*
— Хватит курить, Джошуа! Иди и помоги своему брату с домашним заданием! Джош получает подзатыльник от отца и, втягивая голову в шею, заходит в квартиру. Помещение встречает его голосами из телевизора. Родители снова кричат, причитая, что их сын ничего не добьётся, что он бесконечный эгоист, и его стоит отправить в исправительную школу. Джош говорит, что панки не умирают, и хлопает дверью своей комнаты, а из-за стены снова раздаются крики и звон разбитых тарелок. Это снова повторяется, Джош уже и не надеется, что ссоры в его семье когда-нибудь прекратятся, а синяки перестанут появляться на его теле и покрывать кожу болезненными скоплениями синих галактик. Не теряй рассудок. Люби себя, говорят люди, и тогда ты будешь ближе к Богу. Идите нахуй, думает Джош. Зачем люди придумали всю эту чепуху? Мы все охвачены спасительным пламенем. Инферно. В Эпоху Возрождения говорили, что человек — это малый космос. Джош думает, что если его разрушить, то он умрёт красиво, лёжа в россыпи звёзд и галактик, и тогда он сольётся с тёмным небом. Джош трогает атомное небо руками, вдыхая холодный воздух, убегая от криков, освобождая себя. Это песня свободы, и Джош, наконец, может расправить крылья и почувствовать ветер поздней осени. Джош поёт для неба и своего сердца. Джош поёт для тех, кто его ненавидит. Он бежит дальше от своего дома, что грязным прямоугольником возвышается на улице, освещённой лишь одним фонарём. Тишину дорог прерывают лишь изредка проезжающие машины и настойчивое «keep running» в голове Джоша и «we are going nowhere», выцарапанное на ногах и отяжеляющее тело в сто раз, не давая уйти Джошу дальше. Джош скучает по розовому небу лета, смотря в серое и свинцовое осеннее, ломающее тысячи жизней. Джош бежит и совсем не замечает машину, несущуюся на слишком высокой скорости, чтобы успеть вовремя остановиться. Ногу пронзает резкая боль, схожая только с ощущением, когда под кожу загоняют миллионы игл. Никто не говорил, что умирают без боли, Джош надеется, что умрёт. Многие хотели бы умереть в своей ёбаной и такой красивой вечной эстетике. Лёжа в липкой луже крови с переломанными конечностями, наблюдая лица ангелов, ну, или демонов, кому как. Глаза закрываются, не давая рассмотреть человека, склонившегося над ним. Последнее, что слышит Джош — это «Блять, почему именно сейчас?» знакомым голосом. Джош просто не может понять, что с ним произошло, и почему его тело такое тяжёлое. Он открывает глаза и видит перед собой мужчину с усталым и колючим взглядом, от которого Джошу захотелось спрятаться под плед, которым он был заботливо укрыт. — Тебе жить надоело? — спрашивает мужчина. Голос холодный и высокий, пробуждает Джоша окончательно. Этот голос жестокий и поселяет какую-то тревогу в сердце, даёт приказ бежать. — Я… я не видел, — Джош потирает ушибы на голове, ощупывая корочку крови на лбу. Парень пытается сесть, он жмурится, чувствуя боль, и ложится обратно. Только сейчас Джош понял, что находятся они в комнате, освещённой настольной лампой. С улицы светят тусклые фонари, чьи лучи света искажаются, пробираясь сквозь оконное стекло. — Сильно болит? — интересуется мужчина, садясь на стул рядом с кроватью. — Прилично, — Джош морщится, когда тяжёлая ладонь ложится на больную ногу. Мужчина давит на синяки и осматривает щиколотку. — Вывих, наверное. — Это надолго? — Не знаю. Лежи, а завтра вечером уйдёшь. Я обработаю раны. — Я не могу даже сесть. — Значит, я помогу тебе встать и ты уйдёшь отсюда, ну, или я довезу тебя до дома. — Я