***
Наполеон надел свой самый лучший костюм. Убрал свои вещи, чтобы их проще было уничтожить. У него не было ничего, кроме сломанных часов Курякина. ЦРУ убьют его сегодня. Срок закончен. Раньше Наполеон делал всё возможное, чтобы избежать такой участи, но сейчас ему было ужасно всё равно. В последнее время ему начало казаться, что Наполеона Соло давно не существует, а то, кем он является теперь, это просто какой-то чужак. В дверь постучали. Наполеон, немного постояв на месте, открыл её, думая, что как только откроется дверь, он будет мёртв. Но в Дверях стоял улыбающийся Сандерс, с мужчиной за спиной. — Мои поздравления. Вы, наконец, свободны. — Что? — Наполеон с недоверием посмотрел на Сандерса, не скрывая разочарования. — Что вы хотите услышать? Вы уволены? — мужчина неприятно усмехнулся. — Я ожидал другого. — Пистолета у виска. — Вы хорошо потрудились, Наполеон. Все ваши проступки теперь оплачены. Соло с недоумением смотрел на Сандерса и на мужчину рядом с ним. Переводя взгляд то на них, то на сломанные часы, Наполеон думал что делать дальше. — Вы свободны. Делайте, что хотите. На вашем счету ещё остались сбережения, так что Америка не бросает вас на произвол судьбы… Наполеон, не дослушивая, вышел, оставляя все свои вещи там. Не это он хотел услышать. В голове начало звенеть. Ему нужно было заглушить свою пустоту наконец хоть чем-то. Своей смертью. Но ему не дали даже этого. Всё вокруг кружилось, тело агента хотело упасть на землю, но Соло держался. Наполеон, взяв первую попавшуюся машину, доехал до аэропорта, покупая там самый первый рейс до Неаполя, как он всегда и хотел. Но действие было сделано не потому, что он желал этого, а потому, что больше не знал что делать. Внутри вновь поселилась пустота, в которой на этот раз не было дна. Больше не было ничего, что могло отвлечь от окружающей его реальности, ведь работа больше не может его занять. Единственное, что приходило в голову — уехать. Может быть, там станет лучше. Кто знает, какой поступок может принести в жизнь перемены. Даже Наполеон, который знал, насколько жизнь непредсказуема и разочаровывающе жестока, слепо надеялся, что город, в который он был влюблён, спасёт то, что от него осталось. Дом на берегу, о котором грезил мужчина в свободное время, он выиграл очень давно, ещё в военные времена. Америка не забрала недвижимость только потому, что нереально слепа, что было на руку Наполеону. И как же он рад, что этот небольшой белый двухэтажный дом всё это время ждал его. О, Неаполь. Выйдя из свежекупленной машины, Наполеон ещё постоял какое-то время, смотря на старую деревянную дверь с замиранием сердца. Страх войти и понять, что лучше ему не станет, поедал его стремительно и парализующе. И положение спасала только одиноко играющая с собакой девушка в сотне метров от него, на своём участке, чей смех навевал ему приятные воспоминания. Резко и быстро, будто чтобы это быстрее закончилось, Наполеон открыл дверь, громко закрывая за собой. Его встретила только тёмная тишина и слышимый даже отсюда шум волн. Ещё какое-то время он стоял, смотрел по сторонам, боясь сделать хоть шаг. Пусто. Дом будто отражал его изнутри. И неожиданно появилось желание прикупить сюда мебели. Пыльная темнота стала для него возможностью двигаться дальше. Сняв пиджак и кинув его на что-то, напоминающее кресло, Соло вышел из дома, даже не удосуживаясь закрыть дверь. Натянув свою самую душевную улыбку, он пошёл к участку молоденькой соседки, так сказать, тесно подружиться.***
