На языке огня.

Реборн лишь в который раз закатил глаза, услышав тихое «Ой» и сожалея о том, что не послушал того монаха. Эта самая Тсунаёши была ходячей катастрофой. Неуклюжая, робкая, постоянно всё путала и забывала. Ну вот как такую он преподнесёт Занзасу? К моменту их приезда коронация императора уже пройдёт и Занас воссядет на трон, а его наложница ещё не разделила с ним ложа. Тсуна пугливо вжалась в мягкую обивку, поглядывая искоса на раздражённого мужчину. Они вот уже битых два часа тряслись в повозке по неровным дорогам, состоящим, как казалось киллеру, из сплошных ям. — Господин, — услышал он девичий тонки голосок и недовольно посмотрел на девчонку. — Что? — устало спросил Реборн. Савада замялась, как обычно, трусливо отводя взгляд в сторону. — А император точно не оправит меня домой? Киллер закатил глаза и тихо застонал. Эта безмозглая девчонка ещё не поняла, что станет женщиной для утех господина, а до ужаса боялась отправки домой. — Император не сможет тебя отправить обратно, даже если захочет, — в который раз пояснил Реборн. — Ты избранная жрица и личная наложница императора. Станешь ею, когда мы прибудем во дворец. Тсунаёши кивнула с понимающим видом. Но киллер был уверен, что она ещё раз пятьдесят спросит об этом по дороге. — Почему тебя не любят в храме? — поинтересовался Реборн, натягивая шляпу на глаз, чтобы не видеть надоедливую девчонку. С ней надо будет что-нибудь сделать, иначе Занзас убьёт её в первую же ночь. — Я не из храма, — неуверенно, даже как-то нерешительно начала говорить Савада. — Все жрицы храма огня рождаются в храме, в священной комнате при жарком пламени. Меня же подкинули. Обычные люди не могут жить долго в стенах храма, начинают чахнуть, я же ни разу не заболела. Поэтому и говорят, что мой отец демон. — М-да, странная логика, — хмыкнул Реборн. — Почему же они не посчитали тебя дочерью Бога Огня? — Огонь священен, — резко возразила Тсуна. — То, что не рождено в огне, не может ему принадлежать. Киллер фыркнул, снимая шляпу и смотря на девчонку в упор. — Откуда ты можешь знать, что не родилась в огне, раз никто не видел? Савада стушевалась и отвела взгляд в сторону. — Храм Огня только один, больше такого нигде нет. Огонь горит только в его стенах, — нехотя пояснила Тсунаёши. Реборн только покачал головой. С фанатичками у него разговор был только один. Но Занзасу не понравится, если вместо живой девушки доедет лишь её труп. К тому же, когда дело не касалось священного огня, Тсуна казалась совсем никудышной перепуганной мышью. Но стоило заговорить о её религии, так всё резко менялось, в ней просыпалась дремавшая до этого уверенность и настойчивость. — Ты ведь знаешь, для чего нужна императору? — прямо спросил киллер. — Чтобы в моём чреве зародился дракон, — Савада положила руки себе на живот. У Реборна дёрнулся глаз. Подобную ахинею он слышал впервые. Какой к херам дракон? Эта девчонка точно фанатичка конченная. Занзас сам захочет пристрелить его за такой подарочек. — Разве не священное пламя? — решил поглумиться киллер. — Жрица храма может подарить императору только огненного дракона, — поправила его Тсунаёши, словно и не заметив насмешки. — Поэтому моей первейшей целью будет зачать, а потом уже и родить. — У императора, как бы, жена есть, — проинформировал её киллер. Точнее, пока ещё нет, но при коронации появится. А к их приезду уже будет. — Мой дракон не станет наследником престола, — тут же спокойно отозвалась Тсуна, продолжая держать руки на животе. — К тому же, я буду с господином ровно до того времени, пока в моём чреве не зародится священный дракон. Будто Саваде позволят уйти, если ей вздумается. К тому же, с её желаниями и заскоками, этого не произойдёт никогда. Для продолжения рода императору нужна императрица, для любовных утех – любовница, а наложница как отдушина. Безотказная и всегда послушная. Почему наложницей должна была стать жрица, Реборн не знал, но подозревал, что Тимотео неспроста выбрал жрицу храма огня. Самый древний и непопулярный храм на грани уничтожения. Не было никакого смысла искать девицу на краю света. К тому же, у Тимотео не было никаких определённых запросов. Просто привезти жрицу. Но там и выбирать не из кого было! Тсунаёши словно единственной подходящей и была. Реборн рассматривал её пристально, пытаясь понять чем она зацепила его в их первую встречу. Сейчас Тсуна была обычной, без этого манящего блеска в глаз, без особой невинности и соблазнительности. Привиделось ему что ли? Возникало ощущение, что его обманули. Но не монах, он ведь пытался отговорить. И не сама девчонка, она ведь не навязывалась. Но чувство какого-то заговора не покидало киллера. — Вы не верите в драконов, да? — Тсуна пристально посмотрела на сопровождающего её мужчину. — В них никто не верит, девочка, — хмыкнул Реборн. Тсуна лишь покачала головой, но тут же ойкнула, хватаясь за стены, чтобы не упасть на пол. Дорога действительно было отвратительной, но девчонка ехать верхом отказалась, да и кони как-то странно на неё реагировали, дёргались, словно от чумной, фыркали и испуганно куда-то рвались. Словно и вправду в ней дремала какая-то демоническая сила. Но киллер не верил во все эти глупые сказки и убедить