Рlacers of galaxies

      Он нормальный. Джоши сидит в жёстком и до жути скрипучем кресле в кабинете психолога. Всё такое новое, это пугает детский разум, и это тепло и радость уходят из глаз маленького Джоши, что отчаянно пытается закрыть уши тонкими ручками. Он глотает вязкую слюну, открывает глаза со слипшимися от слёз ресницами, сосуды полопались, глаза приняли странный и пугающий оттенок красно-розового. Мать испепеляюще смотрит на сына, призывая спуститься с облаков и слушать таких умныхважныхпомогающих людей. Женщина, на вид которой лет тридцать, говорит быть нормальным, слушающим и понимающим. А Джошу семь лет, и он не знает, что же ещё означает это понятие, кроме того, что ты тихий и добрый. — Джошуа! Веди себя нормально! — холодный, металлический и пугающе взрослый тон вырывает его из раздумий. И мать, и психолог смотрят на него так, словно чего-то ожидают. Нормального ответа? Джоши знает, что они ждут, пока он станет нормальным. Но ему семь, и взрослые понятия о нормальности разнятся с его лиловыми детскими. Он думает лишь об этом, болтая ногами, сидя на высоком кресле, выслушивая замечания по поводу поведения. Они все говорят быть нормальным. Блять, да что это «Быть нормальным» вообще значит? Если ты нормальный, то играешь со своими друзьями в мяч или прятки, Джош понял этот первый пункт нормальности, что красным клеймом должен стоять на каждом ребёнке. У Джоша нет друзей, и он редко гуляет. Он понял, что это отклонение от нормы. Но он остаётся нормальным. Ночью, чтобы не разбудить Джорди, он заворачивается в одеяло, тихо крадётся к окну и садится на подоконник, думая о нормальности. «А вдруг, то, что я сижу здесь, считается отклонением от нормы?» — думает мальчик и бежит в кровать, ведь он нормальный. Он должен быть таким. У Джоша холодные руки и ноги. Он с головой укрывается в одеяло, скрывая обнажённую кожу от серого света, льющегося из приоткрытого окна, и холода, что пытается поселиться под кожей. Тайлер что, специально впускает холод? Спать больше не хочется, и Джош разлепляет веки, высовываясь из тёплого убежища. Тайлер спит, свернувшись на кресле. Его ресницы подрагивают, а губы немного приоткрываются, словно он с кем-то разговаривает у себя во сне. Джош ловит себя на мысли, что выглядит это очень чарующе и привлекательно. Джош просто очень влюбчивый мальчик. Утром ночь мертва. И наоборот. Парень снимает бинт с ноги, разминая её. Отёк сошёл, а синяки начали бледнеть, оставляя развод жёлтого. Джош натягивает на себя бельё, направляясь в ванную, ступая тихо и осторожно, чтобы не разбудить Джозефа, что так мило спал и изредка улыбался. Свет в ванной придаёт коже болезненный и желтоватый оттенок, Джош подходит к зеркалу ближе, рассматривая синяки и царапины на лице и плечах, проводя по этим россыпям кончиками пальцев, надавливая, а затем и морщась от боли. У Джоша болит всё. Ходячая боль. Боль имеет смысл. Что ещё нужно. Он умывается холодной водой, проходясь по коротким волосам и устало вздыхая. Он хотел бы длинные и цветные кудри. Это красиво. Он хочет волосы такого же цвета, как его синяки. Это идеальное сочетание, а Джош — сын Вселенной. Тайлер не спит. Он сонно смотрит на что-то в телефоне, быстро печатая. Джош несколько секунд смотрит на него, а затем проходит в комнату и натягивает футболку и свитер. — Привет, — тихо здоровается Дан. — Ага, — Тайлер потирает щетину на щеках, моргая и фокусируя взгляд на парне. И снова эта неловкая тишина. Джош боится, что Тайлер захочет поговорить о том, что случилось вчера вечером. Но ему похуй. Зачем тратить время на пустые разговоры. — Кем ещё ты работаешь? — Джошу интересно узнать больше о Тайлере. — Никем, — отвечает тот. — А почему? — Тебе не кажется, что ты слишком любопытный? — Мне просто интересно, Тай, — так