. Оттолкнуть его не получалось: мышцы рук еще ныли после подтягиваний и выбросов, напрочь отказываясь работать дважды за день. Но молодой человек сам отстранился с отвращением глядя на нее. — Что с тобой происходит? — Ничего, — повторила она, не имея сил для этой ссоры. — Ты сказала, тебе нужно работать, а сама ушла на тренировку, — он скрестил руки, словно утверждал, что не уйдет, пока они не разберутся. — Ты следил за мной? — она боялась пошевелиться, зная, какими травмоопасными для нее бывают его приступы. — Ты мне врешь, — игнорируя ее вопрос продолжил он. — Говоришь, что ничего не происходит, а я же вижу что это не так; лжешь об эссе, лишь бы сбежать от меня; ходишь нервная, как бы я не пытался перед тобой лебезить; трахнулась с каким-то парнем и сделала вид, что это в порядке вещей. Еще месяц назад все было нормально, что на тебя нашло? — Все и сейчас нормально, — спокойно ответила Адриана, хотя про себя решила, что эти отношения были какими угодно, но даже в первую их минуту нормальными они не были. — Если тебе не нужна моя любовь, скажи, — требовал он. — Я люблю тебя, — и хотя произнесла она это искренне, в глубине души отклика эти слова не вызвали. — У тебя есть другой? — выдвинув новую теории, спросил он. — Ну что за банальщина, — она закатила глаза, отказываясь даже комментировать этот выпад. — Дело в нем, — неожиданно уверенно сказал он. Казалось, что Сэм был убежден, что нашел опухоль, разлагающую их отношения — Ты о ком вообще? — но если он считал, что все понимает, Адриана едва ли могла так сказать. — Не претворяйся, — он шагнул к ней, сжав кулаки, будто пытался что-то в себе перебороть. — Я не знаю, про кого ты говоришь. Она начинала догадываться, что Сэм подразумевает незнакомца из клуба, но дать ему понять об этом, значило бы обеспечить его уверенностью в собственной правоте. — Лгунья — не раздумывая, ударил ее по щеке, слишком эмоциональный, чтобы себя останавливать. Поняв, что он только что сделал, Сэм сначала замер, а потом, словно пытаясь отмотать время назад, сделал несколько шагов спиной. Адриана потратила титанические усилия, чтобы подчинить собственной воли три естественных порыва: рефлекс прикрыть ладонью горящую щеку, расплакаться от бессилия и обиды, ударить в ответ и получить уже второй удар. Было больно, несомненно, но она уже успела срастись с этим жгучим покалыванием от ударов, а каждое его появление воспринимать как нечто естественное. Щека пылала, но гораздо сильнее ныло сердце, которое, само того не желая, оказалось правым с самого начала. — Убирайся, — едва прошептали ее губы, пока голос справлялся с эмоциями. — Ади, — начал он, словно надеялся еще что-то исправить, — Прости меня, я не хотел, я. — Сэм не находил слов, потому что извинения были совсем не в его стиле, точно также как и признание собственных ошибок. — Хотел, — она снова обрела дар речи и теперь пыталась контролировать голос, сдерживая его от дрожи. — Нет, — он попытался шагнуть навстречу, но Адриана инстинктивно дернулась в сторону, и тогда он замер, выжидая. — Я просто не сдержался, — казалось вся бренность бытия свалилась на его плечи и именно сейчас он как никогда раньше понимал, насколько хрупок лед под его ногами. — Ты никогда не сдерживаешься, — она распахнула дверь, надеясь, что намеки ему не нужны. — Ади, — он подошел к ней, падая на колени, готовый на что угодно, лишь бы не потерять ее сейчас. — Ади, я сожалею, — Сэм попытался взять ее руку, но она отдернула его, словно его прикосновения были пропитаны ядом. — Я, я… — Замолчи, пока не дал новых ложных обещаний, — она свысока смотрела на него, и холодная ненависть сверкала в ее серебристых глазах. Казалось, что даже в злополучную ночь в клубе она была не так сильно зла на него, как в эти мгновения, не испытывала к нему столковавшуюся презрения и желания уничтожить. Он молчал. — Вон, — на этот раз он ее послушался без единого пререкания.***
