Oh God it hurt The moment that I saw you Was someone else The one that you belonged to I never thought I'd drown in my shallow heart I'd like to say The things I never used to But come today They won't ever be useful I never learned*
© James Blunt
— Ты мог бы обучить меня фехтованию? — Что? Фенрис удивлённо повёл бровью и остановился.Наконец получив возможность отдышаться, Себастьян с наслаждением перевёл дух.Сегодняшний бой давался особенно тяжело. То ли отвлекал измученный бессонницей разум, то ли именно сегодня Фенрис не знал пощады. Не прошло и четверти часа, как мышцы заныли от боли, а ноги стали подводить, вынуждая пропускать удары. — Фехтование, — на выдохе повторил Себастьян. — Я хотел бы научиться. — Зачем тебе это? — Тебе ли не знать, сколько в этом городе снуёт проходимцев, — тут же отшутился Себастьян, — как и в его окрестностях. Взять хотя бы Хоука. На лице Фенриса мелькнула кривая усмешка. Невыносивший мага эльф оценил иронию. Этот удачный ход вполне мог привести к положительному разрешению неожиданной просьбы. Не то чтобы он жаждал скрыть этой отговоркой иные мотивы, скорее Себастьян даже самому себе не в силах был признаться, для чего ему потребовалось освоить фехтование. До сегодняшнего дня все попытки усвоить что-то из столь непритязательной науки терпели поражение. Учителя с бранью швыряли оружие на пол, признавая его абсолютно безнадёжным. Хотя это было голословным утверждением. Какие-то приёмы Себастьяну всё же удалось усвоить.На Глубинных Тропах стало ясно, что совладать в ближнем бою более чем с одним противником — предел его существующих возможностей. Несмотря на ужас, наводимый порождениями тьмы, брали они скорее числом, чем умениями. Но столкнись Себастьян один на один с воином вроде Фенриса, не имея преимущества, необходимого для лучника, его шансы на спасение были бы ничтожно малы. Да и против убийцы или кинжала, приставленного к боку в подворотне, лук и стрелы тоже стали бы плохим подспорьем. Но, помимо всего вышеперечисленного, в намерении Себастьяна овладеть искусством фехтования таилось и нечто иное, давно волнующее его мысли. Скрытое желание стать кем-то другим, нежели тем, кем он был сейчас. Стремление занять место, принадлежавшее ему по праву рождения. Но пока это были всего лишь мечты полные тревог и сомнений. — Что ж, допустим, — проговорил Фенрис, направляясь к ближайшей куче хлама у стены. В сторону полетели какие-то пыльные тряпки, сверкнувшие золоченными нитями, в которых Себастьян с трудом распознал бывшие драгоценные драпировки; останки дорогих полотен, когда-то украшавших поместье, но ныне превратившихся в обломки рам да в жалкие обрывки холстов.С лёгким любопытством и некой долей укора Себастьян следил за действиями Фенриса. «Кажется, в этом доме уже ничто не осталось целым», — подумал Себастьян, обводя взором некогда богатое поместье. — Ты не думал о том, что имущество прежних хозяев можно продать, выручив неплохие деньги, вместо того чтобы превращать их в груду хлама? — Ты говоришь как гном, — ответ Фенриса прозвучал одновременно со звоном разбившейся бутылки. Себастьян вздрогнул от неожиданности, едва поборов желание сделать шаг в сторону, хотя случайный снаряд и пролетел довольно далеко от него. — Тебе нужны деньги, — возразил он, настороженно следя за действиями Фенриса. — Того, что я получаю от «Клинков», мне хватает. Упоминание гильдии кольнуло Себастьяна больнее, чем он мог предположить. Воспоминание о встрече с Элиссой, навязчивое, преследующее день ото дня, вновь заняло его мысли. «Где ты? Вспоминаешь ли нашу последнюю встречу?» «Каков глупец! — тут же ответил он сам себе. — Она не думает ни о ком, кроме Хоу! Об этом лжеце и предателе!» Себастьян пытался донести до неё правду раньше, чем та пронзит её сердце невыносимым горем. Что ж, он был уверен, что Натаниэль ещё покажет ей своё истинное лицо. На долю секунду ему хотелось бы увидеть, как на мелкие осколки разбивается хрустальный замок лжи, выстроенный им. Хотелось бы лично лицезреть ту ненависть, что застит глаза Элиссы, хоть раз направленную не на него. О, это был бы приторно-горький миг триумфа! Но сможет ли она выдержать новую боль и новое горе? «Элисса…» — вновь мысленно повторил он. Грудь словно сдавило в тисках. Потемневший от ярости взгляд, глубокий, подобно проклятой Создателем Бездне; дыхание, столь близкое, что почти стало прикосновением — Себастьян чуть прикрыл глаза. Как и прежде, она преследовала его везде, и это так же злило, но теперь к этой злости примешивалось… Страдание? — Держи. Себастьян едва сумел поймать меч, летящий в его сторону. Пришлось вынырнуть из тяжких дум и сконцентрироваться на предстоящем бое. Его взгляд упал на клинок в руке. Тот был куда меньше, чем огромный двуручный меч, коим орудовал Фенрис, но тем не менее тяжёл. «Клинок должен стать продолжением твоей руки», — вспомнились ему слова одного из учителей фехтования, особо рьяно пытающегося добиться от Себастьяна хоть каких-то успехов. «Возможно, требуется немного времени, чтобы привыкнуть», — решил он, но пара взмахов окончательно убедила его в том, что оружие никоим образом не подходило ему. — Нападай, — как и всегда, Фенрис был немногословен. Себастьяну не требовалось повторять дважды. Он нанёс удар, целясь в правый бок. Фенрис почти играючи отбил его неуклюжий выпад и тут же в насмешку плашмя приложил его мечом по бедру. Шипя от боли, Себастьян вернулся на исходную позицию. — Ещё. На этот раз он атаковал сверху, метя противнику в голову. Фенрис встретил его атаку блоком. Оглушительный звон металла на долю секунды сбил концентрацию. В наказание за медлительность в живот Себастьяна впечатался кулак противника. — Ещё раз. Себастьян, едва сумевший разогнуться после такого удара, вскинул руку вверх, прося передышку. — Порождения тьмы дали тебе отдохнуть? Язвительный укол нашёл свою цель. Выдохнув, он покрепче стиснул рукоять и снова бросился в атаку. Фенрис попросту ушёл от удара, вдобавок со всей мощи рубанув сверху по его клинку своим.Именно так показалось Себастьяну, когда его, ощутившего всю силу удара, по инерции унесло вперёд. — Всё ещё хуже, чем я думал. Чудом устояв на ногах, Себастьян обернулся: — Я столь безнадёжен? Он хотел, чтобы его фраза прозвучала беззаботной шуткой, но не смог скрыть досады в голосе. Всё повторялось. Он будто снова очутился в далёком детстве, только вместо насмешек старшего брата в его ушах приговором звенели слова Фенриса. — Если будешь регулярно тренироваться, станешь чуть менее безнадёжен, — констатировал эльф. — Смени оружие, — добавил он так, словно Себастьян самолично притащил для спарринга брошенный ему меч. — Люди выше эльфов, ты не исключение. Руки у тебя длинные, — продолжил он, критически осматривая Себастьяна, — но скорее подойдёт одноручный клинок, чем полуторный. Узкий. Сабля или палаш. — Я понял, спасибо. Себастьян отбросил меч в сторону. Вышло чуть более резко, чем полагалось. Подобная оценка его способностей раскалённым прутом прошлась по его самолюбию, но отступать он был не намерен. Ему требовалось доказать себе, что он хоть на что-то способен, и, вопреки разочарованию в избранном пути, понять, сможет ли решиться изменить свою жизнь. Но как именно? Признание своих чувств к Элиссе словно сорвало повязку с его глаз, показав доселе скрытое от самого себя. Он никогда не желал судьбы церковного служителя. Только вот могло ли теперь что-то измениться? Мог ли он сам что-то изменить? Меч, ударившись о каменный пол, гулко звякнул. Фенрис не придал этому значения, в отличие от Себастьяна, разочарованного собственной несдержанностью. Желание побороть злость, ставшую бессменной спутницей, было столь велико, что первым делом он решил направить её на освоение новых умений. Тренировки с Фенрисом немало дали Себастьяну, закалив тело, но теперь их было недостаточно. Ему чрезвычайно повезло, что Фенрис согласился обучать его. Как-то он обмолвился, что капитан стражи Киркволла приглашала его в Крепость наместника тренировать её стражников. Насколько Себастьяну было известно, Фенрис пока не ответил согласием на это предложение. «Мне следовало бы отблагодарить его», — подумал он, глядя, как эльф облачается в свой привычный доспех. — Фенрис, я хотел бы выразить тебе благодарность за твою готовность обучить меня, если ты примешь её. Довольно часто общаясь с эльфом, Себастьян приметил у него одну слабость. Фенрис старался не выставлять её на показ, но иногда случались моменты, когда та предательски являлась на свет — у Доски Проповедника или в торговых рядах. Слабость, что сильно досаждала ему — по крайней мере так казалось Себастьяну — была неумением читать. — Никогда не отказываюсь от лишних монет, — с ухмылкой отозвался