мягко говорит Джош. Так мягко, словно облака. Сладко. — Тай? — Джозеф хмурится, пытаясь привыкнуть к мягкому и ласковому сокращению его имени. — Тебе не нравится? — Мне похуй, — Тайлер не врёт. Но сердце ускорило свой темп, когда Джозеф услышал это нежное «Тай», слетающее с кровоточащих губ Джоша. Контраст красного и тёплого металла с мягким сахаром. Они снова молчат, а затем Джозеф встаёт и говорит: — Я плохой человек, Джош. Очень. Он говорит это так, будто Джош полностью следует его примеру. Тайлер просто очень плохой. С такими нельзя общаться. Тайлер помнит, что его родители говорили, предупреждали Тайлера о таких людях, а Джозеф стал тем, от кого его берегли. — А ты когда-нибудь любил? — так много вопросов. Джош наклоняет голову вбок и с интересом смотрит на Джозефа. — Детка, любовь — это весёлая штука, — хмыкает Тайлер, а в его голосе читается насмешка и издёвка. Он готов осыпать такого глупого ребёнка Джоша саркастичными нотами целую вечность. — Рождающаяся, чтобы умереть вечной весной, — говорит Джош, не желая замечать холода в голосе Джозефа, ведь Тайлер хороший, очень. Тайлер не любит такие разговоры, он говорит: — Я собираюсь пойти и поесть. Ты со мной? Тайлеру вообще-то похуй, голоден Джош или нет, но он спрашивает, и даже если он откажется, Тайлер накормит его. Потому что это его минутная прихоть. Так нужно. Кажется, он хороший. Джош только учится быть свободным, а Тайлер хороший. — Я бы тоже поел, — говорит Джош, поднимая на Тайлера взгляд тёмно-зелёных глаз, — закажем что-нибудь? — Нет, мы пойдём сами. Ты можешь идти? — Вполне, — Джош посмотрел на свою ногу. В кафе тепло. Джош улыбается и пьёт фруктовый чай, смакуя во рту, получая яркий и такой розовый малиновый вкус. Джошу хорошо, пожалуй, это лучший завтрак в его жизни. Рядом сидит Тайлер, хмуро отпивающий свой самый горький кофе и пытающийся не улыбаться Джошу в ответ. Равнодушие ему к лицу. Джош хочет разговаривать. Он хочет. Так отчаянно хочет говорить с Тайлером обо всём, что он видит и слышит. Он так давно нормально не разговаривал. — Давай поговорим, — Джош смотрит в эти тёмные тайлеровские глаза. Он словно тонет в самом крепком чае. Какое глупое сравнение. Это чувство, которое Джош испытывает, когда заглядывает в глаза Тайлеру. Он не знает, как это называется. — О чём? — Тайлер старается не проявлять никакого интереса к веснушкам на милом лице Джоша. Так нужно. — Я не знаю. — Вот и поговорили. Солнечные лучи смешиваются с холодным воздухом, приобретают голубой и холодный оттенок. Джош думает, что поймал бы свет, может, подарил бы его Тайлеру. Тайлер заказывает Джошу кусок торта, говоря, что нужно занять рот чем-то полезным, да. Торт очень сладкий, от него начинает першить в горле, ощущения не из лучших. Джош кашляет, вызывая ухмылку у Тайлера. Глупый ребёнок. Грёбаная ухмылка никогда не сойдёт с лица Тайлера. Это нормально. Посетителей становится больше к двум часам. Семьи, решившие провести субботу в своём весёлом обществе, довольно шумные. Дети носятся вокруг стола и выглядят такими беззаботными. Снег. Этот день какой-то сумбурный и быстрый, совсем молчаливый, ведь Тайлер почти не разговаривает, он только сажает Джоша в машину, включает печку и куда-то уходит, возвращаясь только через полчаса, улыбаясь и игриво подмигивая Дану. Он считает деньги. Что его так веселит? Сегодня выпало два сантиметра снега. Джош снова курит, и Тайлер говорит: — Не кури. Будто бы его слова что-то значат. Джош решает послушаться и выбрасывает сигарету в окно. — Куда мы едем? — Джош слишком поздно вспоминает, что это глупый вопрос. Тайлер игнорирует его. Джош только учится быть свободным, а Тайлер говорит, что, только потеряв всё, человек обретает свободу. Такое громкое слово. Просто ужас. Все мечтают быть