Любимая сволочь

Сегодня был определенно не его день. Уже который час он валялся, распластавшись на полу, исчерпав все запасы сил и желания отмыться от чужого запаха, мерзко застывшей спермы. Зачем? «Зачем» - очень хороший, всеобъемлющий вопрос, когда ты подошел к краю понимания не столько окружающей реальности, сколько себя. Перед глазами все еще стояли эти глаза, взирающие на него с ужасом, непониманием, презрением и брезгливостью. Некоторые даже улыбались, так же мерзко, как староста Льюис. Чтоб ему гореть в аду долго и пламенно. Коди усмехнулся про себя: надо же, его трахали при всем честном народе, а ему это даже не претило. Действительно, та еще блядь. На глаза навернулись слезы, которые парнишка и не думал сдерживать. Две струйки соленой водицы сбежали вниз, скользнув за уши, намочив взъерошенные светлые пряди. Вот уже на протяжении часа он силился перевернуться на бок и забыться сном, и каждый раз, закрыв глаза, видел эти мерзкие три лица, коим все нипочем. Мерзавцы даже не замешкались, не смутились присутствия посторонних, продолжая двигаться в нем: животные. Хотя… чем он лучше? Мозг точно отключился за ненужностью, оставив лишь постыдное первобытное желание сношаться. Причем, чем больше, тем лучше – кажется, так решило его тело, подставляясь с большим удовольствием под любого из этих трех, млея от запаха альф. В дверь кто-то вставил ключ и повернул его в замке. Странно, ему уже чудится, будто кто-то может сюда зайти? Неужели течка вообще мыслительную деятельность сводит на «нет»? Правда, привстав на локте, Коди немного успокоился, обнаружив на пороге нашего доктора, пытавшегося, видимо, делать все максимально тихо. Среднего роста молодой мужчина что-то держал в руках, бесшумно прикрыв за собой дверь, он бегло окинул взглядом прихожую, наполовину просматриваемую из небольшого зала-спальни. - Ох, прости, что без спроса, но вижу, что я тут очень кстати, - кажется, блондин впервые видел этого стрессоустойчивого человека, повидавшего благодаря ежедневным увечьям спортсменов разное, растерявшимся. С пару мгновений шатен со старомодной прической и бакенбардами помялся у входа в омежью скромную обитель, видимо, ошалев от того, в каком виде блондин предстал перед ним: помятая и кое-где запачканная в выделениях одежда, штаны, надетые наспех, в пятнах багровой крови, лицо в ссадинах, а руки в только проступивших синяках (однако, это заслуга вчерашних «игрищ»). - Коди, что они с тобой сделали? – баночка выскользнула из рук доктора, а сам он упал на колени, сгребая в объятья омегу, от чего тот лишь охнул, зажмурив глаза: все тело так и ныло. Впервые за долгие десять лет, после того, как мать Эванса почила, его вот так обнимал кто-то из взрослых: прижимая к груди и осторожно поглаживая по макушке и спине. Видимо, даже беты способны на нежность. - Как видите, док, ничего хорошего, - горько усмехнувшись и стараясь не смотреть в глаза Марти, блондин закусил губу, перебарывая жгучее желание разрыдаться прямо тут, в этих псевдоматеринских объятьях. Какая же он тряпка, должно быть, раз один единственный инцидент так выкашивает его. - Боже, это моя вина! Если бы я только был чуточку настойчивей и выбил из Совета Попечителей разрешение для тебя… - Эванс даже не ожидал, что вместо него слезы начнет лить их школьный доктор, отказавший в подавляющих ему столько сотен раз. Он беспокоился, пытался помочь? - Против двадцати альф один бета не попрет, - заключил с умным видом белокурый юноша, пытаясь выпутаться из рук доктора: все же его обостренная чувствительность могла смутить взрослого. Да и хватит на сегодня секса, наверное. - Да уж. Беты еще бесполезнее омег. В смысле, прости, - вовремя поправившись, врач покраснел, осознав свою бестактность и поспешил вернуться к склянке. – Так, для начала тебя нужно помыть. Идти можешь? - Док, откуда такая забота, да и не по запаху же вы поняли, что меня… того? – кряхтя и едва не взвыв от ужасной пронизывающей боли в заднем проходе, точно туда засунули раскаленный добела железный прут, Коди, все же встал на ноги с третьей попытки, пошатываясь и приволакивая ногу. Двигался он маленькими шажками и точно утка – переваливаясь. - Скажем так, кое-кто понял, что перегнул палку, - поддерживая своего подопечного, Марти завел мальчика в душевую кабину, начиная мыть его