Любимая сволочь

«Школа Святого Бенедикта была воздвигнута задолго до того, как тысячи крестоносцев отправились в Первый Крестовый Поход, сподвигнутые на завоевание неверных папой Урбаном II. В его стенах взращиваются молодые умы отпрысков отборных сливок общества. Закрытый пансион, ревностно охраняющий свои традиции и устои, уже не один век гордо несет звание лучшего учебного заведения не только в своем графстве, но и на всей территории Королевства Великобритании. Ревностно соблюдая основы современного общества, не желая более придерживаться изживших себя средневековых диких убеждений, руководство школы на сегодняшний день может гордо заявить, что никакой дискриминации по половой принадлежности или притеснения нет и не будет в стенах…» - Да как же, - изящная рука дотянулась, наконец, до пульта, выключая звук телевизора. Парнишка, лежавший до этого с головой под теплым одеялом, теперь с недовольной гримасой вылез, зевая и хмуро наблюдая за тем, как шевелились хорошо знакомые ему губы темноволосого парня на экране: весь из себя прилизанный чертов Патрик Льюис, ныне староста курса, первый сын Главы Совета Попечителей этого учебного заведения, и, по совместительству, 1/3 его вечного ночного кошмара. Ровно раз в месяц эти самые губы выделывают такое, что репортерам и не снилось. Светловолосый юноша, коему не так давно исполнилось, наконец, шестнадцать, потянулся, выпутываясь из толстой пижамы, которая уже добрых полгода спасала его от нетипично холодной зимы в этом году. Обычно теплые комнаты их общежития, сейчас больше напоминали вигвамы, продуваемые всеми ветрами немилостивого сырого климата. Конечно же, ему еще повезло отхватить комнату, выходящую на южную сторону здания, но старая кладка делала свое дело, не защищая должным образом от зябкой стужи. Однако Коди не поставил бы такую проблему, как микроклимат, на первое место в своем топ-листе невзгод. Скорее, он бы вписал первым пунктом самого себя. Именно, не удивляйтесь. Так уж получилось, что ему «посчастливилось» три с небольшим года назад попасть в эту элитную школу с богатым наследием, шикарной полной библиотекой, прославленными именитыми учителями, знающими свое дело (один лауреат Нобелевской премии по литературе чего стоит); казалось, чего еще хотеть внебрачному отпрыску графа, потерявшему свое состояние? Но нет же, обязательно было оказаться единственным омегой за этими высокими каменными стенами. Казалось бы, отлеживайся в горячке, да спокойно впитывай знания. Однако, иногда так случается, что во вполне ясную задачу вмешиваются странные исходные условия. Именно таким «Дано» и был молодой Льюис. И, что еще хуже, он не был одинок в своем желании испортить жизнь новенькому: его правая рука – Майкл Бейли, сводный брат по матери, и верный пес Шин Стар, всегда были тут как тут, чтобы не дать согнувшемуся пополам омеге добрести в забытье до своей одинокой кельи. Именно этот факт не просто смущал молодого «бесхозного» омегу переходного возраста, а бесил, заставлял просыпаться в холодном поту по ночам и ненавидеть самого себя, встряв в такое дерьмо по самое «не балуй». Однако, до тех пор, пока об этом никто не знал, а единицы, что краем глаза могли заметить троих альф, зажимающих омегу в подворотнях, молчали: жизнь могла продолжаться, сколь бы горькой не была. Возможно, осознание того, что никто, кроме самого Коди Эванса, не поможет – придавало какой-то силы держаться и не падать духом. Он каждое утро продолжал повторять себе: «Это всего лишь каких-то два года учебы, ты сможешь». Вообще, утренние ритуалы у миловидного и слегка женственного омеги (оно и понятно, ввиду его прямого назначения) были четко регламентированы: подняться, разлепив свои большие глаза, доставшиеся от почившей с миром матери; уделить своему телу полчаса, сделав ряд приседаний, отжиманий и наклонов; а затем исчезнуть за дверью ванной комнаты, освежая себя прохладной водой и частично сбивая усиливающийся с каждым годом природный запах свободного