эльф. — Прости, но я и сам бы от них не отказался, — печально улыбнулся Себастьян. — Брат церкви не может похвастаться высоким достатком. Я отплачу тебе услугой за услугу. Фенрис вопросительно вскинул бровь, всем видом выражая недоумение. — Я предлагаю тебе поучиться грамоте. К сожалению, сам я не смогу найти время на твоё обучение в силу обязанностей, но могу договориться, чтобы кто-нибудь из послушников… Себастьян осёкся, увидев, как гневная гримаса исказила черты его друга. — Vishante kaffas! С чего ты взял, что мне это нужно? — едко проговорил Фенрис. — Или я недостаточно образован для общения с кем-то вроде тебя? Отметины на его коже едва заметно засветились. Себастьян готов был поклясться, что расслышал тихий рык. — Фенрис, я вовсе не имел этого ввиду. Он корил себя за глупость. Себастьян не учёл того, что Фенрис так болезненно относился ко всему, что ущемляло его в глазах других, вечно напоминая ему о прошлом. — Правда? — сузив глаза до тонких щёлок, прошипел Фенрис. — Kaffas! Чтобы ты не имел ввиду, мне это не нужно! Ярость буквально рвалась из него вместе с голубыми всполохами лириумных клейм. Лучшим решением сейчас было уйти, чтобы случайной фразой не подлить масла в огонь. Себастьян быстро собрал свои вещи, сложенные неподалёку, и направился к выходу. У самой двери он обернулся. Фенрис стоял, отвернувшись к лестнице. Одной рукой он стискивал рукоять меча, другая же сжалась в кулак. –Фенрис, — проговорил Себастьян, — я руководствовался вовсе не намерением уязвить твоё самолюбие, а желанием помочь и отблагодарить. Если ты вдруг передумаешь, — добавил он, чуть помедлив, — спроси в церкви послушника по имени Аллен. Я предупрежу его, что ты можешь прийти. Фенрис не шелохнулся, застыв на месте подобно статуе. Неподвижной, но источающей угрозу. Как бронзовые изваяния рабов в Казематах, что были призваны внушать ужас всем магам Киркволла. — Надеюсь, мы ещё увидимся, — поспешно произнёс Себастьян и покинул поместье. Городские улицы встретили его волной удушливого жара. Последние дни уходящей весны выдались на редкость погожими. Камень мостовых и домов так нагревался под солнечными лучами, что к полудню снаружи становилось почти невыносимо. Улицы, что обычно были заполнены праздными зеваками, практически пустовали. Время обеда уже миновало. Солнце пересекло зенит, и улицы окутал палящий зной, вынудивший знатных господ и дам завершить свой моцион. В этот час можно было встретить редкого прохожего, спешившего в под защиту каменных стен, или же пару стражников, направляющихся на смену предыдущему патрулю. Жизнь Верхнего Города в этот час сосредоточилась в торговых рядах, где находились не подверженные любым, кроме разве что лютой бури, капризам погоды ремесленники и торговцы, не покидающие своих лавок до позднего вечера. Себастьян хотел было направиться в сторону рынка, но передумал. Размолвка с Фенрисом несколько выбила его из колеи. С таким настроением точно не стоило подбирать оружие, рискуя ошибиться с выбором. Но что было хуже всего — вероятность столкнуться с Элиссой, или Натаниэлем, или же, не приведи Создатель, с обоими сразу. Какой бы была его реакция, встреться они ему посреди улицы или, как в прошлый раз, неподалёку от лавки с оружием? Выплеснул ли бы он на них свою злость? Или бы молча прошёл мимо? Или, быть может, послав всё в Бездну, решился бы открыть правду о подлости Хоу? Себастьян не знал и не желал этого выбора. Признание своих чувств, с одной стороны, даровало ему облегчение, наконец прояснив всё, а с другой — усложнило жизнь ещё больше. Он любил девушку, предпочевшую другого. Мало того, когда-то сам отказавшись от неё, он буквально преподнёс её на золотом блюде своему сопернику, отвратив от себя совершённым решением. Решением, ставшим чудовищной ошибкой, тяготившей его изо дня в день всё сильнее. С этими невесёлыми думами Себастьян вышел на церковную площадь. Здесь, под открытым небом, вдали от желанной тени каменных исполинов, зной был невыносим. Хотелось, как когда-то в детстве, нырнуть в прохладные воды Минантера, коснуться рукой песчаного дна и сильным толчком вынырнуть обратно под палящее солнце, но уже касающегося кожи ласковым прикосновением. Но беззаботные детские дни давно были в прошлом, а с ними и глупые игры с братьями в воде. Остались лишь мрачная действительность и вопросы, на которые Себастьян никак не мог найти ответов. «Но от кувшина с водой я бы точно не отказался», — подумал он. Память тут же услужливо воскресила воспоминание о том, как когда-то давно он мчался за таким же кувшином с водой для Элиссы, разрыдавшейся, словно дитя, во время их разговора в церковной библиотеке. От светлого детского воспоминания не осталось и следа. Все его мысли вновь захватила Элисса. «Как ты можешь не видеть гнилое нутро Хоу, Элисса?» На мгновение Себастьян позволил себе поддаться сердечному зову и мысленно воссоздать её образ из прошлого: пальцы, стыдливо вцепившиеся в шнуровку ворота льняной рубашки; щёки, алые то ли от смущения, то ли от духоты верхних этажей церкви; глаза, покрасневшие от слёз, и улыбку, зарёй осветившую заплаканное лицо от его незатейливого рассказа. В следующий миг он уже торопливо поднимался по отполированным ногами десятков тысяч верующих каменным ступеням к месту, которому они преклонялись в неиссякаемом обожании. Обожании, которого он не мог в себе отыскать. Первым делом Себастьян решил разыскать Аллена. Он был убеждён, что рано или поздно Фенрис преодолеет своё упрямство. Возможно, для этого потребуется больше времени, чем он предполагал, но если нет, то следовало как можно раньше предупредить мальчишку о том, что и ему предстоит стать своего рода наставником. О том, что тот мог пренебречь его просьбой, Себастьян и не помышлял. Восхищение Аллена им после Глубинных Троп грозило стать обожанием, так что тот не посмел бы отказать ему. Это утомляло, но сейчас сыграло на руку. Да и в конце концов, Аллен был добрым юношей, хоть и по мнению Себастьяна чересчур наивным. В церковном зале было пустынно, как и на улице. После обеда преподобные братья и сёстры, а также послушники получали в распоряжение некоторое время, которое могли потратить на чтение книг, прогулку по саду или личные дела, после чего возвращались к привычным обязанностям. Аллен в этот час чаще всего находился в библиотеке, отвечая на письма своих многочисленных родственников. Туда Себастьян и направился. К его удивлению, послушника он там не обнаружил. В саду и столовой его также не оказалось. Себастьян на удачу решил наведаться в крыло, где располагались послушнические кельи, и именно там нашёл мальчишку. Дверь в его крохотную, как и у всех церковных служителей младшего ранга, комнатушку, где не было ничего, кроме жёсткой кровати, миниатюрного письменного стола и грубого сундука, была приоткрыта. Себастьян осторожно заглянул в узкую щель между дверью и косяком — Аллен сидел на полу, сжавшись в комок. Его плечи едва заметно вздрагивали. Несколько мгновений Себастьян боролся с сомнениями, стоит ли вмешиваться в чужие беды и трудности, когда с достатком хватает своих, но всё же неожиданно для себя решился. Постучав, он выждал пару секунд, после чего отворил дверь. — Брат Себастьян! — с его появлением Аллен тут же вскочил на ноги. Его глаза были красны, а в правой руке зажат исписанный мелким убористым почерком клочок бумаги. «Письмо? Но отчего оно так его расстроило?» Себастьян вспомнил, как сам в такой же келье распечатал послание, в котором говорилось об убийстве его семьи. — Аллен, я искал тебя… Что-то случилось? Себастьян решил, что разговор про возможное обучение Фенриса подождёт. Сначала нужно было выяснить, что именно стряслось у Аллена. В конце концов он был его наставником и чувствовал себя ответственным за мальчишку. — Да… То есть нет! Я… Аллен вдруг резко отвернулся к стене, комкая в кулак исписанный лист. Понять, что он хочет скрыть слёзы, было легко. Однако это поставило Себастьяна в трудное положение. Мальчишка был взвинчен и нуждался в утешении. Следовало выбирать слова с осторожностью. — Аллен, — негромко начал он, — я вижу, что ты чем-то расстроен. Послушник не проронил ни слова, вместо него говорили его дрожавшие плечи и стиснутые до побелевших костяшек кулаки. Себастьян прошёл чуть вперёд и плотно прикрыл за собой дверь. Ни к чему было другим слышать их разговор. — Боль совсем не постыдное чувство, Аллен, — Себастьян прислонился к стене, бросив короткий взгляд на неширокую кровать возле стены — с каким наслаждением он опустился бы сейчас на свою, ибо тело ныло от усталости и кулаков Фенриса. — Если не выплеснуть хотя бы часть, можно сойти с ума. Подобно слепящей вспышке молнии, перед глазами промелькнуло воспоминание о том, как сам он стоял