тело, игнорируя возгласы «я сам!» или «я уже большой!». В данный момент паренек был беспомощней слепого котенка. «Неужели Льюис испугался, что его тощей заднице не поздоровится, если папочка узнает о проделках сына?» - подумалось омеге, пока ему приказали стоять по стойке смирно и медленно поворачиваться на месте, точно он балерина из девчачьей шкатулки. Почему-то уже второй раз за день вспомнилась его обожаемая мама, которая так любила коллекционировать фарфоровых кукол, заполнивших, в итоге, всю детскую Коди. Эх, остается лишь надеяться, что матушка не видит с небес всего того, что с ним вытворяют. - А теперь ляг на живот и разведи ноги… - увидев неподдельный испуг в глазах омеги, доктор еще раз чертыхнулся про себя, осознавая, что он говорит. – Прости, наверное, намазать пораженные участки ты и сам в состоянии. Держи, – протягивая склянку с чем-то белым внутри, шатен поспешно ретировался, оставляя больного одного, пожелав перед уходом скорейшего восстановления. - Смешно, - вздохнув и открутив плотно завинченную крышечку, светловолосый парень зачерпнул немного подушечками пальцев, принюхавшись, и нанес на пятую точку. И тут из глаз полились градом слезы: кожу защипало так, что он вскрикнул, не в состоянии терпеть. Скорчившись и хныкая, омега еще с миллион раз пожелал сдохнуть этим троим неразлучным друзьям и всех их прадедам до десятого колена. *** Однако, пусть этот Бог отвадил троицу на какое-то время от его скромной персоны, самые страшные опасения мальчика сбывались с пугающей точностью: спускаясь по каменным старым лестницам, кое-где оббитым в виду частого использования, он не один и не два раза отчетливо слышал, как рядом произносили «подстилка» или «шлюха», едва ли не сплевывая при этом на пол. Ступор, в который бессрочно впал Коди, не буквально давал и крохам еды упасть в его желудок, так и простояв в первоначальном виде, оставшись лежать на подносе. Он шел, не видя, на ощупь, каждый чертов поворот находя исключительно по новым язвительным замечанием со стороны обитателей древнего монастыря. Удивительно, как быстро разнеслись слухи по школе: со скоростью вонючего ветра. Конечно, что омега мог еще ожидать после того, как его прилюдно отымели? Но щемящее чувство в груди, унизительный шепот за спиной и косые взгляды просто выбивали почву из-под ног. Это ведь не пройдет и не уляжется через пару дней, как только очередная новость из газет займет умы всей школы? Конечно нет. Два года. Еще два года за глаза будут шептаться, порицая такого, как он: распущенного омегу, которая раздвинет ноги перед любым, кто захочет. - Эй, куколка, ты сегодня вечером занят? – из задумчивости его вывел какой-то здоровяк, слишком уж близко приблизившийся к Эвансу. От такой наглости у парня даже дыхание перехватило: вот тебе и первые плоды сплетен. Такого развязного поведения раньше себе никто не позволял. Мальчишку просто игнорировали, этого было достаточно. Но приставания! - Это кто здесь куколка? Свали с прохода, - махнув рукой, все еще слабый из-за течки омега не рассчитал сил, качнувшись и едва не упав, если бы здоровый альфа не удержал его за руку, оскалившись. - Да ты же на ногах не стоишь. Вон как тебя трясет. Поди сильно хочется, а? – наклонившись и прошептав на ухо сопутствующую моменту пошлость, крепкий молодой пышущий здоровьем альфа был награжден пощечиной и обруган всеми известными нехорошими словами, что на тот момент вспомнил закипавший от злости омега. Собрав все резервные силы, Коди рванул вверх по лестнице, запахивая свой черный форменный пиджак и выходя на крышу башни старого монастыря. Как же зима была красива в своем безмолвном мертвом очаровании: слева от монастыря-крепости простирался будто бы заснувший до весны лиственный лес, замерев в белесых красках инея; повсюду снег укутал поля, что весной начнут возделываться фермерами, как и не одну сотню лет до этого крестьянами. Во всей этой безмятежности существовало лишь одно «но»: почему-то Коди ощутил, как по щекам снова текут слезы, обжигая своим теплом остывающую на холоде кожу. В голову уже не единожды за все время, проведенное здесь, постучалась эта отвратительная мысль о суициде. Каждый раз, когда сил бороться не оставалось, Эванс приходил сюда: на старую смотровую башню, любуясь красотами природы, даже если хлестал дождь или