свободными. Ну сколько можно грезить о невозможном. Тайлер снова ведёт машину и говорит Джошу не бояться. Всё тот же оранжевый свет, отражающийся в мокром асфальте, темнота, редкие машины, несущиеся на огромной скорости, тоска и неприятное ощущение вечера. Такое тяжёлое. Ночь берёт власть над городом, больше нет ничего. Темнота и рыжие фонари, насмешливо подмигивающие прохожим и подталкивающие к краю мыслей. Не теряй рассудок. Тайлер берёт Джоша с собой, они заезжают в тёмные переулки города, окунаются в эту темноту и опасность. Джош нервничает, а Тайлер давно привык. Темнота тщательно скрывает все преступления, накрывая их чернотой и безмолвной неизвестностью. Тайлер любит темноту и все её оттенки, ведь это идеально, но больше, чем темноту, он любит красный. Идеально. Тайлер выходит из машины, хлопая дверью и оставляя Джоша. Мальчик тянется к магнитоле, он хочет включить музыку, но вспоминает, что она не работает. Остаётся тишина, разбавляемая приглушёнными голосами. Ветер усиливается, загоняя мелкие и колючие снежинки под куртку и пряча их в тёмных волосах, но Тайлер всё равно не наденет шапку. Нет. Холод пройдёт, ничего больше не изменится. Серые стены домов давят, смеются и издеваются, бросая в лицо острые фразы о ничтожности и беглецах. Это глупо и страшно. Тайлер машет рукой высокому брюнету. — Привет, — здоровается он, — ты поздно, Джозеф. — Обстоятельства, — Тайлер протягивает сумку с деньгами. — Плевать, — говорит он и отдаёт маленький пакет, — Держи, тридцать процентов оставишь себе.  — Нужно снизить цену, понимаешь? Люди находят товар дешевле. — Это уже минимум. Всем нужны деньги, Тайлер. Начни продавать в клубах или где-нибудь ещё. Мне плевать. Ты принесёшь мне пятьдесят процентов через неделю. И ещё двадцать, но позже. — Деньги скоро закончатся, — Тайлер говорит чётко, стараясь выглядеть угрожающе, — Я хотел попросить повысить мой доход. — Джозеф, ты мог бы сейчас работать какой-нибудь шлюхой, но ты зарабатываешь достаточно много для нормальной жизни. — Жизнь торговца наркотиками может быть нормальной? — Тайлер удивляется этой невозмутимости Даллона. — Скажи спасибо за то, что ты хотя бы получаешь деньги. Тайлер кивает и уже хочет уйти, но тяжёлая рука останавливает его. — Ты не один, я вижу, — усмехается. — Да. — Может одолжишь паренька на денёк? А, Тайлер? — брюнет поправляет волосы и ухмыляется. Тайлер хочет сказать «Нет». Он говорит: — Нет. Удивительно. Он не колеблется. — А ты собственник, Джозеф. — Даллон, разберись со своим Брендоном, не трогай меня и Джоша, пожалуйста. — Джош, значит. Хорошо, но только не забывай, что у тебя есть деньги только благодаря мне. Ты понял, удачи. — Ага. — И всё же, подумай, я заплачу, если ты отвезёшь парня ко мне. — Почему он тебе так нужен? — Вижу, он симпатичный. — Мы закончили разговор. Пока. — Помни про проценты, Джозеф. Тайлер возвращается к Джошу, кидая пакет на заднее сиденье. У Тайлера остаётся всего триста долларов. Чёрт, на эти деньги нужно прожить ещё неделю. Парень прячет замёрзшие руки в рукава куртки, одними кончиками пальцев придерживая недокуренную сигарету. Джош выдыхает дым в щель открытого окна, и он клубится, поднимаясь к небу. — Почему такой грустный? — спрашивает Тайлер, и это очень, очень, очень глупый вопрос, он осознаёт это позже, ведь сегодня Джош улыбнулся только три раза. Тайлер считал. — Во мне прячется неудачник, — говорит Джош. Всё вокруг расходится чёрно-белыми трещинами и кривыми узорами. — А я становлюсь хуже, чем был, — шепчет Тайлер, надеясь, что Джош не услышит. Он слышит. — Я бы хотел узнать тебя лучше, — Джош смотрит своими чистыми глазами на Тайлера, и губы обоих трогает лёгкая улыбка. Четыре. — Можем посмотреть что-нибудь и выпить газировки, не знаю, что там подростки любят, — Тайлер