на коленях на каменному полу, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик боли и отчаяния. Крик человека, узнавшего о гибели своей семьи. Запрятанная в глубине боль резко кольнула грудь, и Себастьян глубоко вдохнул, стараясь успокоить бурю эмоций внутри. Потеря была ещё свежа, хоть ему и казалось, что он свыкся с ней. Однако теперь к боли утраты примешивалось ещё и ощущение одиночества. Никогда ещё до этого мгновения Себастьян не казался себе таким покинутым, брошенным и оставленным всеми. Церковь во главе с Эльтиной не смогла заменить ему семьи. Всё чаще его покровительница умелыми речами пыталась помыкать им, как пешкой на шахматном поле. Аллен всё ещё молчал, и Себастьян позволил себе чуть прикрыть глаза в полумраке крошечной кельи. Перед глазами стояли погибшие члены семьи: Раймунд, мать и отец. Он так и не узнал, кто оплатил их убийство, так и не наказал истинного злодея за их смерти. Чувство вины драконьим пламенем обожгло его сердце. Это стало его долгом и… бременем. Будучи братом церкви он мог лишь молиться, чтобы Создатель послал мучительную скорую смерть убийцам его семьи. Но будучи… Кем? Принцем? Трон Старкхэйвена давно уже занят другим, пусть и болтают, что нынешний правитель не достоин своего титула. Себастьян мысленно усмехнулся. Неужели он сам был достойнее? Распутник и сластолюбец, отмаливавший грехи в церкви! Возложивший свою жизнь на алтарь неверного пути. Для того, чтобы отомстить за гибель родных, не нужно было становиться Принцем. Стоило только сделать первый шаг, если уж ожидание божественного возмездия пожирало его нутро. «Варрик», — утвердился в мысли Себастьян, решив во что бы то ни стало наведаться к гному в надежде раздобыть новые крохи информации, насколько бы жалкими они не были. — Брат Себастьян… — Да, Аллен?.. — Себастьян успел почти забыть о хлюпающем носом мальчишке, находившемся в непосредственной близости. — Из меня выйдет храмовник? — Зависит от того, насколько сильно ты этого желаешь, — осторожно ответил Себастьян, слегка сбитый с толку этим внезапным вопросом. — Если стремление твоё непоколебимо, то ты добьёшься желаемого. «Как и моё стремление найти истинного убийцу. Или убийц». — Она больше не верит в меня. Велит возвращаться домой и забыть о ней. — Она? — Эвелин. Моя Эвелин. Кажется, так звали кузину Аллена, в которую тот был влюблён. Себастьян припомнил, что та являлась магессой Круга в Оствике. Ради неё мальчишка примчался в Киркволл просить дозволения стать храмовником у самой Верховной Владычицы. — Почему Эвелин больше не верит в тебя? Аллен горько вздохнул: — Она пишет, что это изменит меня… Испортит. Пишет, что хочет помнить меня таким, как сейчас… Она словно хочет проститься! Но… — Возможно, стоит послушать её. Себастьян уже жалел, что ввязался в этот разговор. Лучше бы он прошёл мимо, оставив мальчишку наедине с его переживаниями. Всеми его помыслами завладело желание немедленно отправиться к Варрику. Себастьян преисполнился уверенности, что при должной настойчивости и притягательном для ушей каждого звоне монет удастся найти следы заказчика. А для этого следовало как можно скорее прекратить эту тягостную беседу. — Нет! — Аллен с нескрываемой яростью уставился на Себастьяна. — Как вы можете говорить это?! Вы?! Тот, кто нарушил запрет Верховной Владычицы ради спасения друга! — Аллен, я… — Вы любили кого-нибудь, брат Себастьян?! Любили так сильно, что без этого человека свет для вас словно мерк?! Любили так сильно, что когда его отняли у вас, вместе с ним забрали и ваше сердце?! Себастьян потерял дар речи, ошеломлённый откровенностью и пылкостью речи Аллена. Эти слова вновь разбудили воспоминания о последней встречи с Элиссой, и чувство тоски ноющей болью отдалось в сердце. — Я не сдамся, брат Себастьян, — уже спокойнее произнёс Аллен, глядя куда-то вперёд. — Никто не заставит меня отступиться. Ни вы, ни она. Стремительным шагом он прошёл мимо Себастьяна, но у дверей остановился. — Совсем забыл, вас ждёт письмо в вашей келье. И ещё, — он чуть обернулся, по-прежнему избегая прямого взгляда, — её милость просила вас зайти к ней, как только вы вернётесь. Он хотел сказать что-то ещё, но передумал и вышел прочь, оставив своего наставника наедине с горькими мыслями и полученными вестями. Себастьян проводил его взглядом, а после ещё какое-то время смотрел в дверной проём кельи, показавшейся ему голодной и тёмной пастью, проглотившей послушника, вместе с его глупостью и настырностью. Церковь была подобно ненасытному чудовищу, одну за одной пожирающему отчаявшиеся души. Кем мог стать этот упрямый мальчишка, если бы судьба его кузины сложилась иначе? Куда бы его привели упорство и любящее сердце? У Себастьяна не было ответа, но одно он знал точно — его поглотит церковная утроба, пожрёт без остатка, употребит себе на пользу, сыграв на стремлении быть с любимой. «Меня ждёт то же самое, — с горечью признал он, — поддавшись сомнениям и страхам, я проведу всю свою жизнь в этих стенах… или в подобных ним». Именно это больше всего страшило Себастьяна. Последние дни переполнились тоской и унынием. Представить таким всё дальнейшее существование было кошмаром, возведённый в абсолют. Страшным сном, который уже начал сбываться. У Аллена была цель, удерживающая его в лоне церкви, как пса на привязи. Себастьяна же держал страх. Страх лишиться жизни, остаться без крова над головой. Нарушить данные обеты уже не казалось чем-то несбыточным. Кого ему было бояться? Создателя, лишившего его всех и вся? Или Эльтины, точно на лютне, умело сыгравшей на этом лишении. «Аллен обронил, что она ждёт меня», — вспомнил Себастьян. Немедля поднявшись на ноги, он собрался было покинуть скромные покои послушника, но на мгновение, как и ранее Аллен, задержался возле порога, будто бы не желая быть проглоченным сумраком коридора. Но наваждение схлынуло, обнажив таившуюся на дне души решимость. Решимость наконец дать отпор овладевшим его душой сомнениям. Однако путь до кабинета Верховной Владычицы получился куда более длинным, чем предполагал Себастьян. Он продумывал все возможные варианты диалога с Эльтиной, вопросы и подходящие ответы, удовлетворившие бы её, но умолчавшие бы о многом. Будет ли она сперва выявлять слабые стороны, а после мягко давить на старые раны с участливой улыбкой? Или же изобразит строгую, но любящую мать, журящую своего заблудшего сына? Когда-то Себастьяну казалось, что она преисполнена к нему нежной материнской любви, раз так печётся о его судьбе, но сейчас… Сейчас он разуверился в этом. Стоило ему лишь на несколько шагов отклониться от выбранного пути, как Верховная Владычица становилась властной и резкой. Такой, какой была его родная мать, искалечившая судьбу всей семьи. Обо всём этом он думал, стоя перед дверью искомого кабинета, когда отворилась дверь, и в проёме возникла Эльтина. Озабоченный вид и спешность движений Верховной Владычицы твердили о том, что разговор сейчас не входил в её планы. Но встретившись взглядом с Себастьяном, она замерла, придав своим движениям плавность и неспешность. Словно ждала его с минуты на минуту. — Себастьян, проходи, мальчик мой. Несмотря на миролюбивый тон, в её голосе чувствовался металл. Себастьян вновь чем-то провинился в глазах Верховной Владычицы, но это уже давно не вызывало в нём панического страха, как в те времена, когда он до смерти боялся изгнания из Церкви… Когда сбежал от единственно настоящего поцелуя из всех, случившихся в его жизни. На долю секунды Себастьян решил, что, возможно, кто-то донёс Эльтине о его недавнем посещении «Цветущей розы», но тут же отмёл эту версию. Всем было известно, что даже храмовники часто захаживали в бордель, а некоторые видели там и церковных братьев, на что Церковь милостиво закрывала глаза. — Ваша милость, Аллен передал мне, что вы хотели побеседовать со мной. — Да, дитя. До меня дошли некоторые слухи… — начала Эльтина, устроившись за своим массивным письменным столом и внимательно вглядываясь в лицо Себастьяна. Повисла пауза. Эльтина намеренно сделала этот ход, предоставив ему раскрыть свои карты прежде, чем она продолжит речь. «Неужели?..» — оторопел он. Возможно, его догадка оказалась верна, и сейчас ему предстояло услышать гневную речь о падении нравов и позоре перед всей Церковью. Но он, к неудовольствию Эльтины, предпочёл пропустить предоставленную ему возможность покаяться. — Какие слухи, ваша милость? — Себастьян намеренно изобразил самый недоумённый и озадаченный тон. Глаза Эльтины блеснули неудовольствием, но тем не менее она продолжила: — О тебе и сестре Джанетт. Сёстры доложили мне, что ты не оставил своих попыток добиться её расположения. Дитя, мне казалось, что ты встал на путь истинный, но, видимо, я ошиблась… Последнее