Как обычно, дверь в спальню закрыта, как и окно. Во всем доме царит тишина и ничего, кроме тишины, помешанной с голосом океана. С этих деталей начинается каждый день Наполеона Соло. Снова просыпаясь нагим в двухместной кровати, Наполеон смотрел на потолок, на красиво пляшущих зайчиков, чувствуя при этом какое-то отвращение от ранее вызывавших лёгкую радость бликов. Казалось бы, как такое может испортить настроение? Легко. Соло сел на кровати, зачёсывая назад свои отросшие тёмные кудри, немного сгоревшие на солнце. Почему-то Наполеону казалось, что так он выглядит отталкивающе благодаря этой неухоженности, но наделе выглядел ещё лучше, чем раньше. Сразу становился куда более живым и простым, хотя на деле всё было наоборот. Хороший прохладный морской бриз не помогал ему от бессонницы, которая с годами только ухудшалась, из-за чего Наполеон даже начал ловить себя на галлюцинациях вроде того, что с ним разговаривали рыбы на рынке. Но это не более, чем от бессонницы, или так он себя убеждал. Встав с кровати, он босиком пошлёпал по деревянному полу вниз до кухни, находя в холодильнике одну лишь банку консервов на чёрный день, уже тащащую верёвку и мыло, мышь. Как бы ему этого не хотелось, но сегодня Соло поедет заниматься уже не очень любимым делом. Воровством. Когда он разлюбил это? Сложный вопрос, но начался процесс явно в А. Н. К. Л. Но нелюбовь не мешала ему и дальше проникать в чужие дома. Уставший взгляд пал на единственную еду в холодильнике, но руки не тянулись к банке, будто её там и не было. Единственное, что всегда было в доме — алкоголь. В основном ром и коньяк. Каждый раз, смотря на красивую янтарную жидкость в бокале, Наполеон предпочёл бы пьянству ласку девушки. Хотелось пуститься опять в пошлый омут, а не на дно стакана. Хотя всему этому он предпочёл бы всего одного мужчину. Больше ничего не надо. Не нужны дрянные деньги, звенящее монетой общество, азарт. Ему нужно лишь кое-что, что он потерял и всё. Не много. Совсем. По всем его давним стандартам это меньшее, что он хотел, и одновременно самая искренняя просьба. Несмотря на желание забыть, Наполеон все равно носил давно сломанные часы, которые он боялся отдать в чужие руки хоть на пару секунд. Больше нет нужды знать время, раз часы не хотят его показывать. Наполеон каждый день легонько постукивал по ним, улыбаясь каждый раз, после переводя взгляд на окно, в котором видел синего убийцу, распластавшегося от берега до садящегося солнца. И тогда улыбка наполнялась скорбью. Собираясь в дальний путь, на другой конец города, Соло вновь задумывался, отчего у него нет дамы сердца. До сих пор. Казалось бы, выбор большой, да и попыток было много. Почему забыться становится так сложно? Прикрывшись кепкой, Наполеон вышел из дома, закрывая дверь на все замки. В руках была спортивная сумка, которая вскоре заполнится чужими деньгами.***
Сумка полна. Чувства утоления нет. Возможно, никогда больше и не будет, сколько бы он не пытался его получить. И каждый раз эта мысль злила его до ужаса. Выйдя из машины, он сквозь темноту ночи, дошёл по дорожке до своего дома. Но как только Соло полез за ключами, то обнаружил, что дверь открыта. Достав пистолет из сумки, Наполеон осторожно вошёл в дом, предварительно сняв свои туфли. Он знал каждую скрипучую половицу здесь, поэтому с лёгкостью передвигался, не издавая ни единого звука. Он шёл дальше и дальше, пока не увидел силуэт на кухне, сидящий там скорее как призрак, нежели человек. В темноте Соло никак не мог понять, кто же так пристально смотрит. Знакомое, но отвратительно чужое лицо. Он не мог понять кто это, от чего у мужчины по всему телу пробегали мурашки. Неужели один из бывших владельцев его богатства? Нет, здесь что-то другое. Личное. Его главная догадка походила на галлюцинацию, пьяный бред. По этому он не отпускал оружие вниз до конца, пока силуэт хрипло не произнёс его имя. — Наполеон…опусти пистолет. — Хватит. Я совсем уже обезумел. — Наполеон истерично засмеялся, стараясь скрыть свой не здоровый смех ладонью. — Дошёл до ручки… — Прости меня. Соло молчал, не желая отвечать своим галлюцинациям. Но что-то теплилось в его душе. Неожиданно он ринулся до выключателя. Раздался щелчок и комната