Грани

      Иметь что-то общее со слугой – невероятный позор для господина.       Конечно, никто всерьёз не станет осуждать аристократа, вздумавшего позабавиться с представителем низшего сословия. Пышногрудых служанок и миловидных юношей заводят, словно ручных зверьков, и равнодушно выбрасывают прочь, как только новая забава наскучит. Поступать так с Бериасом, с единственным, кому он верил, Сарареги не хотел.       С другой стороны, в сердце жила уверенность, что эти сильные руки, несущие смерть его врагам, этот непоколебимый взгляд, полный, как хочется верить, восторга и вожделения, не наскучат никогда.       Может, это то единственное, исходящее из уст его короля, во что Бериас не способен поверить? Саре хочется думать, что он держит дистанцию лишь из боязни быть отвергнутым. Слуге дозволено быть рядом всегда, оставленному же любовнику придётся уйти.       У прислуги, приближенной к хозяину, потерянный вид, словно этот человек за что-то вечно извиняется, и настороженная, деланая улыбка. Как у этой девицы, пришедшей на праздничный вечер с богатым торговцем. Она пытается сделать вид, что является частью светского общества, но в прозрачно-серых глазах застыла неизбежность. Сарареги думает, что в этом стеклянном взгляде нет ничего красивого, но улыбается, следуя правилам игры.       По крайней мере, девушку можно, не страшась перешёптываний за спиной, пригласить на танец. Она удивлена вниманием столь знатной персоны, порой сбивается с ритма, и всё же всеми силами старается понравиться. Наверняка её нынешний хозяин уже строит планы, как бы продать свою зверушку подороже, и не замечает, что в танце Сарареги не сводит взгляд со своего телохранителя, стоящего в тени портьеры.       Он ведь не сделает Бериасу ничего дурного, верно? Всего лишь прикажет остаться сегодня ночью. Слуга не удивится и покорно замрёт, полагая, что его просят лишь посторожить вход в королевские покои. Эту иллюзию не стоит развеивать сразу. Можно потребовать желаемое прямым текстом, но ведь гораздо интереснее обставить дело по-иному. Интереснее, приказав Бериасу не отводить взгляд, легко выскользнуть из одежды, будто случайно поглаживая собственные запястья. Труднее всего, пожалуй, будет скрыть до поры до времени возбуждение, ведь тело сдастся куда раньше, чем разум позволит это признать. А может, не стоит и скрывать? Бериасу наверняка понравится смотреть.       Мысли уходили всё дальше от бальной залы, и под звуки музыки Сарареги представлял всё менее пристойные картины. Бериас – один из самых сдержанных людей, кого он знает, и всё же вряд ли выдержит столь изощрённое представление. В какой-то миг он, тяжело дыша, шагнёт навстречу. А может, отведёт взгляд и попытается сбивчиво прочитать какое-нибудь подходящее к случаю нравоучение.       Самое время дотронуться. Руки воина, привыкшие к мозолям и царапинам, наверняка не очень чувствительны, в отличие от тех частей его тела, что обыкновенно скрыты под одеждой, и всё же погладить ладонь – отличное начало. Столь невинная ласка сломает последнее сопротивление. А потом…       Прозвучали, возвращая в реальность, последние аккорды, и Сара впервые посмотрел на партнёршу. Интересно, только ли танец стоит винить в лихорадочном румянце на её щеках, или есть причина более интимного свойства? Нет. На самом деле совсем не интересно.       - Прошу меня извинить, госпожа, - он ускользнул раньше, чем она успела вымолвить хоть слово.       Сарареги видел ту девицу снова тем же вечером: раскрасневшаяся, с нелепо задранным платьем, она стонала под своим спутником-богачом – стонала скорее от боли, чем от наслаждения. Он до треска тянул её за волосы, рыча на ухо:       - Решила к кому ещё пристроиться? Нет уж, не выйдет! Не забывай, кому ты обязана всем!       Когда настало время отойти ко сну, Сара, как всегда, говорит Бериасу, что тот может быть свободен до утра. Дверь закрывается за его спиной, но молодой король ещё долго смотрит в темноту. Он не мог бы воспротивиться приказу, не мог бы уйти: слуге не пристало отвергать господина. Но принудить – не значит удержать, верно? Прикосновений телохранителя хочется до предательской дрожи в коленях, но даже здесь, в королевской спальне, действительны правила вечной игры.       Приказать слуге согреть своё ложе, воспользоваться, как красивой игрушкой – можно.       Любить – нельзя.