слово было произнесено с отчётливой горечью, призванной задеть Себастьяна и вызвать в нём разъедающее чувство вины. Но он больше не покупался на этот спектакль. Мало того, что факты были искажены, так и теперь в словах Эльтины столь явно виделась напускная материнская забота, кою он слепо не замечал прежде. — Ваша милость, позвольте мне объясниться. Всё было совсем не так, я… — Себастьян, — сурово оборвала его Эльтина, — я глубоко разочарована. Мне казалось, что ты смог обуздать себя, смог отрешиться от прошлого, с которым сам же и решил распрощаться. Что ты обрёл здесь дом, которого тебя лишили, и любящую семью, призвание… Скажи мне, дитя, я ошиблась? — она сделала паузу, дабы дать ему осознать всю тяжесть совершённых проступков, а после продолжила, изобразив на лице страдание. — Возможно, мне стоит перестать так безоговорочно доверять тебе… Возможно, мне стоит подумать о… Нанеся свой удар, она намеренно не стала оканчивать фразу. В её глазах читалось: «Посмотри, в каком ситуации ты оказался из-за того, что не согласился со мной, мальчишка. Неужели ты совсем не понимаешь, как шатко твое положение?» То напряжение, что все последние месяцы зрело между ними, наконец прорвалось наружу завуалированной угрозой. Конечно, Эльтина следила за ним, понимала и видела многое — он не мог не понимать этого. У всех стен в этом месте были не только уши, но и глаза, а также болтливый язык. Себастьян мысленно усмехнулся, отступать уже значило проиграть, даже не начав сражения. — Вы абсолютно правы, ваша милость, — смиренно произнёс он, гордо поднимая голову и упрямо удерживая взор Эльтины, — я не уверен, что выбранный мной путь уготован мне самим Создателем. Удел преподобного брата не для меня. Себастьян готов был поспорить, что теперь точно должен разразиться гром, а в него ударить молния, намертво поразив наглеца, осмелившегося бросить такие слова в лицо Верховной Владычицы Киркволла. Но он больше не хотел юлить. Жизнь в церкви была для него подобно тюрьме, а ежедневные обязанности — пыткой. И сейчас, когда он признался самому себе в чувствах к Элиссе Кусланд, в желании окончательно отомстить за свою семью он больше не хотел лгать. Эльтина смерила его взглядом, прежде никогда не видимым Себастьяном. Впервые в жизни он наблюдал, как сама Верховная Владычица Киркволла борется с собственными эмоциями: вспыхнувшее разочарование сменилось в её глазах огнём злости, но тут же потухло. Она прикрыла глаза и устало вздохнула. «Неужели очередной спектакль?..» Но в этот раз Себастьян был уверен, что выиграл их маленькое сражение. Он ощутил ликование. Неизведанное доселе удовлетворение от осознания своей победы. От того, что смог быть равным самой Верховной Владычице в их словесной дуэли. — Дитя, — тихо промолвила Эльтина, — я искренне надеюсь, что ты сказал это сгоряча. И потому прошу тебя обдумать твои слова. Лишь когда ты убедишься в искренности своих намерений, мы продолжим сей разговор, — жёстко добавила она. — Как пожелаете, ваша милость. Это была безоговорочная капитуляция. Как только за Себастьяном закрылась дверь, он прижался спиной к холодной каменной кладке стены и, запрокинув голову назад, шумно выдохнул. Сердце билось так сильно, словно норовя сломать грудную клетку. Он ждал того, что Эльтина накричит на него, с позором выставит из Церкви, предаст публичному порицанию. Но, возможно, он ошибался, и Эльтина действительно испытывала к нему материнские чувства. Либо же он был слишком важной фигурой на её игровом поле. В любом случае Себастьяна немного приободрила эта маленькая победа в их словесном поединке. Словами же, произнесёнными вслух, он подкрепил и собственную веру в дальнейшие действия. Но то были размытые планы, далёкое будущее, столь смутно видящееся ему сейчас. Ещё не думал он о том, что будет, когда он лишится крова. Он мог бы вернуться в Старкхэйвен, но в роли кого?.. Во многом это зависело от того, сможет ли он разобраться в том, кто был нанимателем убийц его семьи. Нужно было узнать своих врагов, но пока их личности и имена были скрыты туманом неизвестности. Недолго думая, Себастьян решил вернуться к своим планам и наведаться в «Висельник», но, спускаясь по лестнице, вспомнил слова Аллена об оставленном в келье послании. Рассудив, что, что бы ни говорилось в нём, оставлять его для чужих глаз было бы неблагоразумно, он направился в жилое крыло. Искомый свиток, запечатанный сургучом со знакомым оттиском, одиноко лежал на столе в его келье. Распечатав послание, Себастьян прочёл следующее:«Певчий!
Спешу сообщить, что по интересующему тебя делу появились новые сведения. Наш общий Друг попросил меня связаться с тобой. Сможешь найти меня в поместье Амелл сегодняшним вечером. Хоук вчера завалил дракона, и мы дружно решили это отметить.
Уверен, ты обязательно скорчишь недовольную рожу, но это послужит мне дополнительной платой за добытую информацию. »
«Кровь Андрасте!» Себастьян ещё раз перечитал письмо, чтобы убедиться, что глаза не обманывают его. Могло показаться, что сам Создатель шлёт ему знак, побуждая выведать правду. Он горько усмехнулся — сколько раз уже он толковал случавшееся с ним как знамение. Но слишком свежо было воспоминание о том, что следовало за этим. Себастьян свернул свиток. Одно было ясно. В «Висельнике» Варрика сегодня искать бесполезно. Придётся идти к Хоуку и терпеть его общество, и что куда хуже — его ядовитые издёвки. Но, может, там будет… «Элисса…» — в голове возник образ той, от чьего имени сжималось сердце. Себастьян стиснул пальцами свиток. Нет. Вряд ли она вообще будет там. А если и будет, плевать. Он не отступит. Не испугается вероятности эфемерной встречи. Беседа с Верховной Владычицей придала ему уверенности. Возможно, разумнее было бы дождаться завтрашнего дня и навестить Варрика в «Висельнике», но полученное письмо подбросило поленьев в жаркий костёр нетерпения и жажды действий, что терзали Себастьяна. До вечера же оставалась всего пара часов.***
— Вечер добрый, мессир! Прошу, проходите. Дверь Себастьяну, услужливо кланяясь, отворил пожилой гном. Бросалось в глаза, как он волнуется и суетится, осведомляясь о том, не хочет ли новоприбывший гость воды или бокал вина. — Спасибо, но мне ничего не нужно, — нетерпеливо проговорил Себастьян, осматриваясь вокруг. Почти все поместья киркволлской знати были на одно лицо. Поместье Амелл ничем от них не отличалось. Всё тот же серый камень стен, всё та же скупость строителей на простор. Они не шли ни в какое сравнение со Старкхэйвенской архитектурой, имевшей особенности, которые Себастьян не встречал нигде, — лёгкость линий и щедрость пространства. На памяти Себастьяна лишь несколько домов в Киркволле могли похвастаться большой площадью. Одним из них было поместье семейства Хариманн. Не тратя времени даром, Себастьян прошёл дальше, в зал, откуда доносился шум и гомон голосов. Войдя, он вновь огляделся, убеждая себя, что высматривает Варрика, но глаза против воли искали совсем не низкорослую коренастую фигуру гнома, а тоненький девичий силуэт. Себастьян опасался и в тоже время умирал от желания увидеть её, Элиссу, непокидающую его мысли даже тогда, когда внутри ярким огнём горела решимость узнать имя нанимателя убийц и отомстить ему. Но её не было. Натаниэля, хвала Создателю, тоже нигде не оказалось. Возле пылающего камина Себастьян обнаружил Варрика, окружённого большой компанией слушателей. Среди них были: Карвер, эльфийка по имени Мерриль и ещё двое стражников, мужчина и женщина. Последней была капитан стражи Киркволла Авелин Валлен. В противоположном углу от них находился Фенрис. Судя по початой бутылке в его руках, где вина едва ли осталось на донышке, пришёл он уже давно. На лестнице Себастьян, к своему неудовольствию, заметил хозяина дома, оскалившегося хищной улыбкой при виде нового гостя. Изабелла, не отстающая от Хоука ни на шаг, проследила за его взглядом и усмехнулась. Неожиданно здоровенный мабари возник прямо перед Себастьяном, едва не сбил того с ног, закружившись вокруг волчком и шумно втягивая воздух. «Клык!», — мелькнула радостная и вместе с тем боязливая мысль. Подбежавший к нему пёс точно не был Клыком. Его окрас оказался темнее, и оба уха выглядели целыми. Себастьян отчётливо помнил, что половины одного из них у Клыка не доставало. — Демон, фу! Место! — послышался приятный женский голос. Себастьян поднял взгляд на его хозяйку. Ей оказалась женщина в возрасте, но тем не менее не растерявшая своей красоты. В её взгляде и жестах сквозило благородство, но без жеманного кокетства, так не идущего дамам в годах. «Наверняка это Лиандра Хоук», — решил Себастьян. — Миледи, — он склонился перед ней в учтивом поклоне. — Лиандра, — она протянула руку в тонкой шёлковой перчатке, и