New Divide pt.1

Когда выходишь из комы, складывается впечатление, будто ты пробуждаешься после долгого сна. На то, чтобы просто открыть глаза и сфокусировать взгляд хоть на чём-то, уходят все силы. Все конечности онемели, и, чтобы поднять палец, нужно приложить максимум усилий. Чимин не знает, сколько он вот так лежит, сколько он проспал, проживая всё заново. Ему кажется, что он перестал чувствовать ту тонкую нить реальности и стоит где-то посередине, на остром лезвии ножа. Болезненный вдох — размеренный выдох. Воздух продолжает поступать в лёгкие с помощью трубки, которая, кажется, уже приросла к его рту. Вокруг него ходят люди в белых халатах, скорее всего, это врачи, но Чимин не может рассмотреть их лиц, перед глазами всё плывет, а от резких движений глаз где-то глубоко в голове начинает ныть. Он не слышит разговоров, только неразборчивый шум, будто к его ушам приложили ракушки или надели плотные беруши. Ему светят в глаза фонариком, и яркий свет причиняет почти мучительную боль. Пак хочет отвернуться, но сил совсем нет. Его большого пальца на правой руке касается что-то холодное и, после того, как его придавливают к этому, рука приподнимается и так же плавно опускается. Чимин покорно ждёт, когда разноцветные пятна от яркого света исчезнут, и снова пытается сфокусировать взгляд. Получается разглядеть уже знакомые белые стены и нескольких людей. Его взгляд останавливается на седом мужчине, в котором он с трудом узнает своего отца. Чимин моргает несколько раз. Должно быть, ему показалось. Когда они виделись в последний раз, на черных, как смоль, волосах, не было и капли серебра, его отец выглядел, как человек лет сорока, не больше, а сейчас перед ним стоит мужчина, который постарел как минимум на два десятка. — Привет, — послышалось тихие слова, когда шум стих и, похоже, они остались одни, — врачи говорят, что с тобой всё будет хорошо. От этого голоса все внутренности, которые и так адски болели, начали ныть ещё больше. Его отец упал на колени, прижимая руку сына к своему лбу и мелко подрагивал. Он плачет? Сердцебиение участилось, и почти десяток аппаратов, подключённых к его телу, начали ускоренно пищать. — Прости меня, — выдавил Хёнджу и его низкий басовый голос разбил вдребезги всё внутри Чимина, — если бы я не был так жесток с тобой… — он запнулся, — с вами, этого бы не случилось. Я так боялся, что ты уйдёшь, что придумал эту историю. Младшему всё ещё сложно думать, но он пытался впитать в себя каждое слово. — Он сам отказался, его не отвергали, так сказал отец Юнги, — мужчине было сложно говорить, но он надеялся, что если Чимин узнает правду, то скорее пойдёт на поправку, — он выбрал другую жизнь и я боялся, что ты сделаешь так же. Чимин ничего не понимает. Как только он пытается поразмыслить над словами отца, голова начинает болеть и это мешает. Ему сложно понять сказанное, это, наверное, не лучшее приветствие, когда ты возвращаешься с того света, но похоже, оно необходимо. Получается, Юнги его не использовал? Так? Он обманул, но, кажется, этому есть объяснение. Скорее всего, если бы Чимин узнал о происхождении Мина, то ушёл бы гораздо раньше, даже не удосужившись узнать его, как человека. Пак не знает, рвать ему сейчас на себе волосы и биться в истериках или вздохнуть с облегчением. Это чистосердечное признание не оправдывает поступок его отца и, похоже, об этом они будут говорить ещё очень долго, конечно же, когда Чимин встанет на ноги и сможет здраво мыслить. Пока отец молча стоит возле его кровати, Чимин замечает в углу палаты знакомый предмет, но не может его рассмотреть. Он прищуривается и, когда очертания становятся более чёткими, понимает, что в углу стоит гитара. Писк аппарата немного ускоряется, и, обеспокоенно проследив за взглядом сына, Хёнджу нервно сглатывает. Он всё ещё не питает к парню тёплых чувств, но он ведь спас его сына, придётся смириться. Это будет нескоро, но он впервые в жизни готов слушать Чимина, а не собственное самолюбие. — Он ночевал в больнице, пока ты находился в коме. Он был здесь все пять дней, ни на шаг не отходил. Он хочет увидеть тебя, ты не против? — тихо спросил Хёнджу и, когда Чимин медленно моргнул, таким образом соглашаясь, вышел из палаты. В груди Чима тупо ноет. Он на самом деле, не знает, хочет ли видеть Юнги, но, наверное, надо. Их отношения поменяются, им нужно будет о многом поговорить, познакомиться заново, но для этого нужно сначала сделать небольшой шаг вперёд. Дверь в палату отворилась, и глаза Чимина столкнулись с глазами Юнги. Парень был настолько бледным, что почти сливался со стеной. Под глазами тёмные круги, а сам взгляд кажется совершенно потухшим. Мин медленно подошёл к кровати Пака и, немного помедлив, положил свою ладонь поверх руки Чимина. Почувствовав знакомое тепло, Чим прикрыл глаза. Он не знает, что делать, и, собственно, особо ничего сделать не может. — Ты не хочешь смотреть на меня? — голос Юнги звучал низко и, кажется, подрагивал. Пак сразу открыл глаза и посмотрел на него. В нём, кажется, плескались все чувства на свете. Внутри всё жгло, но он приложил все усилия, чтобы сжать руку Мина в ответ. Вышло совсем слабо, но этого хватило, чтобы Юнги с облегчением выдохнул и немного улыбнулся. — Я написал для тебя песню, — говорит парень и по телу Чимина пробегают мурашки, — я так боялся, что ты не сможешь её услышать, что заставил Хосока притащить гитару, — Мин болезненно улыбнулся, — идиот, — ругает он сам себя. Пак просто наблюдает за ним, пытаясь не разреветься. — Мой мальчик сильный, я знал, что ты справишься, чтобы, встав на ноги, хорошенько мне врезать. Ты ведь не упустишь такой возможности, правда? — кажется, Юнги говорит больше сам с собой, чем с Чимом, но тому плевать. Чимин хочет ему что-то ответить, что-то съязвить, но чёртова трубка и отсутствие сил всё же выше него и он просто смотрит на Юнги, пытаясь передать взглядом все свои эмоции. — Не злись на меня, — тихо говорит Мин, — обещаю, что когда тебя выпишут, мы сядем у меня на кухне и я всё тебе расскажу. Пак лишь согласно моргает, у него будет достаточно времени, чтобы написать речь в три полных листа А4, с множеством подпунктов и общим заголовком: «Какого чёрта, Мин Юнги?», и он очень надеется, что за это время желание ударить этому придурку не пройдёт. Он заслужил, хотя бы за то, что заставляет больное сердце Чимина ещё сильнее долбиться о его и так сломанные ребра.