Украденная невинность

      Мать всегда ей говорила, что каждое существо прекрасно по-своему и в каждом есть что-то хорошее. Чушь собачья! Уж она-то знает. Хорошие поступки бывают так редки, что кажутся всего лишь выдумкой. Иллюзией! Хорошие поступки несут в себе эгоизм чистой воды, не более. Иначе — всегда наказуемы. Уж она-то знает!       Мать была тем редким исключением. Глупая женщина! Она видела добро в каждом, ведь всегда судила всех по себе. Это её и сгубило. Да что говорить о матери?! Ха! Яблочко от яблони… Она сама, будучи ещё ребенком, неоднократно обжигалась и теперь не понаслышке знает, какими люди бывают жестокими. И поклялась больше никогда никому не верить, никогда никому не доверять, никого к себе не подпускать. Но клятва была нарушена.       Ночные кошмары — единственное, что всегда сопровождает её, идёт по жизни бок о бок, подобно верной псине. Они давно стали её частью. Но это не просто сны — тяжкие воспоминания. Страшные и мучительные. Каждую ночь они заставляют её просыпаться в холодном поту, дрожать мелкой дрожью, под гнетом нарастающей паники бежать куда-то, прятаться. Милостивый Акатош! Скажи, где можно укрыться от этих отголосков прошлого?!       Каждую ночь ей снова десять. Она сидит за столом, весело болтая ногами в воздухе, рисует цветочки на очередном папином письме и смотрит, как мама готовит ужин, пританцовывая у очага и что-то напевая. Внезапный стук в дверь. Один злосчастный стук в дверь изменил всю её жизнь! Отнял всё хорошее, что у неё было!       Ей одиннадцать. Отец пьет непрестанно, пытается залить горе, как-то унять горечь утраты. А как же она? Ей ведь тоже больно! Кому, как не ему, пожалеть её?! Да, он лишился любимой женщины, но она лишилась матери!       Она видела всё. Видела, как огонёк в глазах её самого родного человека постепенно меркнет и затухает, видела, как жизнь скоропостижно покидает её тело. Но отец жалел только себя. С каждым днём, всё глубже погружаясь в страдания, он пил. Пил до беспамятства, не в силах вспомнить даже её имя. Он молил Аркея забрать его душу. И Аркей услышал его.       И вот, она сидит на полу посреди дома и молча смотрит на его бездыханное тело. Не было слёз. Их давно уже не было. Лишь тупая боль и опустошение. Со своими переживаниями ей пришлось справляться в одиночку. Дядя, младший брат отца, взял её к себе. По воле судьбы он не был женат и не имел своих детей. Казалось, наконец боги сжалились над ней! Не иначе, как дядя станет её спасителем в этом мире. Пускай она ему и не родная дочь, но он будет любить её и оберегать. Она уже почти чувствует себя самым счастливым ребенком во всём Мундусе. Но судьба преподнесла ей очередной урок. Тот самый, который со временем стал кредом её жалкой жизни: «Не доверяй никому!»       Ей двенадцать.       — Я не вернусь в Рифтен!       — Перестань мне перечить, девочка! И давай уже, собирайся.       — Но я не хочу возвращаться в тот приют! Грелод Добрая никакая не добрая! Она бьёт нас и приковывает к стене…       — За что бьёт? — дядя смеривает её строгим взглядом, — Я задал тебе вопрос. За что она вас бьёт?       — За… непослушание и… нежелание учиться, — тихо отвечает она.       — Вот видишь! Если будешь вести себя хорошо, с тобой ничего плохого не произойдёт. Ты думаешь, мне хочется, чтобы ты уезжала? Ох, милая! Такие правила, понимаешь? Ты должна учиться, а в Морфале нет того, кто занялся бы твоим образованием на дому.       — Но почему я не могу учиться в Солитьюдском доме для девочек? Это же ближе! И моё наследство это позволяет…       — Твоё наследство? — он наигранно изгибает бровь, слегка облизывает губы, — Позволь кое-что прояснить. Те жалкие гроши, которые тебе оставили твои родители, ещё месяц назад как закончились. Отныне я — твой опекун, и я решаю, где тебе быть. Так что, будь добра, слушаться меня беспрекословно. Поняла?       Она знала, что дядя врёт. Знала, сколько родители ей оставили, и знала, сколько стоит её обучение в приюте. Но молчит. Потому что слишком послушная и трусливая.       — Никогда не кусай руку, которая тебя кормит, Эйда, — назидательно говорит опекун, сев на кровать. — Лучше скажи спасибо. Ты ведь хорошая девочка? Ну же! Иди ко мне на коленки, и поцелуй своего дядю.