Себастьян запечатлел на ткани невесомый поцелуй. — Не стирай больше никогда эту перчатку, мама, — послышался совсем рядом нахальный до зубовного скрежета голос Хоука, — ибо её обслюнявил сам несостоявшийся Принц Старкхэйвена. Руку тоже не мой, — едко добавил он. Себастьян немедленно выпрямился. Хоук стоял рядом с матерью и насмешливо глядел на него. В его взгляде почудился вызов. — Не слушайте моего сына, — Лиандра попыталась учтивостью сгладить грубость. — Если не ошибаюсь, то вы Себастьян, младший из принцев Старкхэйвена? Себастьян кивнул. — Знакомство с вами большая честь, — продолжила она. — Примите также и мои соболезнования. Пускай я лично и не знала вашу семью, но слышала о ней только самое лучшее. — Благодарю, миледи. Вы очень любезны. — Теперь он просто церковный брат, — снова встрял Хоук. — Тебе вовсе нет нужды рассыпаться в любезностях, мама. — Путь, достойнее многих, — осадила его Лиандра. — С великим удовольствием исповедуюсь у вас, преподобный брат. Я вспомнила, что видела вас на службах. Однако в последние недели вы лишь изредка появлялись там. Как ваше здоровье? — Благодарю, миледи Лиандра. Всё благополучно. Не стоит беспокоиться. В последнее время у меня появилось много иных обязанностей. — К тому же и преподобным братьям иногда нужен отдых, — проговорила подошедшая Изабела. Себастьян мог гордиться собой. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Пиратка прильнула к Хоуку и незаметно для него и Лиандры подмигнула Себастьяну. — Всем детям Создателя нужен отдых, — мягко улыбнулась Лиандра. — Тем ценнее, что вы выбрали нашу компанию, преподобный брат. — Простите, миледи, но я пришёл не за этим… — Кстати, да, — перебил Себастьяна Хоук, — зачем ты пришел? Я тебя не приглашал. — Гаррет, вовсе не за чем грубить нашему гостю, — нахмурилась Лиандра. — Прошу простить моего сына, преподобный брат. — Ваша учтивость, леди Лиандра, может соперничать лишь с вашей красотой, — проговорил Себастьян, всеми силами сохраняя невозмутимость. — Создатель — великий пример милосердия, и слугам Церкви должно следовать Его примеру, — он посмотрел на Хоука. — Я ищу Варрика, Хоук. — Этот гном совсем распоясался, приглашая в мой дом кого попало, — начал было Хоук, но внезапно на его лице появилась гримаса неудовольствия. — Демон, Фу! Пошёл прочь! — прикрикнул он на вцепившегося в его рукав расшалившегося мабари. — Прошу меня простить, миледи, — обратился Себастьян к матери Хоука, воспользовавшись тем, что тот отвлёкся на возню с псом. — Вы доставили мне большое удовольствие нашей беседой. — И вы доставили мне большую радость, брат Себастьян. Себастьян желал как можно скорее покинуть неприятную компанию Хоука и избежать опасных для него тем, будь то скользкие намёки Изабелы или его нечастое посещение церковных служб. Поклонившись напоследок Лиандре, он направился к Фенрису, размышляя о том, что недавно случилось в «Цветущей Розе». Тогда Изабела помогла ему избежать огласки, но для чего? Чтобы глумиться и шантажировать после? Не разболтала ли она всё своему любовнику, раз он так рьяно принялся оттачивать на Себастьяне своё остроумие? «Нет, — тут же отмёл он эту мысль. — Если бы Хоук знал о произошедшем, то всего парой шуточек я бы не отделался». Фенрис встретил Себастьяна слегка затуманенным взглядом и отсалютовал ему пустой бутылкой: — Не ожидал, что ты будешь здесь. — Я тоже, — не стал лукавить Себастьян, гадая, всё ещё сердится его друг или уже сменил гнев на милость. Фенрис не стал продолжать разговор, вновь приложившись к бутылке. Несколько долгих минут они провели в молчании. За это время Себастьян успел кивнуть Карверу и Мерриль в знак приветствия, отметить румянец капитана стражи и руку её подчинённого, покоящуюся на её плече, и, самое важное, поймать взгляд Варрика. Тот еле заметно кивнул, что заметил его, и как ни в чём не бывало продолжил рассказ. Себастьян понял, что ему придётся ждать. — Я… — начал вдруг Фенрис и замолчал. Себастьян не стал торопить его, давая время и возможность высказаться. К тому же сейчас верно выстроить свои мысли Фенрису мешала изрядная доля алкоголя. — Я подумал над твоим предложением, — наконец проговорил он. — Я согласен. — Хорошо, — ответил Себастьян. — Приходи завтра сразу после утренней службы, если у тебя нет других дел. Фенрис кивнул и с мрачным выражением лица потянулся за новой бутылкой. Слушатели Варрика тем временем разразились громким хохотом, среди которого колокольчиком звенел смех эльфийки. — Так Хоук и обрушил скалу на ту огромную тварь, — заключил Варрик. — Отличная вышла бы история, — проворчал Карвер, обнимая Мерриль за талию, — если бы в ней не было столько отведено моему брату. — Когда прикончишь дракона, Хлюпик, может, и про тебя что-нибудь сочинят, — самодовольно улыбающийся Хоук, сопровождаемый Лиандрой и Изабелой, приблизился к компании. — Только моя история не будет приукрашена цветистым враньём. — Только удручающим фактом твой неизбежной кончины. — Хвала Создателю, вы оба живы и здоровы, — оборвала Лиандра зарождающуюся ссору братьев. — Я предлагаю всем выпить за моих сыновей. Бодан, будь так любезен, принеси нашим гостям ещё вина. Себастьяна ничуть не волновали взаимоотношения в семье Хоуков. Он не сводил глаз с Варрика и наконец дождался момента, когда тот подал ему знак. Сославшись на то, что ему необходимо немедленно записать главные моменты только что рассказанной им истории, Тетрас направился в библиотеку. Себастьян, перекинувшись несколькими словами с Карвером и Мерриль, проследовал за ним. — Проходи, Певчий, — проговорил Варрик, едва он вошёл. Гном и вправду скрипел пером, выводя на пергаменте слово за словом. Непонятно было, действительно ли он записывает недавнюю историю или пишет нечто иное, предназначенное для своего нынешнего собеседника. Себастьян подошёл ближе и сделал вид, что рассматривает книги на резных полках. — Я получил твоё послание. Что ты узнал? Волнение затопило Себастьяна. В эту самую минуту ему показалось, что Варрик сейчас откроет ему имя убийцы. — Вижу, что получил, — усмехнулся гном. — Признаться, не ожидал, что ты примчишься сюда как одержимый. Но раз пришёл, то слушай. Наш общий Друг нашёл того, кому известны подробности о твоём деле, — Себастьян открыл рот, чтобы тут же задать вопрос, но Варрик предостерегающе поднял палец, — какие неизвестно. Осведомитель находится в Старкхэйвене. И настаивает на личной встрече. Личная встреча? Себастьян поспешил отвернуться от Варрика. Блуждая невидящим взглядом по корешкам книг, он принялся гадать, кто бы мог желать встречи с ним. Возможно, это кто-то из дворцовой прислуги? Или Старкхэйвенская знать решила связаться с ним? Но почему сейчас? Правление Горана пришлось им не по вкусу? Или же всё это искусно расставленная ловушка? — Знаю о чём ты думаешь, Певчий, — подал голос Варрик. — Но друзьям Рыжей Дженни можно доверять. Впрочем, поступай как знаешь. Но если решишься, то ехать придётся в ближайшее время. Есть информация, что через несколько дней могут перекрыть фарватер. Себастьян сфокусировал взгляд на золотом тиснении переплёта одного из томов, не вчитываясь в название. Причины закрытия гавани его совсем не интересовали, скорее всего Наместник опять поднял налоги или что-то не поделил при заключении торговых соглашений с другими полисами, а вот решение, которое ему предстояло принять, заставило его сердце барабанным боем биться о грудную клетку. В любом случае требовалось всё хорошенько обдумать. — Спасибо, Варрик, — он приблизился к столу, за которым сидел его собеседник, и опустил на его поверхность мешочек с монетами. — Передай Другу мою благодарность. — Всенепременно, — отозвался тот, вернувшись к своему занятию. В задумчивости Себастьян вышел из библиотеки. Сколько он не был в Старкхэйвене? Со смерти Кристиана? Тогда ещё он разругался с Раймундом, хотя совершенно не намеревался затевать ссору. Воспоминания о братьях кольнули грустью и сожалением. Что за семья была у них, если общие беды лишь разобщали их? От грустных дум его отвлекло оживление, царившее в гостиной. Все приглашённые, кроме Фенриса, как и прежде потягивавшего вино в своём углу, собрались у выхода в прихожую, где несколько человек пытались протащить в проём отрубленную голову дракона. Себастьян застыл в изумлении, глядя на останки поверженного чудовища. Наверняка при жизни дракон был огромен, раз одна его голова занимала больше половины дверного проёма. Как за столь краткий срок удалось изготовить чучело, ведь по слухам Хоук убил дракона буквально на днях, оставалось загадкой. Скорее всего тут не обошлось без магии. Дракон выглядел как живой и будто бы готовился проглотить неугодных своей зубастой раззявленной пастью. Жёлтые как у кошки глаза, по