Сто семьдесят пять сообщений и девяносто восемь звонков, которые посыпались, как только Сэм к обеду четверга отрезвел, не прекращались до самого воскресенья. Все три дня Адриана стоически игнорировала молодого человека, за что регулярно себя хвалила. Вероятно, он хотел добиться прощения измором, но после двадцатого смс она поставила телефон на беззвучный режим, а после двадцатого звонка вообще убрала его в тумбочку. Все это время она даже не пыталась хотя бы немного подумать над той ситуацией, в которой она оказалась по своей же милости. Безусловно, их отношения всегда были напряженными и редко день проходил без ссоры, но сейчас, они, будто выйдя на финишную прямую, показывали совершенно новый уровень взаимного унижения и извращенной любви. Место самоанализа она купила три литра любимого мороженого и заперлась у себя в комнате наедине со стрим-сервисом. Впрочем к середине второго дня ее глаза ошалели, а тело, непривыкшее к беспечному прозябанию в кровати, затекло и неприятно ныло. У нее также закончилось мороженое, а холодильник пустовал с тех времен, когда ее соседка уехала домой. Она попыталась заснуть, но компьютер, на заставке которого цифры так предательски показывали три часа дня, ясно и четко давал понять, что она ленивая задница. Тогда Адриана собралась в единственное место, куда еще оставалось желание идти и провела в спортклубе убийственную тренировку: полтора часа ходьбы и еще полтора бега, сменились адской силовой, а закончилось всё это сотней километров на велотренажере. Разумом она понимала, что это не принесет никакой пользы телу, но в этот раз ее целью было просто отвлечься, потерявшись в затрудненном дыхании, поте и тотальной усталости. Спроси ее как она дошла домой, она бы вряд ли ответила.***
На следующий день она едва могла встать с кровати, поэтому еще один день без жалости к себе пришлось отменить. Тогда она собрала рюкзак и, добравшись до самой южной точки Манхеттена, села на паром до Статен-Айленда. Она даже не пыталась понять собственных мотивов, но когда через полчаса Адриана ступила на пирс, то поняла, что точь-в-точь копирует собственного брата. Он не раз говорил ей, что этот остров лучшее место для того, чтобы сбежать. А потом, когда он слишком часто не справлялся с собственной жизнью — без предупреждения исчезал на этом береге. Она бродила по городу в каком-то потерянном состоянии, то и дело бросая взгляд на маячившие вдалеке небоскребы Манхеттена. Отсюда они казались ей гораздо привлекательней, чем были на самом деле. Тотальное чувство одиночества, так сильно давящее на нее на полуострове, здесь сходило на нет. Она по-прежнему не могла понять, как так вышло, что в городе с 8,5 миллионами человек, 1,5 из которых проживает на 59 квадратных километрах, у нее не было ни одного друга. Всех, кого она бы могла назвать таковыми, она давно потеряла, а друзей Сэма, которых она причисляла к этому кругу из надежды причислить хоть кого-то, были всего лишь вынужденными знакомствами, что головой она это хорошо понимала. Как так вышло, что ей, в двадцать один год совершенно некому поверить свои мысли и чувства, не у кого получить поддержку и попросить совет? «Любовь, — решила она, — это проказа» Если посвятить себя ей — она сожрет тебя до самых костей, лишая всего вокруг. Потеряться в любви губительней, чем потеряться в чаще леса с гризли или оказаться посреди океана, потому что ослепленный чувствами, ты сам выбираешь эту губительную отраду, принося в жертву все самое ценное и родное, в первую очередь кладя на алтарь жертвоприношений собственную душу. Мрачные мысли в голове Адрианы плавали туда-сюда, но она принимала их со смирением и покорностью. Отрицать очевидное было грубо, как и плакать о том, что уже было утеряно безвозвратно. Для себя она решила, что как только вернется Мэри-Элис, то попробует наладить с ней отношения, и будет пытаться, пока не выйдет. Девушка также приняла решение, что от одиночества можно избавиться только одним путем — отказаться от того, что служило первопричиной ее изоляции. Вдалеке от центра города она снова брал вверх над своими чувствами и поступками. Здесь все казало яснее и четче, а спрятанная внутри сила наконец пробуждалась от долгого сна. Дома Адриана оказалась глубокой ночью, сев на последний паром. Впервые за долгое время она уснула так быстро: едва волосы коснулись подушки, мозг дал команду отбой, и тогда все тело погрузилось в иступляющий сон: без боли, без воспоминаний, без чувств.***