не вернусь туда. — Не говори глупостей, парень. Радуйся, что у тебя есть дом и семья, — темноволосый смотрит в зелёно-карие глаза, хмурясь и стараясь скрыть волнение. Безразличие ему к лицу. — Джошуа, — мальчик протягивает руку мужчине. — Я знаю. В кармане твоей куртки лежал пропуск в библиотеку. Я Тайлер. Не запоминай. Это чтобы ты знал, за кого молиться. Джош делает всё наоборот. Имя «Тайлер» навсегда высечено на костях Дана. Джош почему-то чувствует себя в безопасности рядом с Тайлером, хотя Джозеф пытается убедить его в обратном, ведь нельзя привязываться к таким плохим людям. Джош чувствует себя в безопасности где угодно, только не дома. Вечером Тайлер помогает Джошу сесть в машину. Он везёт его домой, и Джозеф надеется, что одной проблемой в его жизни станет меньше. — Сколько ты берёшь за товар? — Джош разглядывает профиль Тайлера, освещённый мигающими фонарями. Джош мечтает, что он едет в какой-нибудь солнечный штат вместе с Тайлером. Фонари создают атмосферу какого-то волшебства. Это сон. — Какой товар? — Тайлер выглядит спокойным. — Не говори, что не торгуешь наркотиками. Вы так громко разговаривали в той квартире. Ты говорил, что у тебя нормальный товар. Так сколько? — Пятьдесят, — Тайлер закатывает глаза. Джош слишком разговорчив. — А мне продашь? — Нет, — Тайлер говорит чётко и громко. — Почему? Джош, кажется, придумал в голове план о том, как разозлить Тайлера. — Потому что подростки не должны употреблять, Джош. У тебя вся жизнь впереди и не нужно пускать её под откос. Тебе дерьма в жизни мало? Оно у тебя ещё будет. — Мне восемнадцать, я не ребёнок, — заявляет Джош. — Враньё! — выносит свой вердикт Тайлер. Джош молчит. Снежинки, такие лёгкие снежинки тают и тяжёлыми каплями стекают по стеклу, Джошу наскучило молчание и тишина, и он протягивает руку к магнитоле, за что получает слабый удар по тыльной стороне руки от Тайлера. — Она сломана. Так сложно посидеть в тишине? — кричит Тайлер, и это пугает Джоша, он боязливо смотрит на Джозефа, у которого от злости раскраснелось лицо, а брови сдвинулись к переносице. — Прости, — голос Джоша дрожит, выдаёт волнение. — Приехали, — кидает Тайлер и выходит из машины, чтобы открыть Джошу дверь. Это ощущение невыносимо, всё скоро вернётся в привычное русло, снова крики, ссоры, синяки. Всё настолько плохо? Джош хочет научиться быть свободным. — Научи меня быть свободным, — говорит Джош, когда Тайлер доводит его до лифта. — Прекрати бросаться фразами из книг и оставь меня в покое. — Я тебя так сильно потревожил? — Джош кричит и его голос эхом разносится по подъезду. — Не поверишь, но да! — Тайлер так хочет, чтобы этот назойливый подросток поднялся на свой этаж, и они больше никогда не встретятся. Глаза Джоша темнеют, когда лифт спускается на первый этаж. Страх и ничего больше. Джош нервно ковыряет царапины на руках, пытаясь найти хоть каплю чего-то человеческого в лице Джозефа и спокойствия внутри себя. — Ты меня спас тогда, — говорит Джош, опуская взгляд и грустно улыбаясь. — Да, а теперь вернись домой. Родители ждут тебя, наверное, — хмыкает мужчина, — радуйся, что они у тебя есть. — Это больно. — Родителей не выбирают, парень. — Но можно выбрать себе будущее. Я не хочу возвращаться. — Переночуй у друзей. — У меня их нет. — Понимаю, — отвечает Тайлер, жалея, жалея, бесконечно жалея этого парня. Противореча каким-то своим внутренним правилам. Жалость Тайлера поднимается дымом в лёгких и болит в сердце. А Тайлер удивляется, почему он всё ещё разговаривает с