виду выполненные из драгоценного камня, сияли голодным блеском. Чешуя приглушённого зеленовато-лазурного цвета покрывала морду дракона и часть костяных наростов по бокам. Они-то как раз и не пролезали в дверь. По совету капитана Валлен драконью голову перевернули на бок, но теперь в проём не проходили рога. — Зачем это нужно, Гаррет? — услышал Себастьян слабый голос Лиандры, и ему стало искренне жаль эту милую женщину. — Это трофей для устрашения, мама, — ответил ей Хоук. — Мы будем знакомить с ним тех, кто посмеет меня не любить. — Просто ты не можешь прожить ни дня без самолюбования, — заметил Карвер. Себастьян был с ним совершенно согласен. Но принимать участия в творящемся безумии ему не хотелось. Напротив, ему не терпелось как можно скорее покинуть поместье Хоуков, чтобы в одиночестве поразмыслить над свалившимися на него сведениями. — Прошу прощения, — обратился он к гному-слуге, — не знаю вашего имени. — Бодан, мессир, — ответил тот, озабоченно поглядывая на драконьи рога, находившиеся в опасной близости от висевшего на стене гобелена. — Скажите мне, Бодан, существует ли иной выход из поместья? Мне нужно уйти. — Чёрный выход на кухне, господин. — Благодарю. Скорым шагом Себастьян направился к кухне, но, войдя внутрь, обнаружил того, кого меньше всего желал встретить. Натаниэль, кажется, тоже не особенно был рад его появлению. Во взгляде, направленном на Себастьяна, мелькнуло отчётливое неудовольствие. Но Натаниэль предпочёл не удостаивать его излишним вниманием и вновь перевёл взор на своих собеседников, Андерса и Огрена, в отличие от своего товарища решивших поприветствовать нарушителя их уединения. — Ты! — прогремел Огрен и икнул так оглушительно, что Себастьян едва не вздрогнул. — Как его там?.. — озадаченно взглянул он на Андерса. — Себастьян, пустоголовый ты бурдюк, — пояснил тот, кивая в знак приветствия. — Зато я н… не ношу юбки, — заплетающимся языком огрызнулся Огрен. — Не дыши в мою сторону, — поморщился целитель, — и придумай уже что-нибудь новое. — Глядишь, скоро и сиськи в… — Огрен вновь пьяно икнул, — вырастут. — До твоих мне ещё далеко. Себастьян слушал их перепалку вполуха, не сводя глаз с Натаниэля. Тот, в свою очередь, тоже не спешил принимать участие в беседе, отмалчиваясь и стараясь не глядеть в его сторону. — Вот у кого были сиськи, так это у Фельзи, — с тоской вдруг вздохнул Огрен. — Бывало сожмёшь… — со слезой в голосе продолжил он, — в кулак не помещаются! — Ну-ну, — Андерс сочувственно похлопал его по плечу, в глазах Огрена и правда блеснули слёзы, — куда подевался наш непоколебимый бронто? Может, она ещё вернётся. Фельзи была единственной, кто могла выносить твою вонь. — Думаешь? — с надеждой спросил Огрен. — Уверен. — За сиськи! — вдруг громко провозгласил гном. — И тех, кто даёт нам их мять! Завершив тост, он залпом опрокинул свою кружку. Себастьян, поневоле наблюдавший за перетеканием эля в бездонную гномью утробу, отметил про себя, какое точное сравнение с бурдюком подобрал своему товарищу Андерс. Допив эль, Огрен смачно рыгнул и звучно опустил кружку на стол. — Вот теперь хорошо… Стоп! Н-нет… не… Он слегка побледнел и покачнулся. Андерс и Натаниэль синхронно подхватили его под локти. — Пойду выведу его на свежий воздух, пока он не заблевал весь пол, — со вздохом сказал Андерс. — Хоук спасибо не скажет. — Я помогу, — проговорил Натаниэль. — Тоже считаешь меня мимозой в юбке? — беззлобно усмехнулся Андерс. — Спасибо, я справлюсь. Покрепче обхватив могучую руку гнома, целитель повёл его к двери в дальнем углу кухни. Натаниэль дёрнулся в ту же сторону, будто бы, невзирая на слова Андерса, хотел уйти следом, но остановился, снова замер и уткнулся взглядом в полупустой кубок в своей руке, словно напиток в нём был единственной вещью, интересующей его в данный момент. — Какими частыми стали наши встречи, Натаниэль, ты не находишь? Себастьян не скрывал иронии. Теперь, когда он остался со своим соперником один на один, не было нужды скрывать эмоции, которые и без того рвались наружу, сметая все мыслимые барьеры. — Не ожидал встретить тебя здесь. Сегодня Себастьян уже слышал от Фенриса подобную фразу, но из уст Натаниэля она прозвучала как вызов. — Трусость — отнюдь не мой главный порок, Натаниэль. В глазах Хоу мелькнул гнев, но через мгновение он всё же отвёл взгляд, будто бы соглашаясь со словами Себастьяна. И это разъярило того ещё больше. Ведь это означало, что Натаниэль так и не нашёл сил признаться Элиссе, скрыв гнусную правду. — Так что же, наш храбрый Серый Страж всё-таки испугался? — Тебя это не касается. — Это решать не тебе. — Оставь её, Себастьян. У тебя нет права осуждать меня. Она всё для меня. Я знаю её с рождения. Мы вместе росли, вместе испытывали боль и разочарования, поддерживали друг друга и защищали, смеялись и плакали. Я наблюдал, как она растёт, как из девчонки-сорванца становится прекрасной девушкой. Забудь о ней. — Забыть? — прошипел Себастьян вне себя от гнева. — Ты предатель и трус, недостойный даже смотреть в её сторону! Вся твоя любовь не стоит гроша. Все слова — пустой звук. Если бы ты действительно любил её, как убеждаешь меня, то рассказал бы правду в тот же миг, когда она стояла перед тобой, обливаясь слезами, на Глубинных Тропах. Да, я всё видел и слышал. Не стоит меня недооценивать. Я уверен, у тебя были сотни возможностей признаться, но ты выбрал ложь и этим предал её снова. — Если во мне и говорит трусость, — Натаниэль с силой сжал кулаки, — то от того, что я боюсь ранить её снова. После всего того, что ей выпало. Ты хочешь поиграть в благородство, Себастьян? Открыть ей глаза и вновь выколоть их правдой лишь потому, что, вспомнив давнее соперничество, возомнил, что она интересна тебе? Ты настолько изнемогаешь от скуки в Церкви, что готов найти любую причину, лишь бы развеять свою тоску. Оттого и пошёл на Глубинные Тропы. Оттого и выдумал себе чувства, которые на самом деле не что иное, как средство борьбы с унынием. Ты убедил себя, что радеешь о её благе, а на деле принесёшь ещё больше страданий. Себастьян зло рассмеялся: — Как ловко лжец судит по себе, клеймя всех вокруг лгунами и выдумщиками. Так ведь гораздо проще, Натаниэль? Проще справляться с виной и осознанием собственного ничтожества. Ты не способен даже на правду ради той, кто, как ты говоришь, так дорога тебе. И очень скоро она поймёт это. Надеюсь, что куда раньше, чем ты уберёшься из города. — Я остаюсь. — Неужели на Глубинных Тропах разом сдохли все порождения тьмы? Или же танцы в «Висельнике» внезапно освободили тебя от твоего долга? — Это не должно тебя волновать. Теперь она моя и… — Твоя?! — ослеплённый яростью, Себастьян шагнул к Натаниэлю. — Моя. И душой и телом. Это заявление стало последней каплей, последним рубежом, что пал под напором ярости. Кровь бросилась Себастьяну в голову. Всё вокруг будто заволокло туманом, оставив лишь бледное лицо Натаниэля, смотревшего на него с ликованием и даже торжеством. Себастьян подлетел к нему в один миг, будто дикий зверь, настигнувший добычу, только и жаждущий шанса вонзить зубы в горло врага. Схватив Хоу за плечо, он ударил его в лицо, вложив в этот удар весь свой гнев, тяжесть бесконечных дней, злость, что душила его денно и нощно. Наконец она вырвалась на волю, чтобы явиться во всей красе, во всей силе и неизбежности. Не ожидав нападения, Натаниэль отшатнулся, но устоял на ногах, опершись рукой о край стола. Подвернувшаяся под его ладонь миска с зеленью перевернулась и опрокинулась на пол, усеяв пол изумрудным ковром. Не давая противнику опомниться, Себастьян вновь сократил дистанцию, намеренно метя в лицо. Однако в этот раз Натаниэль увернулся, и удар пришёлся ему по рёбрам. Через мгновение уклоняться от его контратаки пришлось уже Себастьяну. Отшатнувшись на миг, в следующий он снова бросился к Хоу, с рывка ударив того плечом в грудь. Сочный хруст стеблей под ногами сменил грохот бьющейся посуды, когда Натаниэль с размаху впечатался в шкаф с кухонной утварью. На головы им посыпались чашки, горшки и тарелки. Совсем рядом с местом, где они сцепились, просвистел и разлетелся вдребезги большой пузатый расписной кувшин. Натаниэль отбивался, пытаясь вырваться. Себастьян не давал ему этого сделать. Несколько долгих секунд они боролись, нанося друг другу слабые удары, тяжело дыша и теряя силы. Лицо Натаниэля перекосило от ненависти. Впрочем, и Себастьян ненавидел его сейчас не меньше. Оба они были соперниками, оба любили одну и ту же женщину, оба хотели быть с ней, истово желая, чтобы другой по меньшей мере сгинул в Бездне. В последний раз ненависть такой силы охватывала Себастьяна тогда, когда он узнал, что его мать сотворила с Клариссой. Однако, в отличие от матери, Натаниэль Хоу не