Звёзды

Я помню, как ты считал позвонки по пальцам, Твой тихий голос в звенящей стуже; луна; капель… Ты слишком много сказал когда-то: ты всё пытался Казаться всё меньше нужным… Горел апрель, Горело солнце, и снег, и ветер, горело время, А я держала, я не хотела такой судьбы (Хоть ты, конечно, в неё никогда не верил): Мне всё казалось, что я — это тоже ты… Мой взгляд тебе не заменит ни пёстрый космос, Ни тьму оскаленных, мёртвых, мерзких, холодных звёзд… Была б у тебя другая — так я бы вцепилась в космы, Как, знаешь, в каждой нелепой байке про ревность, мост… Только мечту ни вытравить, ни испугать… А ночью… С таким азартом нельзя подолгу смотреть в окно!.. Мой страх — как зависть. Напрасный, слепой, порочный. Я наблюдала, как прорастало в тебе зерно. Ты был пожарным, и ты боролся со злой стихией, И с каждым шагом, как оказалось, душил свой страх. Космос, пожалуй, почти изучен; прошли лихие Года, когда ещё люди думали: В небесах Есть одинокий, добрый, старый-седой волшебник, Что он всех любит, и он, конечно, готов помочь… Вера в него пропала, не вынесла покушений: Слепое чаянье всё ж не в силах развеять ночь. Я до сих пор так живу: надеясь, что ты вернёшься, Что страшный космос вскоре вернёт мою душу вновь… Мне, знаешь, уже надоело быть осторожной И дожидаться, что ты узнаешь во мне любовь — Во мне, а не в чёрной, мёртвой пучине хлада, Откуда всем нам, возможно, придёт конец, Смерть на хвосте кометы… А так ли надо, Чтоб мир наш сонный хранил готовый на смерть боец? Твой мир — казарма, и тьма, и пропасть, атаки «сверху», Ночная прелесть почти что вечно застывших звёзд, Ты, верно, счастлив, ты наконец-то достиг успеха, Осталось ещё немного, а дальше — хоть на погост… Я же давно от всего чересчур устала. Я никому не дам считать мои позвонки. Ты улетаешь снова. Дома — пробирка с ядом. Вырвать зубами пробку — и лёд в груди… Я улечу — с тобою… Ты полетишь — один…