Коробка

— И где она? — миролюбиво спросил Виктор, который уже добрую минуту стоял на коленях и шарил ладонью у Юри под кроватью. Маккачин вился вокруг него и жалобно скулил, но сам доставать игрушку не хотел, вынуждая хозяина морщиться от пыли и чихать. Внезапно Виктор, нырнувший под кровать еще глубже, наткнулся на что-то твердое и шершавое. От удивления он подскочил и стукнулся головой об матрас. Маккачин восторженно пискнул и полез под кровать. — Сразу бы так, — недовольно буркнул Виктор, потирая затылок. А затем снова нырнул под кровать и вытащил на свет потертую картонную коробку, до верху заполненную чем-то не очень тяжелым. — М-м, что это наш Юри хранит под кроватью? — спросил Виктор у Маккачина, особо не надеясь на ответную реакцию. Пес вильнул хвостом и вгрызся в резиновый мячик. — Всё с тобой ясно, — вздохнул Виктор и заинтригованно приоткрыл коробку, не забыв оглянуться по сторонам. Юри дома не было — он сказал, что идет на пробежку, но Виктор видел, как, выходя из дома, тот захватил сумку с коньками; Виктор неодобрительно хмыкнул, но решил промолчать, чтобы не смущать Юри лишний раз. Тот едва-едва начал привыкать к нему и перестал отскакивать от него, едва Виктор подходил ближе, чем на два метра. Семья Кацуки была занята источниками, и Виктору казалось, что они не зайдут в комнату Юри в его отсутствие. Стыдно Виктору не было. Разве что чуть-чуть. Он осознавал, что это, скорее всего, жутко личное, но любопытство оказалось сильнее. Чувствуя, как быстрее начало биться сердце, Виктор одним рывком распахнул коробку и уставился на свое собственное лицо. Виктор покраснел. С плаката, явно вырезанного из глянцевого журнала, улыбался он сам. Еще с длинными волосами, одетый в костюм для короткой программы. Виктор покраснел еще сильнее, когда увидел вверху два маленьких сердечка, нарисованных черным маркером. Нет, он, конечно, знал, что Юри — его поклонник, но плакаты… Это было несколько неожиданно, подумал Виктор, прижимая прохладные ладони к щекам и пытаясь унять лихорадочно бьющееся сердце. — Ох, Юри, — прошептал он, обнимая присмиревшего Маккачина и решая, что делать дальше. Плакаты — это было слишком личным, и Виктор не был уверен, хочет ли смотреть дальше. Краска немного схлынула со щек, но он все еще ощущал неимоверный жар, словно бы в комнате резко потеплело на пару десятков градусов. Маккачин лизнул его в щеку и вырвался из не слишком крепкой хватки, и Виктор тряхнул головой. Нет никакого риска, что Юри его заметит — когда он уходил, настрой у него был боевой, и на льду он точно проведет добрые часа два, так что… «Я слабый человек», — подумал Виктор и взял в руки плакат. Под ним оказался еще один. На нем Виктор стоял, облокотившись о бортик катка и держа в руках бутылку с водой. Виктор улыбнулся краем губ. Это была тренировка на Открытых Прокатах в Сочи, и он тогда специально картинно прислонился к бортику, позируя фотографу. Он отложил и этот плакат, чувствуя, что улыбается своей самой глупой в мире улыбкой. Сердце, казалось, забилось еще сильнее, когда он увидел следующий лист бумаги. Это был не плакат, а журнальная вырезка, посвященная тому, что он выиграл Юниорский Чемпионат Мира. На фотографии Виктор улыбался и обнимал Маккачина; длинные непослушные волосы, собранные в высокий хвост, все равно лезли в глаза. Снизу шла статья — к сожалению, на японском, и Виктор подосадовал, что за эти месяцы так и не овладел даже базовым уровнем языка. Он отложил вырезку к плакатам и потянулся к следующему листку бумаги. Время летело незаметно. Постепенно Виктор полностью расслабился и отдался воспоминаниям, хмыкая, когда видел удачную фотографию или особо милый рисуночек. Он совершенно забыл о времени, не заметил, что ушел Маккачин… Коробка словно была бездонная и никак не хотела опустошаться. Виктор с удивлением отметил, что Юри, судя по датам на журнальных вырезках, следил за его карьерой уже очень давно. В самом низу коробки обнаружился совсем детский рисунок и корявые иероглифы. Виктор умилился, едва сдерживая слезы. Никогда у него еще не было таких преданных фанатов. Внезапно дверь отворилась, и раздалось возмущенное: — Виктор! Виктор подскочил на месте и рефлекторно отшвырнул очередной плакат куда подальше. В дверях стоял красный, как помидор, Юри, сжимающий в руках сумку