добрый, Джош уверен. Может, он уверен не на сто процентов, но на… пятьдесят, сорок, пятьдесят три? — В самый раз, — говорит Джош, а глаза загораются радостным огоньком, словно у него выросли крылья, и он смог улететь далеко от этого холодного города. — Отлично, — Тайлер стучит пальцами по рулю. Они заезжают в круглосуточный супермаркет. Редкие покупатели стоят на кассе, сонно считая деньги и затраты. Джозеф оборачивается и спокойно говорит: — Возьми что-нибудь себе. Тайлер позволяет губам дрогнуть и сложится в подобие улыбки. Выглядит жалко, честно, даже похоже на эту грёбаную ухмылку, но Джошу нравится. От этой улыбки-ухмылки становится как-то сладко и спокойно, словно съел желанную конфету или выкурил столько сигарет, в каком количестве нуждался, не ограничивая себя, плевав на здоровье. Тебе не нужно физическое здоровье, если ты чувствуешь себя дерьмом внутри. Джош берёт какой-то шоколадный батончик и сигареты у кассы, а Тайлер возвращается с корзиной всякой вредной и вкусной хуйни, которую родители не разрешают покупать детям. А всем плевать и подростки идут тратить свои доллары на всё, что заставит согнуться пополам от язвы. Кассир буднично озвучивает цифру и выдаёт чек. Они выходят из тёплого помещения, и Джош распаковывает пачку тонких сигарет, благодаря Тайлера. Дан расслабляется и думает, что было бы круто, если Тайлер торговал бы не наркотиками, а сигаретами и сладкой ватой. Такой добрый продавец детского счастья. Добрый? Тайлер странный. Он выхватывает сигарету, касаясь пальцами сухих губ подростка. — Не кури, — говорит Тайлер. — Но ты сам купил мне их, — брови Джоша взлетают вверх, грозясь покинуть лицо вообще. — Ты захотел, и я купил. — А Вы идёте у меня на поводу, мистер Джозеф? — Джош хихикает и зажигает новую сигарету. — Ох, нет, Джошуа, на поводу идёте Вы, — Тайлер решает перенять игру, передразнивая голос Джоша. — У меня не такой голос, — дуется Джош, смешно морща нос и выпячивая нижнюю губу. — Такой. Совсем глупый, детский и писклявый, да. Они смеются, и кажется, нет этой пропасти между ними. Нет этого холодного равнодушия. Оно есть всегда. Но это игра Тайлера, а его смех оставляет красные полосы на горле и лёгких. Опаснее любого наркотика. Джош курит. И это не круто, но это приятно. И руки дрожат реже. Они гасят свет в номере, садясь на эту скрипучую кровать с дырявыми простынями. Тайлер открывает окно, впуская такой свежий воздух и холод, заставляя Джоша сжаться и накинуть на плечи одеяло. — Какой фильм ты хочешь посмотреть, Джош? — спрашивает Джозеф, высыпая покупки на колени Джошу. — Не знаю, — Джош двигается и освобождает место Тайлеру, — «Реквием по мечте»? — Нет, — отрезает Тайлер, — что-нибудь без наркотиков. — «Звёздные войны»? — По-моему, я уже не в том возрасте, чтобы смотреть детские фильмы. — Это вечная классика, — с умным видом говорит Джош, поднимая указательный палец, — Вообще, ты так говоришь, будто тебе лет сто. — Я не такой старый, Джош. — Я так и подумал, — смеётся парень. — Я покажу тебе вечную классику, — Тайлер набирает в поисковой строке запрос «Сияние». — Серьёзно? Это не страшно. — А что, страшно? — Джозеф переходит по ссылкам и нажимает на кнопку просмотра какого-то ужастика с похожим сюжетом на ещё десятки таких. Они смотрят фильм о безбашенных студентах, которые решили поехать в лес, и по законам жанра они наткнутся на какой-нибудь дом чокнутого коллекционера или на них нападёт безумец с пилой. — Глупый сюжет, — говорит Джош, закидывая в рот кусочек шоколада, что успел растаять в руке. — Согласен. Сюжет отвратителен. — А ты кинокритик? — Я много читал о сюжетах и развязках. Я разбираюсь в этом. — Можешь раскритиковать этот? — Легко! Сюжет скучный и однотипный, актёрская игра оставляет желать лучшего. Ну, и, конечно, атмосфера ужастика держится только за счёт дешёвого эффекта неожиданности. Вот. — Я это и так понял. Мне страшнее домой было возвращаться, чем смотреть этот ужастик, — хмыкает Джош. — Почему? — Тайлер знает, но ему нужно услышать. Воздух потемнел и лёг на плечи тяжёлым сумбуром из мыслей и чего-то страшного. — Это больно. Я же говорил, — спокойствие на его лице грозилось поменяться волнением и слезами. — А то, что ты делаешь на своих руках и бёдрах? — Как ты узнал? — Буквально вчера ты сидел голый на кровати и просил трахнуть тебя.  — Не будем об этом, пожалуйста, — Джош поднимает жалостливый взгляд на брюнета. — Но всё же, — Тайлер ведёт себя так, словно они говорят об отвратительной погоде. Так спокойно и непринужденно. Равнодушно. Это нормально. Джош только учится быть свободным, а равнодушие Тайлеру к лицу. — Меня били. Мне сейчас трудно. Мне пришлось оставить своего брата там. — Эгоистично, — говорит Тайлер, — Но ты сделал то, что хотел в тот момент. Ушёл. Теперь ты живёшь свободно или как-то так, но ты всегда можешь уйти, — Тайлер не упустит возможности прогнать. Он пожимает плечами и открывает пакет чипсов. — Да, — задумчиво говорит Джош и возвращается к такому скучному фильму. Фильм действительно скучный, и Джош не замечает, как засыпает в окружении пакетов от чипсов и упаковок шоколада. Голова удобно ложится на плечо Тайлера. И Джош уже наблюдает сюрреалистичные картины на другой стороне век. Тайлер чувствует, что колючий затылок касается щеки, и Тайлер не поступает, словно настоящий джентльмен, позволяя прекрасному и замёрзшему спать на своём плече, он дёргает им, стараясь разбудить парня, у него получается, Джош отодвигается от Тайлера и сонно моргает, пытаясь проснуться. Джошу больно. Он хочет, чтобы перестало болеть. Он хочет, чтобы болело сильнее, и боль раздавила его. Это было бы так правильно. Достигло бы какого-то совершенства. Подумать только, Джош уверен, у боли есть пределы совершенства. Джош совершенно не замечает, как начинает смотреть на Джозефа намного дольше. Тайлер кажется Джошу таким идеальным. Он такой высокий и стройный, гордый и злой добрый. Его безумно красивые, иногда не выражающие ничего глаза можно было бы использовать в качестве оружия. Прекрасно. Джош только учится быть свободным, и он испытывает эту влюблённость снова, постоянно краснея и улыбаясь. Он задумывается и представляет, что эти чувства взаимные. Он представляет, как Тайлер нежно держит его руку, как он обнимает его и как целует. Он представляет, что всё нормально и спокойно. Они смотрят фильмы. И Джошу приятно касаться плеча Джозефа и чувствовать тепло. Парни проводят так каждый вечер всего месяца, привыкшие и уставшие, они смотрят фильмы и устраивают дискуссии. Вечером Тайлер снимает маску грёбаного равнодушия и слушает Джоша, он даже позволил заснуть ему на своём остром плече. Тайлер начал привыкать к тому, что кто-то делит с ним номера в бесчисленных гостиницах, ездит с ним на машине и пытается включить сломанную магнитолу. Это уже что-то привычное, это стало чем-то родным и личным, своим. Джош привык ходить с Тайлером по тёмным улицам незнакомых городов, бегать от красно-синих громких мигалок полиции, а потом волнительно прикусить губу. Джошу комфортно. Ему нравится ночной город. Ему нравится Тайлер. Джош только учится быть свободным. А Тайлер восхищён его руками. Он смотрит на ряды красных линий. Это прекрасно. Тайлер привык, что Джош касается его руки, будто случайно задевает, а потом краснеет и отводит взгляд. От этих действий мурашки бегают по коже. Даже такой мудак плавится от этих ощущений. Декабрь приходит незаметно. Города украшаются гирляндами и вывесками о рождественских скидках. Суета. Тайлер всегда любил Рождество. Прекрасный праздник, ведь родители забывают о