***
Рейм подставляется под удар, не задумываясь, просто шагает, заслоняя собой, и тэссэн герцога легко рассекает чужой висок. Барма не успевает остановиться, только в голове неожиданно остро и ярко вспыхивает: «Каллум тогда подставился так же». Ему даже кажется, что он слышит выстрел. Глава Дома смотрит на кровь, капающую с металлических пластин, растерянно, почти с ужасом, а, поднимая голову, видит отражение собственных чувств во взгляде Зарксиса Брейка. В единственном глазу — недоверие, изумление и так раздражающее Руфуса «почему?». В это мгновение герцог ненавидит Шляпника сильнее, чем когда-либо. Потому что этот клоун позволяет Рейму жертвовать собой так же, как он тогда, много лет назад, позволил Каллуму. И потому что Зарксис не знает, проклятье, действительно не знает, почему Рейм делает то, что делает. Барма изо всех сил надеется, что никто не видит, как дрожат его руки. Это замечает только Шерил. Мудрая, проницательная Шерил, которой можно спокойно отдать то, что осталось от сердца, не надеясь на взаимность, которая в сущности не нужна.***
Герцог заваливает Лунетта бумажной работой. Рейм выполняет её безропотно, составляя отчёты не только за себя, но и за ослепшего — герцог даже не удивлён — Брейка. Тот хлопает Рейма по плечу, с широкой улыбкой суёт в карманы штабной формы конфеты в ярко-розовой обёртке и уносится по коридору навстречу очередной миссии и своей неотвратимой смерти. Рейм смотрит ему вслед больными глазами, сжимая в ладони липкую, уже подтаявшую конфету, не спит сутками, стараясь закончить отчёт к сроку. Барма видит, как Лунетт бережно кладёт каждую подаренную Брейком конфету в специальную жестяную коробочку, и с трудом удерживает себя от желания разбить что-нибудь. Например, голову Шляпника. Вместо этого он холодно приказывает Рейму подготовить очередную встречу. Контрактор Мартовского Зайца засыпает в своём кабинете, уронив голову на сложенные руки. Герцог неловким движением стирает с его щеки чернильную кляксу и вздрагивает, словно от удара, когда Лунетт бормочет сквозь тревожный сон вопросительное, почти жалобное: «Заркс?»***
Рейм просит Барму позволить ему присоединиться к оперативной группе в поместье Исла Юры. У Рейма в глазах — отчаянная решимость, а в словах «я хочу быть полезным» герцог слышит невысказанное, но от того не менее отчётливое «я должен помочь Зарксису». Герцог разрешает, потому что, запретив, поставил бы Лунетта перед выбором: ослушаться прямого приказа своего господина или оставить попытки помочь Брейку. Руфусу выход из этой дилеммы кажется до смешного очевидным. Рейму, кажется, тоже. И оба знают, что он будет не в пользу герцога. Руфус понимает это ещё тогда, в театре, когда его слуга подставляется под железный веер. Рейм, вероятно, понимает это тогда же. А Зарксис не понимает до сих пор.***
Когда Брейк входит в комнату, первое, что хочется сделать Руфусу — врезать ему. «Он едва не умер из-за тебя, — хочет сказать Барма, но не говорит ничего. — Ты должен был защитить его, ты должен был…» Брейк поворачивает голову в его сторону и кажется удивлённым, а ещё — смертельно усталым. — Не ожидал встретить вас здесь, господин Барма. — Взаимно, — ледяным тоном роняет Руфус, и Зарксис морщится, словно от зубной боли. Он подходит к кровати Рейма, неуверенным жестом слепца находит чужую руку, касается её, сжимает. Жест почти трогательный, и в это мгновение герцог почти верит, что Шляпнику не плевать. — Я знаю, что он дорог вам, — вдруг произносит Зарксис. — Ты не знаешь, — резко обрывает его Руфус, почти выплёвывая слова. — Ты ничего не знаешь, Шляпник. Костяшки пальцев на руке, которой он сжимает тэссэн, белеют. «И ты был слепым задолго до того, как ослепнуть по-настоящему». — Ты ничего не знаешь, — повторяет Барма снова. И в голосе герцога столько боли, что Зарксису хочется отвернуться. Что он и делает, из уважения к чужой слабости, невольным свидетелем которой стал. Руфус смотрит на бледное лицо Рейма и вспоминает Каллума. Много лет назад он так же сидел у его кровати. Каллум не умер тогда, Рейм не умрёт тоже, но смерть не всегда синоним потери. Иногда Руфусу кажется, что он потерял Рейма в тот момент, когда отправил его в поместье Рейнсворт с теми письмами. Иногда Руфусу кажется, что он видит в Зарксисе Брейке собственное кривое отражение и не знает, кого из них двоих — Брейка или всё-таки самого себя — он ненавидит больше.