озарилась противным ослепляющим светом. Перед Наполеоном сидел очень знакомый ему человек, но это был не Илья. Очень похож, но мёртвая тень на глазах выдавала это с потрохами. Добавились шрамы на лице. А светлые волосы теперь были не прекрасными пшеничными полями, а почти белыми, похожими на солнце на снегу, волнами, зачёсанными назад. — Нет. Не верю. Ты там в сраном океане. — Я жив, — Илья встал и подошёл ближе, — и прямо сейчас ты смотришь на меня, а не на возможную галлюцинацию. — Жив… — Наполеон словно очнулся. — Жив значит, да? Соло усмехнулся. Небольшая пауза. Вдруг Наполеон как очнулсяи со всей силы кинулся на Илью, ударяя кулаком по лицу, болезненно крича, хотя ударял именно он. Курякин бездействовал и лишь смотрел на Соло с такой жадностью, что мужчину это даже пугало, до сладкой дрожи. Но все его тёплые чувства перекрывал накопившийся гнев от одиночества и обиды. — Сука, — продолжал односторонний бой Наполеон, — решил появиться спустя два года? И что мне сделать, расцеловать тебя на радостях?! — Я приехал как только смог. — Так ты был занят, да? Так занят, что не мог мне сказать, что жив?! — Но ты ведь видел меня в катакомбах… — Я думал, что мне приснилось. Мне каждую ночь снилось как ты…мне… — Наполеон старался набрать в лёгкие воздух, но его дыхание спирало, от чего он тихо шептал, позволяя читать по губам. — Я ненавижу тебя. — Прости меня. — Вдруг сказал Илья, подходя ближе. — Но зато ты жив. Я смог договориться с ЦРУ. Теперь ты получил то, о чём мечтал. Свободу. — Ты всё это время отрабатывал за мою жизнь?! — Наполеон отошёл назад. Слова не вызывали у него радость, только одно сплошное бешенство. — Понятно, почему меня не прострелили. Ты постарался…конечно. Да лучше бы меня подстрелили! Наполеон смотрел на Курякина, видя в нём все больше знакомого. Его злость медленно выходила, но в мужчине все ещё сидело желание разбить его лицо в дребезги. — Ты хоть понимаешь, как я жил все это время… Почему не сказал мне? Зачем я должен был страдать всё это время, Илья?! — Прошу, пожалуйста… — Илья нехарактерно ему судорожно пытался схватиться за его яростно жестикулирующие руки. — Я хотел вернуться, пойми. Мне тяжело было на это смотреть. Два года, Наполеон. Разрешено было только следить, и я следил. Скажи я тебе что, нас бы убили. Я хотел как лучше. Это может звучит глупо, но я захотел жить с тобой на берегу моря в Неаполе, как только ты сказал об этом впервые. Это стало и моей мечтой. — Нет… — Соло пытался вырваться, чувствуя, как следом за его дрожащим голосом скоро польются горькие слёзы. — Замолчи. Слышать ничего не хочу. — Я понял, как люблю тебя… — Илья посмотрел на Наполеона, не давая ему убежать. — Я сказал это однажды. Но я хочу сказать это снова. Столько раз, сколько хотел, но не мог. Сотню раз. Тысячу. — Не надо. Я прошу тебя. — Я люблю тебя. — Нет. — Я люблю тебя. — Илья приближался, чувствуя, как Наполеон начинает дрожать. — Люблю так, как никогда не любил. — Лжец. — Люблю. Всё, что от меня осталось, принадлежит тебе. — Илья обхватил руками его шею, притягивая к себе ближе. — Я люблю тебя. Почему я раньше этого не говорил? Я не знаю. Соло всё равно сопротивлялся, но в основном потому, что знал, что скажи он эти три слова ещё несколько раз и Наполеон превратится в маленькую плачущую девку. Илья же усмехнулся, пуская при этом слезу. — Я люблю тебя. Илья наконец прижал его к себе, обнимая сильно, чуть ли не болезненно. Курякин продолжал шептать это Наполеону куда-то в шею, обдавая своим горячим дыханием. Соло, чувствуя тёплое тело, обнял его в ответ, дрожа от тихой истерики, от которой слышны были только всхлипы и неразборчивые просьбы заткнуться.***
Дверь в спальню открыта, как и окно. Солёный ветер наполнял всю комнату, перемешиваясь с легким запахом манной каши. Если Наполеон и сошёл наконец с ума, то бесконечно этому рад.