разочарованиях, а дом наполняется ароматом ели, шуршанием обёрток от подарков и яркими огнями. И это так безумно вдохновляет, заставляет ладони трястись. Джош набирается смелости поцеловать Тайлера в колючую и заросшую щёку. Джош такой стеснительный и нежный, что Тайлер хочет накричать на него. Он не кричит, лишь позволяет целовать себя. Это приятно. Тайлер и не сомневается. Это чёртов запрещённый приём, который Джош нагло использует. Он робко целует, и его губы подрагивают в улыбке, потому что Тайлер не отталкивает. Потому что Тайлер отдаётся этой нежности и прогибается под этим запрещённым приёмом, упиваясь нежностью и стеснительностью Джоша. Нахуй твою застенчивость, Джош. — Ты единственный, кого я хочу знать прямо сейчас, — говорит Джош, смотря в тёмные и большие глаза Тайлера. Они гипнотизируют; если бы Тайлер был гипнотизёром, то непременно внушил бы Джошу, что всё это очень опасно, и нужно бежать от него, но Джош стоит, поднявшись на кончиках пальцев, и целует Тайлера в щёку, потираясь носом о щетину, наслаждаясь запахом мороза и тела Тайлера. Какая-то немыслимая свежесть. Тайлер хочет заботиться и любить. Тайлер хочет уберечь Джоша. Уберечь от себя. — Ты единственный, с кем я хочу жить, — говорит Тайлер, когда они вваливаются в очередную гостиницу, выслушивая предупреждения администратора, что-то говорящего о курении. Курить нельзя, но Джош будет курить здесь, выдыхая дым на пожелтевшие обои просто потому, что Тайлер научил нарушать правила. Они не дослушивают предупреждения, просто сказав три «Да» и убежав. Это нормально. — А я — умереть. — Жить, Джош. Жить. — Желание умереть бывает сильнее желания жить, — говорит Джош, а Тайлер так увлечён его руками, где на бледной коже пролегли длинные и прерывистые царапины, немного опухшие. Тайлер говорит, что понимает, говорит, что это выглядит красиво, и он совсем не отговаривает его от порции новых красных и красивых, таких чарующих линий. Он бы убил. Это слишком красиво. Тайлер сошёл с ума. Уже давно потерял рассудок. Болен, но он так любит играть чувствами. Нужно уберечь Джоша. Точно сошёл с ума. А Джош на пути к этому. Он же хочет быть свободным, ну же. Тайлер Дёрден говорил, что, лишь потеряв всё, человек обретает свободу. Умерев, мы становимся свободными. Тайлер не соглашается, что любит Джоша, а Джош ещё не спрашивал. Но никто не говорил, что это плохо. И теперь уже Джозеф легко касается своими губами щеки Джоша. Это так по-детски нежно и беззаботно. А Джош снова смущается, пытаясь сдержать мягкую улыбку. Тайлер так близко, щёки Джоша пунцовеют за считанные секунды. — Ты такой ребёнок, — говорит Тайлер. — Совсем нет! — хмурится Джош, но всё равно улыбается. Так искренне и тепло. Этой улыбкой он продлил бы лето, которым он дышит, стараясь вдохнуть больше свежего и лёгкого воздуха, наслаждаясь слабым головокружением от переизбытка кислорода, — Мне восемнадцать. Тайлер знает, что нет, и он чувствует себя странно. Тайлер смотрит, смотрит, смотрит, проводя пальцем по расцарапанным рукам Потому что калечить себя — абсолютно нормально для них. Потому что Тайлер — главный фанат всего опасного, принятого считать плохим. И они оба нормальные. Диван мягкий. На обивке красуются бурые следы от сигарет. Тут все плевали на эти грёбаные правила. Джош думает, что курил бы в окно, просто Тайлеру не нравится дым. А Джош хочет нравиться Джозефу. Глаза быстро устают от жёлтого света, и Джош трёт их, размазывая тушь, скопившуюся глупыми комочками на веках. Джош уверен, что Тайлеру нравится это. Он же старается быть хорошим и красивым. А Джозеф думает, что это выглядит как-то незаконно и очень красиво. Ещё один запрещённый приём. Джош выглядит мило. Ещё лучше, когда он молчит.