Джошем. Тайлер считает, что жалеть — это не нормально, ужасно, плохо, так отвратительно, что хочется заплакать, но гангстеры не плачут, Тайлер, помнишь? Это не соответствует его образу. Джош с трудом разворачивается к Тайлеру, желая попрощаться. А Тайлер ловит тревогу в его глазах, столько всего, что просто гасит, гасит, убивает это детство в зелёных глазах. Так не должно быть, но и Тайлер — совершенно, однозначно не лучший компаньон для сломанного подростка. Он мог бы попробовать. Нет. Джош только учится жить. А Тайлер уже жилец со стажем. — Пока, — говорит Тайлер. — До встречи, — говорит Джош. У Тайлера нет проблем. У Джоша много проблем. Дверь квартиры со скрипом открывается. Джош сравнивает это с какими-то жутко стереотипными фильмами ужасов. Там тоже всегда скрипят двери, а когда главный герой заходит в комнату, его взору открывается вид на какие-нибудь изуродованные тела или чудовищ, которые на самом деле являются переодетыми актёрами, работающими за смешные деньги на глупых режиссеров. Только Джош не видит ничего из этого. На него налетает мать. — И где ты был? — она задаёт вопрос, сверля строгим взглядом. — Можешь не делать вид, что волновалась, — Джош позволяет себе язвить, он получает пощёчину. Она уходит, немного пошатываясь и бросая обидные слова о том, какой Джош глупый, эгоистичный и самый плохой сын. Это хуже любого ужастика. Но это лишь мнение Джоша. Его руки снова кровоточат, а пол становится дырой, и Джош падает, падает, падает, забываясь. Вода кажется такой мягкой, Джош хотел бы навсегда остаться под водой. Сквозь толщу воды слышны крики, так глухо и тихо. Словно они совсем далеко, но парень помнит, что лишь за стеной. Он улыбается, сам не зная, почему, а потом смеётся. Истерично, голос срывается и ломается. Он смеётся и думает, почему всё дерьмо всегда происходит с ним. Почему? Пол становится дырой. Не теряй рассудок, Джош. Пожалуйста. Джош хочет научиться быть свободным и не чувствовать холод. Он думает, что ударился головой, и никаких Тайлеров на самом деле не было. Он надеется, что здоров. В дверь тихо стучат, Джош совсем не улавливает ноток агрессии и успокаивается, поняв, что стучится Джордан. — Джош, у тебя всё нормально? Джош не знает, что ответить. — Наверное. Я не знаю, Джо. Иди в комнату. — Хэй, открой дверь. Что с тобой происходит? Джош открывает дверь, впуская брата и холод из коридора. Джош даже не вытерся. — Может, послушаем музыку? Станет легче, — говорит младший Дан. — Мы точно получим от мамы. — Она не узнает, — отмахивается Джордан, — жду тебя в комнате. Джош рад, что у него есть брат. Джош подгибает травмированную ногу, садясь на кровать. Они перебирают список альбомов в плеере младшего Дана, выбирая любимый. На квадратной картинке изображено что-то очень яркое и карикатурное, взрывающееся красным, зелёным и чёрным. Джордан достаёт спутанные наушники из-под матраса. Он бережно распутывает их и протягивает один наушник брату. В песне говорится о том, что кто-то продолжает дышать. Он продолжает борьбу и жизнь. И это, оказывается, просто. Нога Джоша покрылась жёлто-фиолетовой плёнкой синяков. Джош думает об эстетике и о том, что синяки не выглядят красиво, а даже мерзко, его нога болезненно опухла, Джош чувствует боль при любом движении. — Что с твоей ногой? — интересуется мальчик. — Упал, — Джош практически не соврал. — Так сильно? — округляет глаза младший. Он действительно удивлён. — Да. Всё бывает, Джорди. — Ты можешь рассказать мне. Я никому не скажу. Кто с тобой сделал