стоил и капли его жалости. В какой-то момент тот изловчился и что есть силы пнул Себастьяна, сумев вырваться из его хватки, но ему уже было плевать на боль. Он вновь рванулся к Натаниэлю, сбив его с ног. Град ударов, что он обрушил на своего противника мгновением позже, стал средоточием его ярости, её наивысшей точкой. Натаниэль стоял между ним и Элиссой. Именно в нём крылась причина того, что они ранили друг друга снова и снова при каждой встрече. Себастьян совершенно забыл, что и сам виновен во многом. Ему казалось, что Натаниэль — источник всех их бед, что безудержным шквалом ударов, от которого тот почти не успевал закрываться, он мстил не только за свою иссушающую боль и злость, но и за все страдания Элиссы, которые Хоу причинил ей. Себастьяна охватило мрачное удовлетворение, когда его кулаки и лицо Натаниэля одновременно окрасились кровью. В эту секунду он как никогда понимал Фенриса, вырывающего сердца у слуг своего мучителя. Ничто сейчас не казалось ему более правильным. Со стороны входа в кухню вдруг послышался звонкий вскрик, а после раздались громкие аплодисменты. — Вот это я понимаю, слуга Создателя, — Себастьян узнал бы ехидный голос Хоука где угодно. — Такой преподобный брат мне по душе. Пожалуй, в следующий раз возьму убивать дракона именно тебя. — Хоук, да что с тобой?! — возмущенно воскликнул кто-то, кажется капитан стражи. — Кто-нибудь помогите мне их разнять! Себастьян почувствовал, как его оттаскивают прочь. Он дёрнулся, но хватка была на редкость крепка. Бросив взгляд на обхватившие его руки, он разглядел клейма Фенриса. Напротив Авелин и Карвер подняли с пола Натаниэля, чьё окровавленное лицо доставило Себастьяну ещё несколько приятных мгновений. — Смотри-ка, Веланна, — прозвучал неожиданно со стороны чёрного хода женский голос, сухой и хлёсткий, как щелчки бича, — кто-то вместо меня задал трёпку нашему констеблю. Себастьян окинул взором его обладательницу — незнакомую эльфийку с коротким пшеничным ёжиком вместо волос и кривым шрамом, пересекающим лицо от левой брови до подбородка, против обыкновения, не уродовавший её, а скорее добавлявший жёсткости, как закалка клинку. Она будто бы излучала скрытую угрозу. Чуть позади неё находилась ещё одна эльфийка, цветом волос похожая на первую, но на этом их сходство заканчивалось. В отличие от той, глядящей скорее с насмешливым любопытством, эта была преисполнена презрения. Обе незнакомки были одеты в цвета Серых Стражей. — Это ещё кто? — Хоук наконец удосужился заметить незваных гостей. — Сегодняшний вечер полон неожиданностей. Может, повесить драконью голову перед входом? — От этих гостей данный способ вряд ли убережёт, — проговорил Андерс, появляясь из чёрного хода, за ним, пошатываясь, семенил Огрен. — Это Энасалин Табрис, Хоук. Убийца Архидемона. Победительница Мора. Командор Серых Стражей и Героиня Ферелдена. — Сколько титулов, — насмешливо прищурился Хоук, вцепившись взглядом в Героиню Ферелдена, — боюсь, всё мне не запомнить. — И незачем, лапочка. У этой прелести много иных талантов, — проворковала Изабела, выходя из-за спины Хоука. — Ну, здравствуй, Изабела, — криво усмехнулась Табрис. — Приятная встреча. — Не такая, как прошлая. — Яйца Создателя, — выругался неожиданно Андерс, — что у вас здесь случилось? Он решительно двинулся к Натаниэлю. Себастьяна вовсе не интересовала творящаяся вокруг болтовня, хотя нельзя было не заметить, что Изабелу и Героиню Ферелдена связывает нечто большее, чем просто старое знакомство. Его взгляд был прикован к Натаниэлю, чьё лицо побледнело ещё сильнее. Казалось, он не замечает движений Андерса, внимательно осматривающего его раны. Взор, которым Хоу глядел прямо перед собой, словно потух, а сам он будто бы обмяк в руках держащих его людей. Себастьян более не ощущал к нему недавней жгучей ненависти и жалел не о том, что сорвался, а что все присутствующие стали тому свидетелями. Он попытался стряхнуть с себя руки Фенриса, но даже не смог пошевелиться. — Пусти, Фенрис. Наверное, нечто в его тоне подсказало Фенрису, что можно разжать железные объятия. Не глядя ни на кого, Себастьян подошёл к Лиандре, с немым ужасом и удивлением взиравшей на происходящее, и слегка поклонился ей. — Простите, миледи, за то, что вам пришлось это увидеть. Леди Лиандра вымученно улыбнулась, протягивая ему руку. Едва коснувшись её губами, Себастьян направился прочь, к чёрному ходу, не жалея больше быть участником этого представления. Героиня Ферелдена не стала его останавливать, лишь проводила заинтересованным взглядом. Чёрный ход вывел его в переулок. Сумрак уже успел затопить узкую улочку чернильно-синей темнотой, превратив в тоннель на подобие тех, что рыли порождения тьмы на Глубинных Тропах. Себастьяна передёрнуло. Он поспешил скорее выбраться из проулка, двигаясь скорым шагом к надёжному свету фонарей. Вынырнув из темноты, Себастьян и сам не заметил, как ноги понесли его к Нижнему городу. Мысли бежали впереди, раздирая сердце одним единственным вопросом: «Знала ли ты о предательстве Натаниэля, когда отдавалась ему?» Себастьян старался не представлять их близость, но навязчивые образы против воли вставали перед его глазами, наполняя нутро ядовитой отравой. Совершенно забыв о том, что Элисса ничем ему не обязана, он шёл к ней за объяснением, а может быть, и для того, чтобы ранить так же сильно, как был ранен сам. Он поднялся по лестнице и замер возле двери. Свет едва пробивался из узкой щели под дверью. Её лачуга ничуть не изменилась. Осталась такой же жалкой, как и была. Только две доски в двери были светлее остальных. Себастьян занёс руку и замер. Прошлое яркой вспышкой факела в ночной тьме ослепило его внутренний взор. Воспоминания предстали перед ним в мельчайших подробностях: его едкие слова, полные нескрываемой желчи; её горящий гордый взор и едва заметно дрожащий голос; поцелуй, волнующий и безумный, неотвратимый, подобно горной лавине. Слабый свет вдруг погас, закрытый тенью. Послышался собачий лай. — Клык? Кто-то пришёл? Услышав голос Элиссы, Себастьян затаил дыхание, не в силах даже пошевелиться. Мабари всё продолжал лаять, а он с каким-то болезненным наслаждением вслушивался в её легкие шаги. Когда отворилась дверь, он кажется лишился и дара речи. — Себастьян?! На её лице было написано такое искреннее изумление, что сперва Себастьян растерялся, позабыв, ради чего он устремился сюда. Ради Элиссы. И вот она стояла перед ним, недоуменно взирая на него, даже не догадываясь, зачем он сюда явился. Но почему она так удивлена? Та, что отдалась Натаниэлю, едва он возник в её жизни. Может, его прихода она и ждала поздним вечером? Себастьян скрипнул зубами. Обида и ревность вскипели в нём с новой силой. Губы изогнулись в наглой усмешке, заставив Элиссу нахмуриться. Как и всегда, увидев его, она напряглась, насторожилась, словно ожидая удара. Себастьян мысленно усмехнулся, но в этой усмешке было полным полно горечи. Такими и были их встречи — жестокими ядовитыми укусами. — Добрый вечер, миледи, — ехидно произнёс он. — Прошу принять мои извинения за то, что вторгаюсь к вам в столь поздний час, но у меня возникли некоторые вопросы, на которые я хочу получить ответы, безотлагательно и непременно. Глаза Элиссы недобро блеснули, предостерегая его от дальнейших слов. Но жребий уже был брошен, яд копился на языке, растекаясь словами. — Вы заблудились, преподобный брат? Церковь в другой стороне. И кто вы такой, чтобы требовать от меня ответов? Мой исповедник? Не думаю. Себастьян мысленно отметил, как ловко Элисса отбила его удар. Но разве это могло удержать его? Слишком свежо было воспоминание о произнесённых Натаниэлем словах, что подстёгивали его желание ужалить сильнее. — Вы уверены, миледи? Исповедник сейчас никому бы не повредил. На этот раз удар достиг своей цели. Как и в тот раз. Щёки Элиссы вспыхнули ярким румянцем, в глазах блеснули злые слёзы. — Да как ты смеешь, — выдохнула она голосом полным боли, такой пронзительной, что Себастьян будто бы сам ощутил её. — Кто дал тебе право говорить мне всё это?! Эти слова похлеще ушата холодной воды окатили его с головой, в миг отрезвив разум. Ещё не так давно он осознал свою любовь к этой девушке и вот снова стоит на пороге её дома, изливая яд, вместо того, чтобы поведать о своих чувствах.