К воскресенью любопытство взяло вверх над благоразумием и Адриана все-таки достала мобильный из комода. Смс его были совершенно разного характера: от «прости меня, я самый настоящий дурак» и «я без тебя не смогу» до «ты всегда будешь моей!» и «я убью каждого, кто посмотрит на тебя». Вероятней всего, такой размах настроения, зависел от того, сколько он успел выпить к моменту написания сообщения. Автоответчик тоже был переполнен: его голос в телефоне по-прежнему трогал Адриану и она даже улыбнулась, когда слушала, как он вспоминает их первое, а затем и второе свидания. Они и вправду были чудесными. После того, как Сэм проводил ее той ночью, он попросил номер телефона и обещание скорой встречи: а она сказала, что не ходит на свидания с людьми, чьих имен не знает. Он представился и спросил, может ли теперь она удостоить его такой чести. Она сказала, что он не знает ее имени, чем вызвала его улыбку. Так Адриана мучалась его по меньшей мере минут десять, после чего все-таки сдалась и сказала, что номер телефона она ему все равно не даст, но если он завтра по-прежнему будет о ней помнить, то может подойти на это же место к пяти часам. Когда утром она вышла на улицу, он уже стоял под дверьми. Тогда Сэм сказал, что его мысли, всю ночь возвращавшие его к такому прелестному лицу, с самого утра не давали прохода. Она рассмеялась, и он предложил ее сопроводить, куда бы она ни шла. На обратном пути из магазина они зашли в Старбакс, и он угостил ее кофе и выпечкой. Когда взбитые сливки так неуместно пристали к ее верхней губе, его пальцы опередили ее и ласково стерли пенку. Она, еще не имея иммунитета к смущению, покраснела почти как в младших классах. Прощаясь, Сэм вновь попросил номер телефона, но она снова отказала. Тогда он спросил, какое из окон ее — и Адриана показала: то, на третьем этаже, самое крайнее. Вечером того же дня какой-то хулиган кидал гравий в окно: но когда Адриана открыла его, оказалось, что это Сэм. «Уже пять», крикнул он и она, быстро одевшись, выбежала на улицу. Был декабрь и все, как и сейчас, разъехались по домам — Адриане было неимоверно скучно и одиноко. Он вручил ей горячий шоколад и очередную плюшку, сказав, что у него есть сюрприз. Сэм закрыл ей глаза и отвез в Рокфеллер-Центр на каток. В какой-то момент, неожиданно и рано для Нью-Йорка, начал падать снег. А когда его ресницы покрылись ими беспросветно, она решила, что наконец-то попала в сказку. Но сказка закончилась слишком быстро — это необходимо было признать. Адриана смахнула неожиданные слезы и начала собираться на встречу, о которой он просил в сообщениях. «Любви — недостаточно» — убеждала она себя. «В расставании с Сэмом нет ничего ужасного». В конце концов, месяц назад она уже думала, что они расстались и ощущения были не из худших. И мир от этого не рухнул. Все имеет срок, их отношения, как оказалось тоже, а у любой сказки есть финал — и не всегда диснеевски-хороший.***
— Выходи за меня, — услышала она слова, которые каждая девушка ожидает с замиранием сердца. Они сидели в том самом ресторане, в котором они оказались после двухчасового катания, и она так замерзла, что позволила Сэму себя обнять. Они долго разговаривали, улыбались и заигрывали друг с другом, а потом как-то слишком неожиданно и беспричинно он ее поцеловал. И ей стало невероятно тепло. Сейчас же, несмотря на августовский зной, ей давно не было так холодно, а изящное короткое платье было слишком тонкое, чтобы растопить лед, сковавший сердце. Перед ней лежала известного бирюзового цвета коробочка; в ней — два кольца. Одно — фамильная драгоценность, белое золото и глубокого алого оттенка рубин, изящно держащийся на двух тонких опорах; второе — изысканное и сногсшибательное, напоминавшее бутон закрытого тюльпана со сверкающим бриллиантом в несколько карат посередине и украшенный более мелкими бриллиантами вдоль скрытых лепестков и по радиусу всего кольца. Сердце Адрианы едва ли екнуло, хотя сложно было оторвать глаз от более неестественного сочетания истории и моды, и от более ослепительной красоты. — Зачем? — холодно спросила она; он нахмурился, но коробку не закрыл. — Не так отвечает большинство девушек, и не такого ответа я ждал, — он поправил свой галстук, заметно нервничая, когда план его начал лететь под откос. — Большинство уже было было в твоей постели — на том все и кончилось, — голос ее оставался столь же прост и холоден одновременно. Верно, — он улыбнулся, и сердце Адрианы наконец-то пропустило удар, вспоминая все разы, когда это улыбка точно также озаряла это всегда немного печальное лицо. Она молчала и он продолжил. — Адриана, прости меня. Прости меня за то, что ударил тебя, прости, что обвинил тебя, — он протянул руку к ее кисти и накрыл своей. — Это я виноват, что в последнее время у нас все не ладится. Адриана про себя отметила, что вообще-то не ладилось у них уже все больше года. Разница лишь в том, что сейчас он начал это подмечать. И все же, несмотря на холодный ум, тепло