это? — Меня просто сбила машина. Всё нормально. Это скоро пройдёт, — но Джош сам не знает, когда это пройдёт. И Тайлер не знает. Тайлер. Джош хочет расплакаться, но панки не плачут. Он плачет, и Джордан совсем не знает, что делать. Он обхватывает плечи брата, пытаясь успокоить его. — Это пройдёт, Джош, — Джордан говорит тихо, так тихо. — Да. Пройдёт. — Завтра не будет болеть так сильно, обещаю. И мама с папой не будут кричать, да. Им хочется верить. Джордану только четырнадцать, а он задумывается, почему панки не плачут, но Джош плачет, уткнувшись в тощее плечо. На кухне никто не кричит, но сильное напряжение чувствуется затылком. Все молча смотрят в тарелки, не решаясь что-нибудь сказать. Эта тишина ломает стёкла, заставляя глотать острые обломки тарелок, ходить по краю крыши и истошно вопить от боли и страха, ведь все, абсолютно все боятся, что тебе уже ничего не поможет, и ты действительно ничтожен. Да. Джош хочет быть свободным. Потерял рассудок. Музыка льётся из наушников, он неспешно шагает в сторону музыкального магазина, где стены завешаны пёстрыми плакатами и виниловыми пластинками. Джош остался бы здесь жить, ведь в его комнате стены совершенно пусты и угнетают своей пустотой и холодом. В кармане у Джоша двадцать долларов, и он надеется купить себе и Джордану что-нибудь музыкальное. Он неделю копил деньги на диск какой-нибудь группы или барабанные палочки, которые Джош будет усердно прятать. В музыкальном магазине тепло. Посетителей почти нет, спокойная музыка льётся из колонок, успокаивая и располагая к покупкам. Между рядами альбомов альтернативного рока и рэпа Джош видит Тайлера. Он разглядывает цветные обложки упаковок дисков. Тайлер кивает Джошу. Этот жест такой серьёзный, такой строгий и ненастоящий, у Тайлера плохо получается изображать равнодушие, которое ему так идёт. Он такой серьёзный. Смотрит свысока, улыбаясь, словно от него зависит всё, словно он Бог. Так и есть, думает Джош. И это немного раздражает Джоша, но он так экзальтирован Тайлером и его холодным, но нервным взглядом. Может, снег выпал уже в ноябре, потому что Тайлер такой равнодушный и холодный? — Знал, что мы всё равно встретимся, — говорит Джозеф, — Практически предвидел. — Ты что, Бог? — Ну, можно и так сказать, — протягивает Тайлер, — Со стажем. — Да? — Совершенно точно. Очевидно же. Тайлер ухмыляется, будто сделал что-то наперекор родительской воле. Проколол язык, например, или в свои шестнадцать выкурил столько травки, что потерялся в дыму и зашёлся громким и надрывным смехом. Весело. Тайлеру двадцать пять, а он поясничает и язвит, словно только начал свою жизнь в старшей школе. Снова молчание. Джошу так неловко, и от этой неловкости, напряжённо звенящей в тишине, Джош чувствует какое-то дежавю. Он вспомнил это ощущение, ведь когда он признался парню из его школы в любви, тот не высмеял его. Сначала они здоровались и даже пару раз говорили о музыке, а потом парень стал игнорировать, игнорировать, игнорировать Джоша. И каждый раз сталкиваясь с ним, Джош чувствовал, что щёки предательски пунцовеют, а уши горят, парни так и продолжают стоять в тишине, а Джош умирает внутри от космической красоты старшеклассника. Это неловко. А Джош просто специалист по неловким ситуациям. — Ну… эм, Тайлер, как дела? — Дан опускает взгляд, разглядывая кафель и витрины в самом низу. — Всё просто прекрасно, мэн, — какой-то весёлый и немного язвительный тон. Подростковая дерзость не испарилась спустя годы. Тайлер совсем не взрослый. Это понятие