омеги. К сожалению, даже при учете того, что он единственный в школе такой «раскрасивый», ему было сотню раз отказано в рецепте на какие-либо подавляющие препараты, хоть плачь. Их школьный доктор, фригидный бета, наверное, просто хотел поиздеваться над ним, наблюдая, как парня скручивает ежемесячно. Чертов бесплодный урод! Но, все же, возвращаясь к реальности, светловолосый хрупкий подросток каждое утро пересиливает себя, надевая свежую белую рубашку, натягивая чересчур, по его мнению, строгую черную форму, больше напоминающую монашескую робу, и отправляется грызть гранит науки. Он пройдет по узким коридорам общежития, выйдет в большой общий зал, где раньше монахи заставляли своих послушников переписывать трактаты святых отцов при свете одинокой свечи, поднимется на два этажа выше, по привычке пересчитывая каждую ступеньку, завернет за угол и, мысленно помолившись, чтобы этот день прошел без эмоциональных потрясений, зайдет в класс, присаживаясь на свое законное место. - О, малыш Коди! Доброе утро, - всегда улыбающаяся физиономия сукина сына, час назад мелькавшая по телику, по негласной традиции слишком близко возникает перед лицом невыспавшегося блондина, а дурацкая холодная лапа ерошит его только что уложенные волосы. И как Льюис не устает делать это каждый божий день? Он бы еще понимал, если бы внимания его скромная персона удостаивалась исключительно во время гребаной течки. Но нет же, надо обязательно достать и сейчас. Классическая картинка утра: заводила Патрик, весь из себя утонченный до изысканных манер тонкокостный альфа (чья семья с жиру бесится, уже не зная, что еще скупить в их немаленьком графстве, буквально монополизировав все сферы услуг здешней области), нависает над флегматично глядящим в узкое оконце белокурым омегой, выдавая пренебрежительные витиеватые перлы собственного сочинения; в то время как его свита – «темная лошадка» Шин и братец Майкл просто наблюдают со стороны, изредка переглядываясь. К слову сказать, сводные братья больше походят на близнецов: почти одинаковый рост и телосложение, за исключением лишь того, что Майк будет чуть мускулистей да светлее, обладая куда более «британской» внешностью, чем старший брат. Староста Льюис носит свои идиотские очки Дамблдора*, которые, как он сам думает, делают его старше и солидней. Но на самом деле, это смотрится так, словно маленький ребенок порылся в вещах своей бабушки, нацепил на переносицу ее пенсне и теперь носится по дому, чтобы все родственники увидели его находку. Вспоминая же «темные дни», когда сам себя не особо хорошо помнишь, находясь будто под каким-то дурманящим наркотиком, Коди прекрасно отличал Бейли от Льюиса: не только разные фамилии делали этих ребят непохожими – худой и высокий староста оказывался куда большим садистом, нежели атлет Бейли. - Оставь ты его, Лью… - начал было примирительно Стар своим бесцветным голосом. Кажется, ему никогда ни до чего дела не было: всегда один и тот же взгляд, одно выражение лица. Складывалось впечатление, будто Шин скучает двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Брюнет со средними показателями и туманной родословной, он точно ради развлечений таскался за братьями, а в свободное время уделял внимание всему понемногу: лакроссу, легкой атлетике, гольфу или же зажимал очередную бету вне стен школы, о чем потом на утро судачила вся школа. Все учителя разводили руками, прекрасно осознавая, что парень трудится лишь в полсилы, но не могли вызвать интерес, ответную реакцию. Так же происходило в дни, когда Коди скручивала эта троица по рукам и ногам, форменно насилуя: широкоплечий брюнет просто выполнял поручения Льюиса, а затем исчезал из поля зрения, будто его и не было никогда. - Заткнись, ублюдок! Я сам знаю, когда и кого надо оставить, понял? – и без того узкие глаза старосты стали размером с прорези на коже лица, когда тот обратился к своему сокурснику. - Да ладно вам, парни, чего разгорячились? – самый крепкий из троих примирительно