от руки ядом начинало растекаться по крови. — Я был весь на взводе: я нервничал, — начал он объяснение. — Хотел, чтобы этот вечер стал для тебя сюрпризом, а моя мать все тебе рассказала, — он мягко сжал ее пальцы и тепло новой волной хлынуло под кожу. — Я давно планировал это и боялся, что ты откажешься, — он не отрывал от нее глаз, а она пристально следила за его рукой, пытаясь понять, сколько у нее оставалось времени до того, как чувства возьмут над ней контроль. Интересно, с чего бы вдруг, — подумала холоднокровная и рациональная часть нее. — Я люблю тебя и готов на все, чтобы ты стала моей женой. Кроме сдерживания обещаний, — подметила Адриана почти язвительно, но не произнесла это вслух, так как губы, подчиненные сердцу, отказывались это говорить. — Да, я совершаю ошибки. Это привычки, я такой, но я стараюсь, только мне нужна ты и твоя помощь. Скорей ему нужна была помощь профессионалов, — в очередной раз подметила она. — Нужно твое плечо, чтобы наставить меня. Она поражалась, насколько ложь губительна и для ее произносивших: он, казалось, действительно верил в то, что говорил. — Я услышал тебя и твои упреки. У меня есть еще одно обещание и его я намерен сдержать. Это тоже твоя привычка, это вопрос времени когда ты к ней вернешься, — продолжала она мысленно с ним спорить, позволяя ему продолжать. — Я не могу тебя заставить верить в меня: мои пороки не требуют подтверждений. Но молю тебя, поверь мне, что они ничего не значат для меня, это просто инстинкты. — Так не бывает, — наконец проронила Адриана, и голос зазвенел от обиды и возмущения. Рука выскользнула из его ладоней. Она бы могла закрывать глаза на его пристрастия к алкоголю и наркотиками — он предавал себя, могла бы терпеть боль от его горячности — он предавал ее, но каждый раз, когда она видела его в чужих бессмысленных пьяных объятиях — он предавал их отношения, и она не могла это простить: горечь и обида как снежный ком росли ужасно быстро, грозя однажды обвалиться лавиной. — Мои родители спят с другими, но их брак самое крепкое, что я когда-либо видел. Они понимают ценность этого союза и его выгоду, они поддержка и опора друг друга. И я знаю, они по-прежнему любят друг друга и готовы на все ради другого. — Ты их тоже бьешь? — пропуская эти слова мимо ушей, она сконцентрировались на самой болезненной для себя теме. — Кого? — казалось, он не понимал, почему она в такой важный момент задает такие престранные вопросы. — Тех, с кем трахаешься? У них тоже синяки на теле время от времени? — она улыбнулась, а в голосе читалось презрение и ревность. — Моя импульсивность всегда была обузой, — он снова взял ее руку. Адриана удивилась, что только «это». — Но ты та, кто может меня изменить, — начал он заново. Адриана переваривала этот поток самозаблуждения и глупых обещаний, одновременно пытаясь понять, что же она на самом деле к нему чувствует. Когда она только села за стол, она была полна решимости с ним порвать, но теперь когда лед внутри дрогнул и растаял также быстро, как выдохлось шампанское в бокале, к которому она так и не притронулась, ее разум отказывался давать согласие, а сердце не готово было дать отказ. Очевидно, Сэм, понимая, что битва может в любую минуту быть проиграна, поднялся и громко, чтобы слышали все ближайшие столы, произнес: — Прошу вашего внимания, — большинство обернулось на слишком официально одетого мужчину, хотя некоторые не обратили внимания, слишком занятые собственной тарелкой. — Не надо, — ее губы задвигались, но Сэм, не послушав, взял коробочку в руки и встал на колено. — Адриана Джейн Джонсон, ты выйдешь за меня? — и кольца снова ослепительно засверкали под сиянием тусклого освещения, которое, напротив, выделяло их еще сильнее. Под давлением толпы, и Сэм прекрасно это понимал, сказать «нет» ей, по натуре мягкой и доброй, было бы неимоверно трудно. Он манипулировал ей в такую важную минуту, как в любой другой ситуации. Только сейчас она это понимала. Было куда проще сказать «да», не сталкиваться с ворохом проблем, не идти против себя, поступить так, как удобно. Но Адриана больше не хотела быть той, которую она знала. Неизвестная сила подхлестнула е и наполнила уверенностью, что она никому ничего не должна и ни перед кем не обязана: она может сказать «нет». — Я должна подумать, — все-таки смягчила она свой ответ. Правда, сила, которая молчала так долго и так внезапно появившаяся, хотя и была еще слаба, уходить никуда не собиралась.