относительное. Взрослые не веселятся так, как это делают дети, им можно курить, пить много кофе, покупать всё, что захотят; взрослые всегда серьёзные, они любят строго, по-своему весело, они всегда суетятся. Нет, Тайлер совсем не взрослый. Он им никогда не станет. Он лишь пытается избежать ответственности за кого-то, кроме себя. — Это круто, — Джош хмыкает и улыбается. — Ага. Безусловно. — Я рад, что мы встретились. — Совершенно случайно встретились, — говорит Джозеф, — Люблю эти песни. Тайлер уходит от приближающегося вопроса. Он берёт побольше дисков и уходит на кассу. А Джош идёт следом, хватая с полок какие-то журналы о звёздах, небесных и земных. Круто. Это так по-панковски. Тайлер смотрит на журналы и диски с музыкой в его руках, Тайлер говорит: — Я тоже люблю U2. — Да, классно, — улыбается, — Послушаем вместе? — В другой раз, — Тайлер оплачивает покупки и выходит из магазина, оставляя Джоша слушать колокольчики, что радостно звенят при каждом открывании двери. Джош бежит на улицу, хоть это и трудно с больной ногой, догоняет Тайлера, почти врезаясь в машину. — Ты опять? — Забери меня. Тайлер закрывает багажник и оборачивается. Солнце пробивается сквозь металл тяжёлого неба, ложится редкими лучами на грязный асфальт и веснушчатое, нежное и доброе лицо Джоша. — Ты прекрасно знаешь мой ответ, — Тайлер опускает голову, разглядывая Джоша. — Если хочешь, я могу заплатить. — Денег у меня достаточно. Джош умоляет. Синяки цветут на его лице, на переносице царапина. Он весь такой побитый и бедный, хотя он всё ещё умеет улыбаться, но не умеет быть свободным. Его россыпи галактик на лице выглядят прекрасно, отталкивающе-привлекательно, Тайлеру нравится, он знает, что это болит. Он берёт его на руки и уносит ликующего Джоша в машину, борясь с чёртовыми внутренними противоречиями. В машине теплее, чем на улице, и Джош позволяет себе расслабиться, прошептав «Спасибо». Пахнет бензином вперемешку с каким-то ароматизатором и солнечными холодными лучами. Это успокаивает и создаёт ощущение защищённости. Джош засыпает и надеется, что завтра всё будет хорошо. Он снова, снова с восходом солнца познакомится с Тайлером, и всё будет нормально. Всё будет хорошо. Джош только учится быть свободным. А Тайлер уже свободен. Они останавливаются в каком-то недорогом отеле, чья вывеска переливалась всеми оттенками розового, завлекая бесплатным алкоголем по пятницам. Тайлер уже знает, что пятница будет лучше воскресенья. Они селятся в одноместный номер, потому что неважно, сколько денег в сумке, их всё равно нужно экономить, говорит Джозеф, но на алкоголь он бы потратился. Комната маленькая, заполненная тёплым светом лампы, но здесь всё равно холодно. Тайлер бросает вещи и ложится на мягкую кровать, не раздеваясь. Веки такие тяжёлые, конечности наливаются свинцом, и усталость одерживает победу, Джозеф почти провалился в сон. — Где буду спать я? — Джош всё ещё стоит у двери, не решаясь пройти и хотя бы сесть в кресло. А Тайлеру сначала показалось, что ему приснилось. Он открывает глаза и смотрит на такого хрупкого Джоша, снова закрывает и открывает. Джош никуда не делся. — Я не знаю, Джош. Спи в кресле. Сил протестовать не остаётся, да и Джош благодарен Тайлеру. Сквозняк гуляет по коридорам, желая снять все двери с петель и вылететь в окно, оставляя после себя холод. Джош заворачивается в плед, отчаянно пытаясь согреться. На кресле спать совсем неудобно. Плечи давно затекли, и Джош вертится в поисках удобного положения, пытаясь размять затёкшую