***

Тайлер встречается с Даллоном, честно отдаёт ему деньги и получает грёбаные сорок долларов. Чёрт, он так волнуется за Джоша, он не хочет спать на улице или в своей захламлённой тачке. Становится холоднее, и этот холод заставляет принимать решения быстро, заставляет не бояться их. Они поедут к родителям Джозефа. Ньюарк встречает какой-то знакомой еще с детства серостью. На душе становится противно и тяжело. Джозеф не очень-то и хотел ночевать у родителей, но денег оставалось мало, а товар не хотел распродаваться. По улицам сновали угрюмые прохожие. Тайлера всегда угнетала эта картина. В детстве он часто ходил по этим улицам, удивляясь такой серости и тоске, жалея этот город, что все подростки окрестили дырой без будущего. «Что, Джозеф, так и просидишь в этой дыре в угоду родителям?» Он знает этот город лучше, чем знает самого себя. Он помнит. И это не самое приятное. Тайлер достаёт ключи от дома родителей, но замечает, что они поменяли замки. Придётся пользоваться звонком. За дверью кто-то стоит и через какое-то время решается открыть дверь. — Тайлер? — женщина выглядит удивлённой. — Мам, нам нужно переночевать, — говорит Тайлер, пытаясь войти, но его мама не собирается отступать с порога. — Нам? Кто это с тобой? — она оглядывает Джоша презрительным взглядом. — Это мой друг. Ты впустишь нас? Она отступает, пропуская парней в дом. Тайлер обнаруживает, что внутри многое изменилось. Обои стали бледнее, а на кухне сделали перестановку. Фотографии детей висят на стене у лестницы, но среди них нет фото Тайлера. Джозеф соврёт, если скажет, что это совершенно не обидело его. — Тайлер, нам нужно поговорить. Скажи своему другу, — она выделяет последнее слово, делает презрительный акцент, — пусть поднимется в твою комнату. Тайлер разворачивается к Джошу и шепчет: — Второй этаж, первая дверь справа. Иди. Джош кивает и уходит, забрав сумку у Тайлера. — Тайлер, — начинает отец, — мы смирились тогда, что ты водил парней, смирились с тем, что ты бросил колледж ради этой скандальной карьеры музыканта. Но сейчас ты приходишь к нам с каким-то мальчиком, которому лет шестнадцать, не больше. Ты понимаешь, что у тебя могут быть проблемы? Насчёт музыки мы тебя предупреждали и ничего не вышло, как мы и предполагали. Что, теперь ты хочешь отсидеть из-за этого мальчика? — Ему восемнадцать, — Тайлер думает, что его арестовали бы не только из-за Джоша. Тайлер думает, что Джош довольно взрослый, если считать возраст по мыслям, роящимся в голове, а не каким-то цифрам, написанным в документах или где-то ещё. Плевать. — Тайлер, вы можете переночевать, но завтра вы уедете. Он кивнул. В бывшей комнате Тайлера практически ничего не изменилось. Стол был пуст, а со стен содраны немногочисленные плакаты, которые так радовали юного Тайлера Джозефа своими цветами и людьми, что изображены на них, певцами, которые прославились красивыми голосами. Тайлер невольно вспоминает своё детство. Вспоминает своё пятнадцатилетие и подарок родителей. Тогда ему подарили баскетбольный мяч и форму. Это было одно из самых сильных разочарований. Он вспомнил, как он выдавливал счастливую улыбку, как он задувал пятнадцать свечей и загадывал желание, мечтая о каком-нибудь музыкальном инструменте. Но Тайлер сам, по сути, разочарование. Сплошное. Именно в этой комнате он глотал слёзы, именно в этой комнате он целовал мальчика своей мечты, именно в этой комнате он писал болезненные строки, и именно здесь он делал больно себе и разочаровывал родителей. Он обещал себе пытаться снова и оставаться живым, надеялся, что он не единственный свой друг и боялся ночи. Тайлер не знает, сколько часов он плакал здесь. Наверное, очень много, он помнит себя подростком, он каждое утро вставал раньше остальных и приводил в порядок себя, смывал красивую и чарующую кровь со своих рук и слёзы с глаз и щёк, вытаскивая