don't push me away

Регенерация проходит мучительно долго. Однако Хосок приходит в себя на следующий день, выдавливает из себя усмешку и хрипит что-то вроде: я надрал им задницы, да? Хрипит, потому что, как только он открывает глаза, сразу же попадает в медвежьи объятья Джина. Чимин, вместо того чтобы спасать друга, присоединяется к этому беспределу и если бы не рыкнувший на них Чонгук, который услышал голос Хо и тут же примчался; рёбра беты бы опять пострадали. Улыбка сползает с лица Хосока одновременно с тем, как Чон заходит в комнату. Намджун, который почти силком вытаскивает бет из комнаты, шипит и говорит, что этих двоих ждёт серьёзный разговор, что Чон должен с ним поговорить, что так надо. Надо, потому что такая жертвенность Хосока — это плохо. Так не должно быть. Они — одна стая, одна семья. И если насмерть — то все вместе. Намджун ещё много чего говорит-говорит, он вообще любит вести пространные беседы ни о чём, но сейчас он просто пытается обеспечить Чону и Хо хоть какое-то подобие приватной беседы. Чимин и Джин всё равно напряженно прислушиваются и шикают на него. — Чонгук, — сипло выдыхает Хо, отводя взгляд и рассматривая трещинки на потолке. Он собственно надеялся умереть и избежать этого неприятного разговора. Но взгляд альфы, который стоит возле кровати Хо, как натянутая струна, его напряженные плечи и бегающие желваки, прямо-таки выдают, насколько Чон в бешенстве. Хосок по привычке запускает руку в свои рыжие волосы, усердно делая вид, что он тут не при чём, и пытается не обращать внимания на гнетущую тишину. В следующую секунду Чонгук срывается с места и склоняется над постелью, Хо зажмуривается, ожидая наказания, гневной тирады или может даже удара, кто знает. Но Чонгук падает на колени и обнимает его поперёк живота, опуская голову сверху на одеяло, максимально аккуратно, чтобы не сделать больно. Обнимает крепко, перед глазами все ещё стоит вчерашний день, и Хосок весь такой измученный, мертвецки бледный, истекающий кровью. Его храбрый Хосок, его бета. Чон до последнего не знал, сможет ли он регенерировать, бета потерял очень много крови и если бы в ране оказался яд, то Хосок бы… И всё же он жив. Жив паршивец. Как только он услышал его голос, сорвался с места, будто бы сумасшедший. Перед глазами промелькнули картинки всего того, что он хотел ему высказать, он хотел накричать на него, кричать так долго, пока Хосок не запомнит навсегда, что он не имеет права с ними так поступать. Не имеет права с ним так поступать. Хосок осторожно опускает руку на затылок альфы, успокаивая, мол, все отличненько, вот он я, жив и почти здоров. Неспеша перебирает волосы, гладит, пока альфа крепко обнимает его поперёк туловища, как маленький ребёнок. Хо проводит кончиками пальцев по щеке Чона, стирая горячие непрошеные слёзы, о которых оба, конечно же, не скажут ни слова. Чонгук цепляется за него, как утопающий за последнюю надежду, и боится даже представить, что парень, лежащий в соседней комнате может не регенерировать. Хосок же думает о том, что ему нужно переосмыслить некоторые вещи. Что насчёт Тэхёна? Всё плохо. Правда плохо, без преувеличений. Он был поначалу в сознании, но потом отключился, изредкая открывая глаза, но не видя никого перед собой. Он бредил, температура была слишком высокой даже для оборотня. Намджун, глядя на него, просто молился, чтобы он смог регенерировать. Чонгук пол ночи забирал боль из Тэхёна и Хо. Хосок очнулся. Тэхён… Тэхён бредил. Он говорил о родителях, о Юнги, Хосоке, имена бет проскальзывали так или иначе, говорил об ублюдках из его стаи, шептал, насылал проклятья на их головы. И ни слова ни сказал о Чонгуке. Будто бы какой-то внутренней установкой запретил себе не то что говорить, даже думать о нём. Сокджин дрожащими руками заливал в него отвары, делал разные примочки, всё, чтобы хоть немного облегчить его боль, чтобы дать его организму шанс справиться со всеми этими повреждениями и регенерировать. Лицо омеги, как и его тело, были в ужасном состоянии. Однако, раны на теле постепенно затягивались. Порезы же на лице наносились с каким-то извращенным коварством, бета с содроганием думал о том, что такие раны можно нанести лишь серебряным ножом. Пусть сначала выживет, решил он. Потом всё остальное. Только бы он выжил. Через два дня Хосок уже пытается вставать с постели, стая чуть ли не насильно загоняет его обратно, и пичкает горькими отварами, это не то чтобы так уж необходимо, но Хо не помешает. Намджун с усмешкой смотрит на очередную попытку беты покинуть кровать и безжалостно сдает его Джину. Хосок смотрит как на предателя, но Джун лишь пожимает плечами, это всё чисто в целях профилактики. Чтобы дурные мысли в голову не лезли и коварные планы не зрели. Когда Ким заходит проведать Тэхёна и проверить его состояние, то просто каменной скульптурой застывает в проходе. Омега сидит на кровати, свесив босые ноги на пол и смотрит одну точку, прямо перед собой, прямо-таки прожигая дырку в стене. Омега, который до этого почти три дня не приходил толком в сознание, самостоятельно сидит в кровати и вполне сознательно смотрит в одну точку, не обращая внимания на присутствие Намджуна. Ладно, возможно насчёт осмысленности этого взгляда Джун погорячился. Бета словно отмирает, и делает несмелый шаг, подходя к кровати и садится возле Тэ, хлопая его по плечу, чтобы обратить на себя внимание. — Тэхён? Как ты… — голос Намджуна предательски его подводит, когда омега поворачивается к нему с совершенно отсутствующим выражением лица и немного щурится, разглядывая его. Словно в первый раз. — Кто ты?