***
Всегда считала, что нет места лучше работы. Маленькой комнатушки на три человека в маленьком офисе, уютно расположившемся в маленьком закутке на Паттон-авеню. Пожилая Элизабет с тонкими щиколотками и пепельно-седыми волосами, собранными в тугой хвост, медленно нажимала клавиши на клавиатуре, дымила сигаретой и молчала. Вечно загруженный Генри в неизменном клетчатом костюме приходил, уходил, носил какие-то документы, и единственный шум, который создавал — это звук открывающейся двери и шарканья ботинок по деревянному полу. Всё устраивало. Представить не могла, что что-нибудь это может измениться. Шелби взорвала привычное в один момент, пустила в воздух сотней салютов и позволила разлететься на миллион огоньков. Громко смеялась, красилась в обеденный перерыв отвратительно-яркими лиловыми тенями, поправляла очки в чёрной оправе, болтала по телефону, притаскивала каждый день кактусы в горшках, пока не уставила ими столик, специально принесённый для неё заботливым Генри. Генри она нравилась. Даже Элизабет убрала сигарету, чтобы не вредить растениям, и с удовольствием принялась обсуждать, какие виды кактусов существуют, какие цветут, какие вырастают до размеров крупной собаки, какие почти не колются... Окно, благодаря «Ой, ну и душно у вас здесь», было открыто постоянно. Шум улицы, запах выхлопных газов, обнаглевшие голуби беспардонно влетали в кабинет и портили, портили, портили. Что именно портили, было не совсем ясно. Изрядный слой пыли на шкафу, уголки старых выпусков газет, которые быстренько спелись с ветром и никак не хотели спокойно лежать и демонстрировать проделанную работу и чёртову рабочую атмосферу. Но даже этого было мало. Шелби просто не могла сидеть спокойно, а этот пункт следовало прописать в её договоре. Она ударялась об край своего стола как минимум трижды в день. Пыталась достать что-то с верхних полок и обязательно роняла это себе на голову. А уж карандаши, ручки, степлеры и клейкие ленты в руках у неё не задерживались и на несколько минут. Хотя бы с компьютером управлялась лучше, а то пришлось бы ставить под сомнение и здравость ума начальника.***
Всегда считала: если игнорировать проблему, она исчезнет сама собой. Вопреки этому утверждению, Шелби исчезать решительно не желала. Каждое утро она приносила кофе: эспрессо для Генри, капучино с четырьмя ложками сахара для Элизабет, большой стакан любимого латте с мятным сиропом для Алекс (эх, знать бы, кто проговорился). Не притронуться к нему было бы преступлением. А вот поблагодарить можно быстрым «спасибо», холодным, как ночь зимой в неотапливаемом доме. Если вдруг обидится, ничего страшного. Кофе не будет, зато и от постоянных попыток начать разговор можно будет избавиться. — Сегодня мальчишки воздушного змея пускали. Я даже и не думала, что дети ещё таким занимаются. Бегут, не обращают внимания на сигналящих водителей, возмущения прохожих и шарахающихся в сторону кошек. Алекс, ты не могла не видеть, как раз недалеко от твоего дома. Видела, но просто пожала плечами. Сдержалась, не ответила и уткнулась в начатую статью о гей-клубах, заметки которой никак не хотели складываться в полновесный текст. — Знаете ведь, что пивная на углу закрылась? Третий вечер подряд замечаю: завсегдатаи ходят мимо заколоченной двери, как будто воспоминаниями питаются. «Ну еще бы, этому заведению лет двенадцать было, много поклонников и посетителей, которые только там находили успокоение для своей души. Если бы сынку умершего хозяина было не плевать, оно бы ещё ни одно десятилетие дарило радость». Вслух произносить не собиралась, а то Шелби подумала бы, что Алекс её слушает. — Вчера соседский кот на дерево залез, так пожарные приехали, чтобы снять. У нас такого никогда не видела. А тут большой дяденька с седыми усами полчаса пытался этого рыжика на колбасу выманить... «Да это же Генрих-пожарный. Происшествий в городке мало, пожаров того меньше, вот и развлекается всякий раз. Он этого кота мог за тридцать секунд снять, просто наслаждался процессом». — Меня на свидание пригласили. Первое свидание в Эшвилле! Как волнительно... Встала слишком резко. Даже не поняла, для чего. Просто надо было выйти в коридор, чтобы не видеть счастливую улыбку Шелби.***
Всегда считала, что уши улавливают всё подряд только на каких-то важных мероприятиях, когда от этого зависит полезность статьи. Даже подслушиванием это не называла. Но почему сейчас обратилась в слух, было решительно непонятно. — Как прошло свидание? — Элизабет положила ногу на ногу. — Он мог говорить о достопримечательностях Пекина, назубок помнил формулу серной и фосфорной кислоты и, кажется, влюблён в современную литературу. — Звучит хорошо... — Ну, я не очень люблю Китай, плохо разбираюсь в химии и предпочту томик классики любому современному роману. — Ой, бедная девочка. Ну ничего, какие твои годы, будут еще тысячи свиданий! Улыбка не сползала с лица до самого конца рабочего дня.***
Считала, что в тот день, когда не увидит Шелби на работе, будет самой счастливой. Сможет представить, что та уволилась, и надо лишь немного подождать, прежде чем всё снова вернётся на круги своя. Но с девяти каждые пять минут посматривала на часы, пока Генри не остановил свой бег от двери к столу и обратно, не покачал сочувственно головой и не переглянулся с Элизабет: — Заболеть в первый день лета... Считала, что остаток рабочего дня должен быть хорошим. Считала, что не запоминала адрес Шелби, который та пару раз вскользь упоминала. Это не помешало ей в обед стоять перед домом номер десять со стаканчиком горячего кофе и сладким сиропом от кашля. Глубоко вздохнула. Постаралась не обращать внимания на дико бьющееся в груди сердце (ну, мало ли по какому поводу оно пустилось вскачь). И позвонила.***
Всегда считала, что таких просто не бывает. Веселых. Ярких. Сметающих все «правильно» и «нужно». Пробуждающих интерес к обычным вещам. Мальчишки ещё два раза за июнь пускали воздушного змея. Генрих-пожарный снимал кошек с деревьев и утверждал, что пока у него есть другая работа, пожары не потревожат их городок. Они же не невежи какие-то, отрывать его от важных дел. Алекс перестала задерживаться на работе, всегда уходила вместе с Шелби, чтобы по пути домой брать её за руку. Спустя месяц они потратили все свои сбережения, выкупив пивную на углу Паттон-авеню.