Микро

      Искупление       Сильные аккуратные руки раздевают подгулявшего Тилля — мужчина покорно валится на кровать, подгибает ноги, терпит вторжение сухих пальцев. Заслужил. Облегченный стон: Рихард все-таки о нем заботится, не допустит секса без смазки. Втягивается в процесс, хоть и испытывает ощутимые проблемы с эрекцией; подается навстречу, возя спиной на простыне. Стонет.       Вскоре, чувствуя растущее в мошонке давление, Рихард тянет любовника за пирсинг, и Тилль напрягает пресс, кряхтит, с трудом приподнимается — больно... Но хорошо, потому что хорошо, узко от неудобной, непривычной для Тилля позы любимому.       С обоих катятся градины пота.       Hugshirt       Когда Тилль получил в честь создания нового проекта водолазку, он удивился. Неужели Рихард настолько разуверился в его вкусе, что начал дарить одежду? Еще и странную: по ткани, под которую было явно что-то вшито, шли узоры, больше похожие на радужные пятна разлитого бензина.       — К чему она мне? — мужчина постарался звучать как можно вежливее, но вышло не особенно удачно.       Рихард пожалел, что вручил подарок не в заводской коробке.       — Там инструкция была, — терпеливо кивнул он на упаковку, успевшую под руками одариваемого превратиться в пестрый ворох оберточной бумаги.       — Инструкция? К водолазке? — Тилль вопросительно посмотрел на Рихарда, пытаясь сообразить, когда это к одежде писали что-то кроме рекомендаций по стирке, но тот лишь загадочно улыбнулся.       — Ты не вопросы задавай, а руководство ищи.       — В ней спать ложиться, да? — сделал последнюю догадку Тилль из-за ассоциации с термобельем и углубился в чтение, едва достав заветную книжечку из раздраконенной оберточной бумаги.       Рихард придвинулся ближе и почти прошептал:       — Ну, можно и ложиться. Как захочешь.       — Надо же, — не переставал удивляться Тилль, листая руководство и комментарии к настройке: подключаться к смартфону хитро маскирующийся под водолазку гаджет пока что не хотел. — Посылать объятие через приложение… И как это будет, — он почесал в затылке, раздумывая над подходящим словом, — ощущаться? Неужели оно меня душить начнет?       — Ну что ты, нет, конечно. Вот так примерно, — Рихард обхватил его руками и крепко прижал к себе, — если меня с покупкой не надули. А жалко было бы…       — Угу, — Тилль не сразу отреагировал, погруженный в чтение. — А тебя я смогу обнять? — но ответа в тексте не нашел, а потому решил пока не доверяться технике, требующей, к тому же, неслабых настроек, вплоть до пульса и обычной температуры тела, и обнять самому — так надежнее. — Или это только в одну сторону работает?       — Сможешь. Я и себе такую прикупил, — добавил Рихард заговорщически.       I       Доверие       Хайко утыкается лбом в подлокотник дивана и сосредоточенно дышит, как Ромпе сказал. Сомнений в правоте и опыте старшего не возникает, хотя приятными ощущения назвать можно в последнюю очередь — может, Алеша перебарщивает-таки с растяжкой? Третий-то зачем было пихать...       — Долго еще?       Ответ — пальцы, осторожно поглаживающие поочередно чувствительный бугорок внутри, и пальцы же на его члене.       II       Обида       У него аж ногти побелели — так мальчишка вцепился в дверь. Прижимается щекой к лудке и заглядывает в комнату. Прижимается так сильно, что угол врезается в оттопыренную губу. Большие глаза прищурены близоруко и слезятся. Не от пыли, которой в этой комнате достаточно, не от недосыпа — вчера ехали всю ночь. От обиды и злости — обижается на друга, чья белая попка (да-да, он такой маленький и изящный, что иначе и не скажешь) возвышается над кучей тряпья, за то, что он не сказал про ЭТО. Злится — на свою внешность, в которой из красивого только руки.       Костяшки тоже побелели.       Флаке не опустится до попыток самоубийства из-за того, что его кумир, его бог — предпочел Хирше. Это предсказуемо.       Но всё равно, так обидно.       Не стыдно       Рихард плюнул на остатки смущения, неловкости и ощущение неправильности происходящего — слишком хочется почувствовать себя нужным, слишком хочется понимать, что хоть кому-то еще не все равно. Он углубляет поцелуй. Если он и пожалеет об этом, то это будет уже после, а сейчас все неважно. Определенно, позже его будет мучить совесть, потому что все, что он сейчас делает, он делает только ради себя... Но это потом. Все потом. Сейчас есть только бессовестно дорогой номер в отеле, чуть гудящая после концерта и крепкого алкоголя голова и Тилль.       Стеклянный       Аккуратные прикосновения длинных и немного шершавых пальцев — мерные и робкие поглаживания. Бережные, пожалуй даже слишком — будто Флаке из стекла или тонкого фарфора... Невольная усмешка: неужели басист думает, что у него такие хрупкие кости? Он слишком осторожен. Надо сказать ему... Потом. Не сейчас.       Кудряшки       Хайко забавляют кудряшки Шнайдера. Мило подпрыгивающие во время слабых, почти медленных толчков, они упруго возвращаются на место, когда Кристоф выходит... Раз за разом. Будь Хирше хоть немного перфекционистом, наверное, непременно хотел бы поправить особенно выбивающуюся тёмную прядь. Хайко притянул мальчика-одуванчика поближе и сильнее прижался, утыкаясь носом в смешно щекочущие мягкие волосы. Какие только мысли не приходят в голову в самые неподходящие для этого моменты.       Везение       Пьяненький Кристиан (в этой кондиции уже все равно, дорогое или дешевое было пойло, результат — да и амбре — один) оказывается не дурак пообниматься. Олли удивляется сперва больше, чем радуется, что удалось урвать немого счастья, своровать у Тилля.       Прижимает к себе алкашню, одну ладонь запускает в волосы на затылке, другой сжимает зад Кристиана, тоже пробует пробраться осторожно между половинок:       — Вот так...       — Ты неправильно делаешь, — недовольно дергается Флаке, намереваясь объяснить, в чем ошибка, в меру текущей и спотыкающейся на доброй половине согласных артикуляции.       — Девушки не жаловались.       — Я похож на девушку?       Не дав ответить, Флаке целует Риделя. Тому почему-то совершенно не противно. И не стыдно, кстати, тоже.       Встреча       (Предупреждение: стебище, ВСЕГЕИ).       — Шнайдер, можно?¹       — Занято! — донесся из шнаевской гримерки голос, принадлежащий почему-то Паулю.       Когда Тилль всё же дорвался до личного пространства барабанщика, почти синхронно появились Рихард и Флаке. Причем оба друг на друга старались не смотреть и усиленно делали вид, будто пришли просто так и даже не знали, что Тилль тут. Самым последним появился Оливер, причем никто не мог сказать точно, когда именно он возник. Известно только, что в какой-то определенный момент за Флаке начинает наблюдать откуда-то с высоты двух метров загадочный басист без возраста и читаемых на лице эмоций.