Шут и монах

– И что ж, ты в самом деле скоморох? – А вы монах? – Все говорят так обо мне. Но как ты оказался, шут, столь далеко от городов и сёл? Деревьям танцевать и травам; петь гимны птицам и небесной тверди должен ветер. Ты не похож на ветер. Ты – человек. Всего лишь человек. Любому человеку надо есть, и пить, и спать. Но где в лесу найдёшь ты богатеев, что золотом и серебром отплатят за твои куплеты, и хлеб дадут, и приютят до утра? Знай, в той глуши, которая с подножья убором пёстрым кутает горы широки плечи, нет никого, кто мог воздать тебе по чести. Тут делать нечего тебе и некому себя казать. – Вы ошибаетесь. Мне дело есть, хотя и небольшое. – Какое дело, если не секрет? – Я друга старого проведать шёл, но мне сказали: он здесь больше не живёт. – Куда ж он делся? – Думаю, сбежал... Опять бежал... Как быстрая река он, как песок, текущий бесконечностью сквозь пальцы, как меркнущий с закатом солнца свет. И все хотели удержать его. И все хотят из-за того, что это невозможно. – Да ну? – Всё так... Ещё сказали мне, не я один его искал. Есть много тех, кто его снова ищет. – И кто тебе сказал? – То были мертвецы. В нагорном храме ныне мертвецы живут. Они-то и сказали мне, что за одним из них идёт по следу сотня. Когда она устанет, ляжет отдохнуть, её сменит другая. Так сколь угодно подменять они друг друга будут, пока его не схватят, чтобы положить на десять тысяч лет в железный ящик... Тот человек совсем один... Ему, как и любому, надо есть и спать, а не бежать с утра до ночи, с ночи до утра. – Наверное, ему не привыкать... Как мёртвые раскрыли тебе тайны? – Читать по лицам, по телам и позам не трудно было мне. К тому же помогли живые: бродили рядом те, кто свершили злодеянье. Их речи, незнакомые со страхом услышанными ненароком быть, достаточно раскрыли грозный план, какой привёл их в эти земли. И для себя почувствовав опасность, я со всех ног помчал от места, где омрачила смерть святыню. Но вы не знали, что случилось с храмом? – Нет... – Тогда зачем вы спрятались в пещере? – Ведь дождь идёт. Я накануне возвращался в храм, как дождь настиг меня. И вот я тут. – То вовсе и не дождь, а подлинная буря. Деревья с корнем вывернуть для ней – простая шутка. И по её короткому веленью потоки грязи омывают склон, бьёт в землю молния и ливня хлыст нещадно полосует скалы. И всё-таки она вам кажется дождём? – Теперь до слуха моего дошли раскаты грома, и молний треск под рокот вод, и буйство ветра. Пожалуй, это буря и какая! Как глубоко я погружён в себя был и не слышал, пока ты не сказал мне... – Буря хороша! Она их ненадолго задержала. Быть может, до утра они не двинутся из храма. – И мы не двинемся отсюда тоже, к сожаленью. Или, вернее, к счастью?.. Тебе к пещере выйти повезло, а то бы ты пропал. Размок бы старый веер, краски потускнели на полотне наряда твоего и самого тебя бы ветер утянул в неведомые дали. – Легко ломает ветер дерево, которому сто лет, но молодое только гнётся. Меня сломить непросто. – И правда, я забыл. – Все трудности как лёгкий ветерок, ведь наверху сияет солнце; младые ветви тянутся к нему. – Чем больше тянутся к нему, тем больше сил теряют – и жизнь в конце концов. – Зато награда велика, пусть кажется она незначимой кому-то. Мне дорог тонкий луч его, сияющий и жгучий. Во мраке тёмных дней его я не забуду. До выдоха, которому нет вдоха, я память сохраню – в пещере с именем душа. – Ты думаешь так? – Да... Вам тоже повезло прийти сюда. Сюда, а не наверх... Но что же я такой! – без толка говорю и говорю. Немного погодите, я сейчас.