возвел к потолку ладони, дабы утро не начиналось с криков и ссор: и так этого хватало на школьных матчах по футболу и уроках физкультуры, коих в расписании было в большом количестве. Подразумевалось, что мальчики будут выпускать пар бегая, прыгая и соревнуясь. Но те лишь больше злились, вымещая гнев на ближних своих. - Всем доброе утро, - в класс вошел очередной их сокурсник, монотонно пробубнив приветствие, больше по привычке, нежели на самом деле имея в виду «доброе утро». Забавно было с утра наблюдать, как каждый второй идет, еще досматривая последний сон, или же заспанно почесывает в затылке. К сожалению, какими-то хорошими друзьями или приятелями у белокурого омеги не получилось разжиться: то ли альфы считали ниже своего достоинства общаться с таким, как он, то ли еще не привыкли к новенькому. Ну да, за три-то года. Во всяком случае, была парочка знакомых бет с параллельных классов, с которыми он пересекался на занятиях или же вел ни к чему не обязывающую беседу за обедом. Главное, что остальные альфы вели себя адекватно, не трогая его, лишь кидая хищные похотливые взгляды. Но хоть так – и то не плохо. Таким образом протекало каждое серое утро, переходя в обеденный перерыв, а затем уже какие-то клубные занятия, которым Эванс старался уделить как можно больше времени, надеясь стать выносливее и чуточку сильнее. Именно поэтому, как только его фамилия появилась в списке учеников этой школы, он первым делом записался на легкую атлетику. Нет, великим и могучим метателем диска, копья или прыгуном с шестом он не стал, но вот по скорости он легко мог потягаться с вполне крупными альфами, что тешило его самолюбие. В какой-то момент, наматывая круги по стадиону, блондину казалось, что если прибавить еще немного, он сможет убежать от всех своих проблем и невзгод, вырваться за пределы этих каменных исполинских стен, вздохнуть свободно, полной грудью. Но, к глубокому его сожалению, волшебные минуты подходили к концу, приходилось шагать в душ, а затем в общежитие, поскорее скрываясь за дверью, чтобы не дай боже не встретиться с адской троицей, будто следящей за каждым его шагом. *** Этот день не был исключением: да, еще со вчерашнего вечера ему нездоровилось, живот крутило, а температура подскочила. Но этого не достаточно, чтобы отказаться от возможности побегать в компании ребят из клуба, готовясь к отборочным забегам в основной состав команды. В этом году он оказался на высоте в очередной раз: прошел с третьим результатом, оказавшись позади капитана и Шина. Ну и пускай, для омеги не так уж обидно. Коди, жутко уставший, но довольный, плелся медленной поступью по направлению к студенческому общежитию, забив на водные процедуры, решив не испытывать судьбу: уж как-то не входило в его планы быть оттраханным всей сборной по легкой атлетике. - Вечер добрый, малыш Коди, - откуда-то из темноты послышался до дрожи знакомый голос одного из братьев. Его личный кошмар показался собственной персоной, выходя на свет, из проема в стене, коих в этом месте было немалое количество. Создавалось впечатление, что у монахов-строителей в прошлом было такое хобби: строить сотни обходных путей вместо одного широкого и удобного. - Чего тебе? – за старостой показались еще двое, уже знакомых блондину не понаслышке. Вместо обычных пререканий, какими парни обменивались каждое утро, юношу в тренировочной одежде, пропитавшейся его дурманящим запахом омежьего тела, втащили в злосчастный проем, затыкая рот чем-то мягким и скручивая руки за спиной чьим-то галстуком. - Будь паинькой, и это все закончится, не успеешь опомниться, - Майкл, плотоядно облизываясь, взваливает мальчика к себе на плечо, точно кило картошки, шлепая того по заду, чтобы не брыкался. «Очень бы хотелось не опомниться, но разве вы, ребята, знаете такое слово, как "хватит"?» - пронеслось в голове блондина, что он и оставил при себе, брыкаясь по инерции. *автор очень надеется, что вы не разобьете его сердце, не зная кто такой Дамблдор.