его в существовании чего-то потустороннего было невозможно. — Твой господин очень любит ездить верхом, — ухмыльнулся Реборн, словно представляя все муки в будущем этой девчонки. — Вы про императора? — моргнула Савада. А ведь точно, пока она не стала официально наложницей императора, каждый мужчина для неё господин. Очень странные эти жрицы огня. — Да, а ещё он любит войны и очень часто бывает вне замка, — хмыкнул Реборн и снова добавил: — Предпочитает передвигаться верхом. Тсуна явно ничего не понимала, по её потерянному выражению лица это было понятно. — Ты его наложница, — устало выдохнул Реборн, сетуя на отсутствие интеллекта и логики у этой девчонки. — Ты обязана сопровождать его в военных походах. Её глаза испуганно округлились, она даже открыла рот, собираясь что-то возразить, но её вновь хорошенько тряхануло на кочке. Тсунаёши сидела ещё полчаса молча, явно обдумывая то, как ей придётся сладить с лошадьми и учиться ездить верхом. Реборн, конечно же, приврал. Занзас может взять с собой наложницу в военный поход, но он никогда не отвлекался на женщин во время сражений. Именно поэтому всегда и побеждал. Тсуна увидит императора в их первую ночь, а потом... если Занзас вообще захочет с ней возлечь вновь, что вряд ли. Девчонка будет просто жить как содержанка. Вряд ли она сможет выдержать пыл и напор Занзаса. Такая хрупкая и маленькая, да она потеряется на фоне своего императора. — А у вас есть жена? — неожиданно спросила Тсуна. Реборн только фыркнул. — А дети? — не унималась шатенка. — Кто знает, — пожал плечами киллер. — Возможно где-нибудь и есть. — Вы ведёте слишком разгульный образ жизни, ведь так? — неодобрительно смотрела на него Савада. — Целибата не давал, — усмехнулся Реборн. Савада отвернулась от него, вновь что-то обдумывая в голове. Её молчаливость нравилась ему, Тсунаёши нечасто лезла с вопросами, а если уж и лезла, то с какими-то вообще дурацкими и не в тему. Словно не понимала, что спрашивать можно, а что нет. — Вы не хотите найти своих детей? — Тсуна как-то печально выдохнула, прикрывая свои глаза. — Нет. Думаю, им и без меня хорошо живётся, — пожал плечами киллер. — А если нет? — слишком уж резко спросила Савада. — А если и нет, то это уже не моё, и уж тем более не твоё, дело, — отрезал Реборн. — Я не намерен тратить свою жизнь на поиски якобы своих детей. Откуда я буду знать, что они мои? Она молчала очень долго, киллер даже успел задремать в надежде на то, что его больше не потревожат глупыми вопросами. И вообще, он хотел поскорее вернуться домой, где его ждало прекрасное вино, красивая женщина и целая ночь наслаждения и утех. Чтобы не думать об этой девчонке. Савада заговорила тихо, но Реборн расслышал каждое слово сквозь лёгкую дрёму. — Я не знаю своих родителей и вряд ли узнаю. Брошенные дети не имеют право на счастье. В нашем храме брошенных детей умерщвляют. Достаточно оставить на сутки ребёнка возле священного огня и огонь очистит душу ребёнка. Только тот уже никогда не вернётся к жизни... Меня несколько раз оставляли возле священного огня. На месяцы и недели. Огонь не убил меня. Именно поэтому мне позволили жить. Если вы являетесь родителем, то должны нести ответственность за своего ребёнка. Если женщина нужна вам для удовольствия, то вы тёмный человек. Таких у нас в храме даже не предают огню. Ваша душа не будет очищена. Реборн молчал, молчал и после того, как она закончила говорить. А затем хрипло выдохнул и нехотя открыл глаза, посмотрев на свою спутницу. Было уже темно и тусклый свет падающий сквозь слабо задёрнутые шторы вновь вводил его в какую-то игру обмана. Савада показалась ему бледной, вытянутой, с посиневшими губами и чёрными как смоль глазами. Она смотрела бездушно, на лице невозможно было прочесть ни единой эмоции. Впервые она показалась ему жуткой. Может и вправду в ней кровь от демона или какой ещё там нечистой силы? У него даже перехватило дыхание, а сердце впервые испуганно сжалось. Киллер не боялся ничего, он повидал в своей жизни всякой дряни, но сидящая напротив девчонка сейчас казалась ему потусторонним демоном, в которых его постоянно пытаются заставить поверить. Тсунаёши осторожно подалась вперёд, выплывая из полумрака. И вновь была обычная бледная запуганная девчонка. Ничего демонического и ничего прекрасного в ней не было. Но игра света явно сыграла с ним злую шутку. Мужчина облизнул пересохшие губы. Кто же она такая? — Вы простите мне мои резкие слова, — немного робко заговорила Тсунаёши. — Просто вы по другому не поймёте. Ваш ребёнок нуждается в вас, а вы этого даже и не знаете. — Ребёнок? — криво усмехнулся Реборн. Что ж, вполне неплохая попытка. Возможно ребёнок действительно есть, учитывая, со сколькими женщинами киллер провёл ночь. Даже он сам не отрицает факт возможного. Савада лишь покачала головой, а в глазах её была печаль. — Вы не поверили ни единому моему слову, — тихо и с сожалением прошептала Тсуна. — Я думаю, что нам не о чем с вами больше разговаривать, раз вы не желаете слышать. И она вновь села в свой сумрак, просто спрятавшись в нём и рассмотреть девчонку больше не было возможным. Тсунаёши больше не намеревалась приставать с вопросами. И у Реборна на душе стало совсем гадко.