и опухшую ногу. Джош, прихрамывая и скрипя зубами от боли, добирается до кровати, где лежит Тайлер, и аккуратно ложится на самый край, чуть приобнимая Тайлера. — Что ты делаешь? — Тайлер не спит. Он двигается к стене, освобождая место. — Я замёрз. Здесь очень холодно, — Джош пытается лечь удобнее. — Не думаю, что нам следует так лежать. Это плохо. Тайлер, ну и кого ты обманываешь. Джош обхватывает Тайлера руками и ногами, прижимаясь к тёплой спине, не скрытой футболкой. Руки и ноги у Джоша чертовски холодные, этот свитер совсем не греет мальчика. И Тайлеру хочется повернуться и согреть, согреть и обнять Джоша. Нет. Тайлер пытается сохранять равнодушие. Оно ему к лицу, утверждает он, разговаривая у себя в голове и поглаживая опухшую ногу Джоша, он обводит синяки пальцем, касаясь холодной кожи, пока парень спит, уткнувшись лбом в спину Тайлера. Джозеф думает, что кровь смотрелась бы красиво на пальцах Джоша. Они, будучи израненными и истекающими кровью, выглядели бы так красиво, и это такая кровавая эстетика Тайлера. Такими красными пальцами можно согреть Солнце и испачкать его, сделать красным и тёплым. Оно будет таким же, как на картинах. А Тайлер больше не пугается этих мыслей, потому что он не болен. Потому что кровь — это красиво. Всё вокруг такое спокойное и тихое, что Тайлер даже не замечает, как засыпает сам, проваливаясь в сон, настоящий сон. Тайлер уже и не помнит, когда он спал по-настоящему, без всех этих тревог и противоречий. Тайлер надеется, что утро будет тёплым, хотя бы потому, что ночь будет мертва. Джош просыпается первым. Оконное стекло дребезжит из-за сильного ветра. Джошу всё ещё холодно, он прижимается к Тайлеру сильнее, упираясь затылком в подбородок. Джош чувствует себя хорошо. Хорошо. Это хорошо. Он только учится. И он уже чувствует эту свободу на кончике языка. — Как твоя нога? — спрашивает Тайлер, отодвигаясь и лишая тепла. — Болит немного. — Тебе нужно к врачу, — Тайлер встаёт с кровати и направляется в ванную, — Может, это перелом. А ты так уже неделю ходишь. Так нельзя, глупый. — Ты меня бросишь там. И мне придётся вернуться домой, — голос Джоша хриплый и тихий, словно у него болит горло или он молчал тысячу лет. — Посмотрим, — Тайлер хмыкает и хлопает дверью. Джош слушает звук льющейся воды. Он совершенно запутан. Чего ожидать от Тайлера? Он покорно ждёт брюнета, сидя на кресле, ковыряя царапины и ранки на руках, а затем вспоминая, что это отталкивает людей. Джош стыдится своих рук, и он прячет их в длинных рукавах своего синего свитера, натягивая ткань на ладони и разглядывая торчащие нитки. Тайлер выходит из душа, на щеках румянец, мокрые волосы торчат в разные стороны. Джош разглядывает красивое и изящное тело. — Надеюсь, ты больше не будешь спать со мной, потому что одеялом я не делюсь, — Тайлер нагло и игриво улыбается, словно провоцирующий подросток. — Мне просто было холодно. — Я заметил. Надевай носки, у тебя ноги такие холодные. Тайлер чувствует, что должен был сказать это. В машине Тайлер поворачивается лицом к Джошу и говорит: — Запоминай правила. Ты не должен спрашивать у меня о дороге и следующем месте остановки, ну, и брать мои вещи, вообще не трогай их. Ты понял? Джош быстро кивает и надеется, что они едут совсем не в больницу. Они приехали в больницу. Джошу лучше не надеяться, это всё портит. Дан садится на холодное сиденье в приёмном отделении, руки дрожат, Тайлер, ушедший ворковать с девушкой у стойки информации, так и не понял, от чего. То ли от холода, то ли от