палило солнце. Жизнь вне школы казалась невероятно приятной штукой. И он хотел ее, каждый раз успокаивая себя тем, что пара лет – это всего лишь ничтожный срок, после которого он будет волен делать что угодно, наслаждаясь своим пребыванием в колледже или университете сполна. Но сегодня даже этим позитивным мыслям не удавалось приободрить Коди: сил больше не осталось. Как он справится со всем этим давлением извне, если даже сегодняшний день кажется экскурсией по памятным местам ада? Оперевшись спиной о каменную стену, белокурый хрупкий омега всхлипнул, заревев в голос, не сдерживаясь. А чего сдерживаться, если никого нет рядом? Проклиная себя и свое происхождение, он даже не заметил, как что-то зашуршало где-то вдалеке, приближаясь по направлению к нему. - Нет, с этим надо завязывать, - подойдя к краю, ученик старших классов опустил голову, посмотрев вниз: пересохший ров с камнями, обнажившимся после сотни лет без использования по назначению. Говорят, раньше, кроме рва с водой вокруг монастыря, послушники еще и кольями обносили территорию. Однако же, сейчас он был бы искренне рад броситься на частокол. Внутри что-то екнуло, когда он представил свое тело, свисающее с кольев. Конечно, не самый лучший конец его еще и не начавшейся по сути жизни, но шагнуть за край подмывало отчаянье. - Боже, неужели даже броситься вниз не хватает духу? – Коди обернулся, уцепившись за каменный выступ, вздрагивая от неожиданности. Позади, закурив, на него смотрел Шин, как обычно, бесстрастно глядя прямо в глаза. Накинув какой-то старомодный плащ, точно пересмотрев фильмы о Дракуле на досуге, Стар продолжал стоять, ни разу не смущаясь повисшей паузы. - Да пошел ты, - было видно, что брюнет говорил с издевкой, точно подталкивая к самоубийству. Хотя, какие там истинные намерения у Шина – никто точно бы не сказал. Чужая душа – потемки, без возможности нащупать выключатель. - Только не говори мне, что вчера мы перестарались, и твое нежное сердечко не выдержало такой грубости? – насмешка больно уколола по самолюбию омеги, тот с недовольным рыком прошагал в сторону альфы, так и трясясь от гнева. - Гори в аду, ублюдок! Чего я вам такого сделал, что надо мной так издеваются? Теперь вся школа только об этом и говорит, какая я грязная шлюха! И все благодаря вам, спасибо большое! – поднимающаяся изнутри истерика выливалась в единый словесный поток, вызывая у стоящего напротив темноволосого высокого бегуна лишь усмешку. - Подумаешь. Про всех когда-нибудь говорили что-нибудь нелицеприятное. Это еще не повод прыгать с крыши, - отмахнувшись, Стар и не заметил новой порции слез, хлынувшей из больших омежьих глаз. И теперь он растерялся, не зная, как успокоить парня. - Это ваша вина. Теперь все два года я буду ходить с этим отвратительным клеймом подстилки трех имбецилов, никто к такому отвратительному омеге и не подойдет! – забив кулаками по груди крепко сложенного Шина, в словесном поносе, что пробил мальца, тот даже не заметил, как альфа порывисто прижался к его губам своими, вызывая у омеги подобие шока. - Но я же подошел, - пародия на улыбку повергла Коди в еще большее удивление: когда еще представится возможность увидеть улыбающегося Шина – мистера «unemotional», как прозвали его члены команды за глаза. – как только мальчик принялся вырываться, сражаясь с обхватившими его руками, Стар с легким раздражением снова повторил поцелуй, в этот раз дольше задержавшись, прижимая к себе и продлевая облизывания, своим языком заставляя омегу приоткрыть губы и впустить его язык, сплетая с чужим. - Стар, ты, кажется, позволяешь себе слишком много, чертов извращенец, - со всей «любовью» наступив каблуком ботинка на ногу альфе, омега дождался, пока его отпихнут и замахнутся, дабы не остаться в долгу в процессе обмена любезностями, уклонившись и убегая по винтовой лестнице вниз, растворяясь в темноте, точно закатное солнце. - Вот незадача, - пошевелив пальцами, бегун поморщился, но все же остался стоять с легкой ухмылкой на губах: парень оказался не из робкого десятка, хоть и думал о суициде. – Эти братцы кого угодно сведут в могилу. Хотя, чем я лучше… - почесав в затылке, Шин недовольно отметил про себя две вещи: что парнишка невероятно вкусный на проверку, и второе – его тайное место отдыха теперь не такое уж и тайное. Раздражает.