***

      Ей шестнадцать. Наконец она может покинуть это богами забытое место под сомнительным названием «Благородный сиротский приют». Он давно не мог предложить ей ничего путного. Учёба закончилась ещё в четырнадцать, но «любимый» дядя продолжал регулярно платить Грелод Доброй за её койку её же деньгами. Эйду заставляли делать всю черную работу в приюте: нянчиться с мелкими противными оборванцами, которых ошибочно принимали за бедных сироток и называли цветами жизни. Она делала всё то, за что платили настоящим работникам этого жалкого учреждения. И платили немало. А ей что?       — Скажи «спасибо», — злобно цедит сквозь плотно сжатые зубы Грелод Добрая.       За что? За черствый кусок хлеба и комнату на пыльном чердаке с дырявой крышей? Впрочем, Эйда редко жаловалась. Уж лучше так, чем жить с «любимым» дядей.       Мерзкие приставания этого извращенца с каждым годом становились всё невыносимей. А летом она и вовсе всеми возможными способами старалась остаться в Рифтене. Трудилась в приюте, помогала Хельге с Ночлежкой, работала в рыбном порту.       Но теперь Эйда — полноценный гражданин Скайрима, и она наконец вернёт себе то, что принадлежит ей по праву! Закон на её стороне! А начнёт с наследства и дома родителей. В Морфале недвижимость стоит так себе, но уже хоть что-то. Для неё-то эта халупа уже давно утратила всякую ценность. Настоящий дом с привидениями. С её приведениями. Где все стены и полы пропитаны если не кровью и смертью, то тяжкими воспоминаниями. И никакой водой их не смоешь, никакой щеткой не отскребёшь.       А всё остальное уже давно осквернено гнусными выходками «драгоценного» дядюшки. Она с таким наслаждением попрёт его из дома пеньком под зад! Может, и в правду дать ему сильного пинка?       Родные земли не встретили её радужно. По крайней мере, ей так казалось. Сильный морозный ветер обжигал лицо и сбивал с ног. Словно сама природа пыталась вытолкать Эйду за пределы города. Можно подумать, ей здесь нравится.       — Эйда? Ты уже вернулась? — едва за ней захлопнулась дверь дома, дядя поспешил обнять любимую племянницу, — Я ждал тебя только на следующей неделе.       — Мне исполнилось шестнадцать позавчера. — Она хотела добавить ещё что-то колкое и язвительное, но промолчала. А эта сволочь смотрит на неё и улыбается. Больной ублюдок! Он будто издевается над ней!       — Верно. Но тебе так нравилось в Рифтене! Думал, ты захочешь побыть там ещё недельку, повеселиться с друзьями.       «С друзьями? С какими ещё друзьями? Теми, что жили в приюте и были готовы, не мешкая, отгрызть руку за леденец? С теми, что спешили настучать злобной Грелод за этот же леденец? Или с теми, что вечно крутятся на рынке, пытаясь если не облапошить, то завербовать в свою шайку мелких воришек»?       — Вот, держи подарок, — всё ещё улыбаясь, дядя протянул ей аккуратно сложеное платье зеленого цвета.       «Платье? Что это? Жалкая, никчёмная попытка завоевать расположение?! Ну же! Давай! Скажи ему, чтобы выметался отсюда! Скажи, как ненавидишь его, как презираешь! Он отравил тебе жизнь! Скажи, пусть убирается прочь из дома, пусть оставит тебя в покое! Ты уже взрослая! У него больше нет над тобой власти»!       — С-спасибо, — она ответила тихо, дрожащими руками принимая подарок.       Дядя довольно кивнул.       — Ох и заживем мы теперь! Мне удалось найти для тебя работу в Морфале. Скажу честно, это было не просто. Но чего только не сделаешь для любимой племянницы! — он довольно причмокнул, — Ну же! Иди, поцелуй своего дядю!       Она неуверенно делает шаг ему навстречу, но затем останавливается и злобно смотрит в тёмные глазёнки этого ублюдка.       — Я хочу продать дом и уехать. — Немного осмелев, она приосанилась. Теперь в её голосе прозвучало немного больше уверенности.       — Куда? — неподдельно удивился дядя.       «Куда-нибудь подальше от тебя»!       — Куда-нибудь подальше от тебя, дядя! — прокричала она, сдерживая слёзы, — Я теперь взрослая! Это всё моё!..       В один миг улыбка на его противной роже испарилась. Эйде показалось, сейчас он набросится на неё диким зверем и начнёт душить. Но опекун лишь лукаво ухмыльнулся, чем напугал ещё сильнее.       — Милая-милая Эйда. — Мразь наигранно щёлкнула языком, нарошно растягивая слова, — Это всё давно уже моё. Ох! Ну, ты же знаешь, как бывает: кто-то в доме ярла допускает ошибку, а исправлять её некому, ведь никто не хочет признавать свою вину. К сожалению, так бывает.       Дядя слегка выпятил нижнюю губу и развел руки в стороны, мол — что поделаешь — бюрократия!       Она осталась стоять неподвижно, из последних сил сдерживая слезы и мысленно проклиная этого извращенца, а вместе с ним и весь мир, за то, что погрязла в этом болоте. Сбежать бы отсюда сейчас же. Вот только… за какие шиши? Всё, что у неё было, она истратила на дорогу сюда, исполненная уверенностью, что вернёт себе имущество и избавится от опекуна.       Тем временем дядюшка спокойно повернулся к очагу и продолжил готовить ужин.       «Давай! Возми нож со стола! Убей эту мразь! Воткни холодное лезвие ему в спину! А потом ещё и ещё! Будь что будет! Просто освободи себя!»       — Завтра познакомлю тебя с Йоргеном, хозяином лесопилки. Будешь вести у него учёт. Работа требует огромной ответственности, сама понимаешь. Но я убедил Йоргена, что ты девушка хорошая и образованная. Ты ведь меня не разочаруешь, м? Эйда! Ты ведь не хочешь оказаться на улице в такую лютую и голодную зиму?       Она покорно опустила голову. Не смогла ответить. Словно язык проглотила. Словно ей снова двенадцать. Лучше бы осталась в Рифтене! Грелод всё равно когда-нибудь сдохнет и тогда она заняла бы её место, стала бы Эйдой Доброй.       — Умница моя. — Дядя одобрительно кивнул в ответ на покорное молчание. — Никогда не кусай руку, которая тебя кормит, Эйда. Ну же, иди и поцелуй своего дядю. Да, зови меня теперь по имени. Ты ведь уже взрослая, м?