страха. Ногу Джоша намазали каким-то кремом и перебинтовали, сказав не давать больших нагрузок. Тайлер не бросил Джоша, совсем нет. Джоша мучает тревожность и страх перед неизвестностью. Он не может спросить. Он не будет. Тайлер просил. — Вот. А ты боялся, — говорит Джозеф, когда Джош вышел из кабинета. — Я не боюсь, — хмурится Джош. — Как скажешь, — хмыкает Тайлер, — бояться — это нормально. — Это слабость. — Мы все такие слабые перед жизнью и смертью, Джош. Больше не бойся. — Легко сказать, — бурчит Джош, — Будто ты ничего не боишься. — Легко сказать «Я умру для тебя», но я не боюсь. Он врёт. Он всегда врёт. Ему бы отрезали язык. Город ожил после ночного окаменения. Полдень, а людей на улицах всё ещё много, и все они идут добиваться своих целей или убивать их. Слишком одинаковые. От этого становится плохо. Люди, серые люди, подчиняющиеся серым правилам, совсем не суетясь, идут губить свои мечты, слушая похоронный марш в своих чистых и идеальных разумах. Они подчиняются идеальной системе, придуманной идеальным государством. Всех всегда стараются вырастить одинаковыми и покорными, но Тайлеру противно от этого. Он сбой в этой системе. Он научит Джоша быть свободным, хотя у него самого нет свободы. Серые дни продолжаются. Боже, Тайлера посадят ещё и за похищение подростка, которое ему дополнят к сроку за продажу наркотиков. Он бы не хотел впутывать Джоша во всё это дерьмо, он отвёз бы его к озёрам в Мичигане и оставил бы созерцать тишину. — Тайлер, — тихий и немного хриплый голос, словно Джош кричал на морозе. Да, ему есть о чём кричать, но немногие поймут. — Я просил не разговаривать, — он выплёвывает слова и сжимает руль крепче. — Я хотел поблагодарить тебя. Пыл Тайлера утихает, на место злости приходит стыд, смешанный с какой-то ерундой, типа симпатии и глупого румянца на щеках. Тайлер молчит. Он говорит: — Не благодари. Я ничего не сделал, только подтолкнул к не очень хорошей жизни. Дороги почти пусты, Тайлер сравнивает это со своей жизнью. Почти идеально. Всё хорошо.*
Тайлер знает, что пятницы лучше всех дней недели. В баре тепло и совсем не душно. На фоне играет расслабляющая музыка, а вспышки лазера не слепят глаза. У Тайлера всё под контролем. Выпито всего два стакана виски. Он возвращается в номер, бросает куртку в коридоре и проходит дальше. На кровати лежит обнажённый Джош. Свет из окна ровными квадратами ложится на бледную кожу. Жёлтый смешивается с синим. Парень немного дрожит, ведь Тайлер впустил холод. Джош надеется, что Тайлер согреет его. Он знает, что Тайлеру бы понравилось, знает, знает, чувствует. Он не хочет, чтобы Джозеф оставил его, он боится быть одиноким и брошенным. — Чего ты добиваешься? — Тайлер серьёзен, кажется, алкоголь уже не чувствуется. — Трахни меня, — Джош смотрит на Тайлера из-под опущенных ресниц. — Перестань. Оденься, Джош. Я не хочу ничего делать с тобой. Просто оденься, ладно? — Не бросай меня, Тай! Я сделаю всё, что ты хочешь, просто не бросай меня. Тайлер хочет сказать, чтобы Джош оставил его в покое и исчез из его жизни, но Джозеф лишь укрывает парня одеялом, успокаивая, говоря, чтобы тот уснул. Звёзды давно осыпались с неба на холодное покрывало огромных и вздутых облаков. Все обретают свободу. Джош только учится быть свободным. А Тайлер знает вкус жизни. Он видел многое, а вокруг безумцы, а цвет асфальта становится цветом страха и скованности, и лишь темнота позволяет раскрепоститься. Джош только учится быть свободным. А Тайлер не хочет мучиться угрызениями совести.