Но как он может говорить о них ей? Говорить тогда, когда она сама отдалась Хоу. Человеку, который знал об убийстве её семьи. И сейчас был самый удачный момент, чтобы сообщить об этом. Но чтобы значили эти слова для Элиссы? Да, они откроют ей правду, но ранят сердце, оставив в нём зиящую дыру, которую ничто не восполнит. И это обречёт её на новые страдания. А значит не зря Хоу удерживал всё в тайне. Но какое он имел право воспользоваться слабостью Элиссы? Как мог поступить так бесчестно? Ярость, что грозила окончательно выплеснуться на Элиссу, вновь обратилась к Натаниэлю, но слова уже были произнесены и невозможно было повернуть время вспять. Себастьян мигом растерял всю свою браваду. — Элисса, я… Это было столь жалкой попыткой, что лишь вновь разозлило его. Но в этот раз причиной злости стал он сам. — Убирайся, — глухо отозвалась Элисса. — Элисса, прошу, выслушай меня. — Достаточно! — воскликнула она. — Хватит с меня унижения и оскорблений. Катись обратно в свою церковь, Себастьян Ваэль! Категоричность девчонки Кусланд была ожидаема, но в тоже время каждый раз выводила из себя. — Я никуда не уйду, пока ты не выслушаешь меня! Элисса, это очень важно, прошу… Себастьян думал, что уже видел её в гневе, но как же он ошибался. Казалось, что взорвался вулкан и бурный поток лавы неудержимо несётся вниз по склону. — Как ты посмел явиться сюда?! Как смеешь просить выслушать, после всего того, что наговорил?! После Глубинных Троп тебе вдруг стало дело до моей жизни?! Или тебе настолько опротивела твоя собственная, что ты стремишься разрушить чужие? Убирайся, Себастьян! Исчезни! Служи Создателю! Сгинь на дне Бездны! Но не смей больше никогда… Слышишь? Никогда возвращаться сюда! Голос Элиссы гремел подобно грому, по щекам катились слёзы. Недоумевающий Клык скулил у ног. Себастьян со смешанными чувствами глядел на неё. Хотелось накричать в ответ, схватить её за плечи и как следует встряхнуть, но в тоже время сжать в объятиях и никогда не отпускать. И последнее казалось самым верным. Пусть она ударит его, пусть наорёт — плевать. Лишь бы не видеть столько боли в её глазах, не слышать этого отчаянного крика. Не дав ей времени на раздумья, в одно мгновение он шагнул к ней и, протянув руки, крепко прижал к себе. Пусть делает, что хочет: кричит, брыкается, но больше он не отпустит её. От неожиданности Элисса замерла на миг, и Себастьян чуть отстранился, заглядывая в её глаза, в которых плескалась боль, все лишения и испытания, что довелось испытать ей. И именно осознание этого впилось в сердце острым жалом. Если бы он мог, то забрал бы всю её боль себе. Но разве это было ему под силу? Тому, кто сам вновь и вновь наносил новые раны. Но если он не сможет забрать её себе, то хотя бы сможет разделить её вместе с Элиссой. То ли проведение, то ли злой рок вновь и вновь сталкивал их лбами, словно желая посмотреть, что же произойдёт. Словно насмешка Создателя, их судьбы были похожи, у обоих отняли семью, и в каждом кипела жажда отмщения, но в тоже время и безмерная боль, упрямо скрытая от всех в глубине души. И как никогда Себастьян отчётливо ощущал, что за бездонная пропасть отчаяния может поглотить Элиссу, узнай она о тайне Хоу. Пока она вновь не оттолкнула его, наградив пощёчиной, он накрыл её губы своими. Этот поцелуй не был похож на их предыдущий. Он был безмолвным обещанием, приятием, полнившимся разделённой болью. Её губы были солёными на вкус, но столь же нежными и желанными, как в прошлый раз. Себастьян закрыл глаза, отдаваясь моменту, но в следующее мгновение раздался знакомый голос. — Ваэль, отойди от неё. В то же мгновение Элисса оттолкнула от себя Себастьяна. Ещё несколько долгих секунд он удерживал её полный страдания, страха, злости и изумления взор, прежде чем повернуться и встретиться с угрожающим ледяным взглядом Натаниэля Хоу.***
— Вы звали меня, ваша милость? — Всё верно, дитя. Проходи. Садись. Джанет смиренно склонила голову, покорно проследовав к указанному ей месту. Она догадывалась, о чём старуха поведёт разговор. Пронырливые церковные сёстры уже давно донесли Верховной Владычице о неподобающем поведении одной из служительниц Создателя и Его Невесты. Джанет лишь размышляла, насколько далеко её отошлют на этот раз. Но это не пугало. Один раз она уже нашла способ вернуться. Найдёт и снова. — Ты знаешь, о чём я хочу поговорить с тобой, дитя? — Да, ваша милость. Отпираться было бесмыссленно. Джанет пристыженно опустила глаза, изобразив на лице крайнюю степень раскаяния. «Может заплакать? Нет. Ещё рано. Чуть позже». — Подобное поведение в стенах церкви является преступным… Джанет терпеливо слушала её брюзжание, рассматривая свои сложенные одну на другую ладони, любуясь длинными пальцами, ровными ногтями и белизной кожи, за которой она не уставала ухаживать, поддерживая мягкость и нежность бальзамами, привезёнными из самого Вал Руайо. Смысл слов старухи был ясен, как и неизбежность наказания, что последует дальше. –… если конечно, не происходит вне этих стен. — Ваша милость? Джанет не поверила своим ушам и, оторвавшись от созерцания рук, подняла на Эльтину полный любопытства взгляд, стараясь казаться изумлённой и непонимающей. — Как много тебе известно о Старкхэйвене, дитя? — Один из крупнейших полисов Вольной Марки… — будто перед учителем начала было Джанет, но Верховная Владычица оборвала её жестом. — Известно ли тебе, что происходит там сейчас? Джанет отлично знала, что там творится. Когда она находилась в Орлее, одной из главных сплетен, обмываемых до мельчайших подробностей, было кровавое убийство Ваэлей. Приход к власти единственного оставшегося в живых наследника тоже не остался без внимания, но куда сильнее всех будоражили детали убийства, переходившие из уст в уста и обраставшие жестокими домыслами. Когда-то именно принадлежность к правящему роду Старкхэйвена, как и желание познать не напрасно ли бывшего младшего принца считают одним из искуснейших любовников Вольной Марки, привлекли её к Себастьяну. Ещё до того, как она впечатлилась его красотой и отведала вкус поцелуев. Но зачем старуха спрашивала об этом её? — Известно, ваша милость. — Хорошо, — кивнула Эльтина. — Известно ли тебе, что единственный законный наследник трона находится здесь, в Киркволле, под присмотром Создателя, Его Невесты и нашим? — Да… Но как же… Джанет пребывала в смятении. Старуха говорила о Себастьяне. Прочила его в правители Старкхэйвена, но трон Принца был уже занят его двоюродным братом, а сам Себастьян принёс обеты служения Создателю. Впрочем, последнее было сомнительным аргументом. Опыт Джанет доказывал то, что подобные клятвы среди церковных служителей нарушаются сплошь и рядом, правда по большей мере негласно. — Сейчас он находится на распутье, дитя, — продолжала тем временем Эльтина, — и всё указывает на то, что он выберет иной путь, нежели тот, на котором стоит сейчас. Теперь Джанет действительно была удивлена. Нет, мало того, обескуражена, как девица, впервые лицезреющая мужское достоинство. Старуха намекала на то, что Себастьян действительно может стать Принцем и, более того, хочет этого сам. — Ему понадобятся… Эльтина сделала паузу, призывая Джанет закончить за неё фразу. Та застыла, лихорадочно соображая, кто мог бы пригодиться Себастьяну на пути к трону. Барды? Сторонники? — Соратники? — наконец неуверенно произнесла она. — Друзья, — со вздохом проговорила Эльтина. — Те, кто направят и вовремя подскажут верные решения. Ты можешь стать одним из них. Джанет, окончательно утратив свой виноватый вид, с изумлением воззрилась на Верховную Владычицу. Та напрямую предлагала ей участие в игре, не хуже той, что ведут орлесианские дворяне в просторных залах Халамширала или за плотно запертыми дверями спален. Ей полагалось стать всего лишь пешкой. Но каждая пешка при должном усердии может стать королевой, если сумеет правильно употребить свои таланты. А ими — Джанет поудобнее расположилась в кресле, гордо расправив плечи и демонстрируя пышную высокую грудь, — она обладала в избытке. — С великой радостью, ваша милость. — Я вижу, что не ошиблась в тебе, дитя. Джанет смиренно склонила голову, внутренне празднуя победу. Старая сука ещё не знает, с кем именно она связалась. Место Владычицы Старкхэйвенской церкви, а там, кто его знает, быть может, и кронпринцессы Джанет сумеет себе обеспечить. Если церковный брат сможет стать Принцем, почему бы и церковной сестре не быть Принцессой? Осталось только расположить к себе брата Ваэля, упорно бежавшего от её жарких объятий. Джанет полагала, что это старуха запугала его настолько, что он боится прогневать её, но теперь… Теперь она сможет использовать все средства! Главное правильно выбрать момент и место, где не будет лишних глаз. Джанет мечтательно вздохнула, вспомнив красавчика Себастьяна, один вид которого заставлял намокать её исподнее и стискивать бёдра от жгучего желания. — Я сделаю всё, что от меня потребуется. — Постарайся, дитя. И… проследи, чтобы твои действия больше не вызывали негодования других сестёр. Пока тебе это не слишком удаётся. — Конечно, ваша милость. В который раз за этот разговор Джанет склонила голову, спрятав довольную улыбку в низком смиренном поклоне.