клещами обиду и боль из сердца, выталкивая ненависть к себе из желудка. Разочарование. Отвратительно. Родители предпочитают скрывать наличие у них сына неудачника, несущего сплошные разочарования. Грязное пятно в семье Джозефов. Позор. Что подумают другие? Тайлер понимает, что именно в этой комнате застарелые раны берут начало. Джош сидит на краю кровати, осматривая комнату и бледные корешки книг на полке. Он выглядит немного уставшим. — Именно здесь я разочаровался в себе, — говорит Тайлер, и всё в комнате голубое и холодное, пришедшее из прошлого, что синело в воспоминаниях. Тайлер понимает, что Джош такой же. Разочарованный в себе и погруженный в голубизну холода и своих неудач. Это поколение, разочаровавшее своих родителей и себя, это неоправданные надежды. — А что ты сделал, чтобы разочароваться? — спрашивает Джош, поджимая холодные ноги и двигаясь ближе к севшему на кровать Тайлеру. — Не добился успеха. — Успех, наверное, не самое главное. — Ох, Джош. Там, где я хотел быть, нужен успех, нужна известность. Но они говорили оставаться на этом низком уровне. И мне приходилось вставать на колени перед этими понятиями. — Расскажи мне, — Джошу интересно, правда. Тайлер никогда не выглядел таким уязвимым, с голубыми и холодными слезами. Мудаки тоже плачут. Они бывают такими хрупкими. И так получилось, что откровение Тайлера о разочарованиях и голубой боли, случилось здесь, в этом доме, в этой комнате, где всё ещё витают фразы «Мы на тебя надеялись», «Какой пример ты подаёшь братьям?», «Мы думали, ты понимаешь нас» и «Что с тобой не так?». Что не так? Тайлер рассказывает Джошу, что с детства занимался баскетболом, а потом понял, что ему это не подходит, но всё никак не мог сказать об этом родителям. Он говорит, что не хотел их расстроить, но одновременно ему было плевать. Музыка — то самое, что требовалось Тайлеру. Он бы исцелял такие же раненые сердца и души. Он говорит о том, как он плакал ночами, как мечтал о музыкальных инструментах, а на праздники получал дурацкую спортивную форму и новенькие мячи, один из которых Тайлер продал и купил укулеле, которое отец разбил, узнав, что сын отвлекается от спорта и чёткого плана на будущее, поддаваясь каким-то размытым и сомнительным мечтам. Тайлер говорит о колледже и о том, как бросил его, попытался стать музыкантом. У него даже была группа, но друзья ушли, жалуясь на напряжённые графики. И ничего не получилось. Плохо. Как плохо. Разочарование. Он смакует это слово во рту. У него горький привкус желчи. Хочется выблевать все органы, что так сжимаются при воспоминаниях. Это всё ещё рана. Болезненно. — Ещё не поздно заняться музыкой, — говорит Джош. — Представь только, те люди, которым я продаю это дерьмо, увидят меня на сцене и скажут: «Да это же тот чувак, который делает нас счастливыми и торгует колёсами!». Круто, Джош. — А ты делай их счастливыми по-другому. По-музыкальному. Где этот разум? Вон там, в воде, весело плещется в озере на окраине Огайо. Джош только учится быть свободным, а Тайлер умеет плакать. Где-то самое излюбленное Тайлером равнодушие? Его нет. Тайлер хочет подняться на крышу высотки и выбросить все сигареты Джоша, смотря на его недовольное лицо и смеясь над глупым ребёнком. Какая-то нездоровая страсть к крышам. Такое есть у всех. Они поднимается на крышу. Холодный ветер дует прямо в лицо, перехватывая дыхание. — Кому молиться за спасение? — Джош заглядывает в самые красивые глаза, ставшие любимыми. — Мне, Джош. — Твои родители, похоже, не рады нам. Что мы будем делать после того, как уедем? — Свалим. Нахуй всех, Джош. Просто уедем. Тайлер не отдаёт деньги Даллону, ввязываясь в ещё одну игру с этой беготнёй, потому что Джош только учится быть свободным, а Тайлер любит дороги. Они хотят сполна напиться свободой.