с коньками. Виктор покраснел так же густо, как и он — а, может быть, даже сильнее. Виктор не ожидал, что Юри придет так рано! Его не должно было быть еще около получаса! Виктор украдкой глянул на часы и удивленно округлил глаза. Он просидел здесь, увлеченный плакатами, полтора часа. Он перевел взгляд на застывшего в дверях Юри. С минуту они смотрели друг на друга, красные, взъерошенные, смущенные происходящим, не зная, как начать разговор. — Что ты творишь?! — наконец отмер Юри, в глазах которого блестели слезы стыда. Его голос звучал чуть хрипло. Он бросил сумку в угол комнаты и принялся суетливо собираться бумажки, окружавшие Виктора. — Кто тебе разрешал?! Как ты вообще это нашел?! Виктор не ответил и только виновато хлопнул глазами. — О!.. — взвыл Юри и, подхватив коробку, опрометью выскочил из комнаты, оставив дверь открытой. Только после этого Виктор словно очнулся от забытья и тут же кинулся вслед за ним. — Юри! — выкрикнул он, чувствуя, что поступил так совершенно зря — вина царапнула где-то под ребрами, заставив скривиться и ускорить шаг. — Юри, подожди! Я не хотел! Виктор потоптался посреди гостиной, словил удивленные взгляды посетителей и протирающей столы Мари и, глубоко вздохнул, подошел к сестре Юри и спросил: — Ты не видела, куда побежал Юри? Я немного… Мари приподняла темную бровь и немного лениво проговорила: — То-то он так мчался… — Закусив губу, она на минуту замолчала. Виктору захотелось ее поторопить, но это было бы невежливо, поэтому он тоже закусил губу, держа возмущения при себе. — Он на заднем дворе, — наконец бросила Мари и вернулась к своему занятию. — Спасибо, — кривовато улыбнулся Виктор и побрел в сторону заднего двора. Извиняться перед Юри, объяснять что-то совершенно расхотелось, и теперь он плелся, едва передвигая ноги. И что он скажет? Что во всем виновато его неуемное любопытство? Виктор почесал щеку и вышел за порог. В лицо тут же подул прохладный ветерок, отдающий солью. Протяжно кричали чайки. Виктор поднял лицо к темнеющему небу и задумался. Смущение Юри было понятно, но он реагировал так болезненно… Виктор оправил зеленый халат и прям как был, босой, пошел вокруг здания горячих источников. Изнутри слышались смех и громкие разговоры на японском, пахло едой. Так привычно. Так по-домашнему. Юри обнаружился на скамейке, стоящей под давно отцветшей сакурой. Он сгорбился, уперев руки в колени; коробка стояла рядом с ним. — Юри, — окликнул его Виктор и робко присел рядом. Юри не ответил, но и попытки отодвинуться не сделал. Несколько минут они сидели, разделяемые только злополучной коробкой. — Юри, — снова протянул Виктор и с непривычным для него смущением посмотрел на парня. — Я… Я хотел сказать, что… — Виктор замялся, не находя слов. Юри сидел, не сдвинувшись ни на дюйм с тех пор, как Виктор оказался рядом. — Мне очень приятно, что ты… — Помолчи, Виктор! — внезапно рявкнул Юри и резко повернулся к Виктору лицом. Тот вздрогнул. Юри тут же стушевался и покраснел, удивленный и напуганный собственной резкостью. — Прости, прости, прости! — воскликнул он, оживляясь и тут же краснея. — Я не хотел так резко… Мне просто стыдно… Надо было давно выбросить это… — Тебе не должно быть стыдно, — проговорил Виктор почти шепотом и взял его за руку. Юри избегал смотреть ему в глаза. — На самом деле я… — он прерывисто вздохнул; Юри вздрогнул, — глубоко польщен этим. У меня никогда не было таких преданных фанатов, как ты, — прошептал Виктор и крепче сжал его пальцы. Юри недоверчиво заглянул ему в глаза. — Я сожалею о том, что сделал, — продолжил Виктор. — Я не должен был влезать, не спросив тебя. Мне так жаль. — Голос Виктор дрогнул, и он низко опустил голову. Ему было так жаль, что своим ужасным поступком он отдалил Юри от себя. Теперь тот снова будет шарахаться от него и перестанет расслабляться в его компании. — Но тебе нечего стыдиться, — тихим, но уверенным тоном закончил Виктор. Юри крепче сжал его ладонь. Щеки Виктора порозовели. Они просидели так достаточно долго, забыв о вечерней прохладе. Виктор заметил, что Мари посмотрела на них из-за угла и, хмыкнув, ушла. Когда солнце окончательно село, а Юри полностью расслабился рядом с ним, Виктор мило проворковал, подаваясь ближе: — Так со скольки лет я тебе нравлюсь? Юри снова покраснел и страдальчески застонал.