На мосту

      Перед ним возник полицейский участок, что даже немного смутило молодого человека. Раньше он не замечал ничего подобного, все дома тянулись безликими массами, утопающими в тумане, но теперь что-то изменилось. Город, вывернутый наизнанку, казалось, обнажил свое истинное лицо. Но несмотря на творящийся кругом сумбур, в нем витала толика правдоподобности и некой, бросающейся в глаза, то тут, то там, естественности. Появились названия улиц, магазинов; все здания, мелькающие перед взглядом Генри, обрели обжитый вид и, если так можно сказать — индивидуальность. А наличие полицейского участка свидетельствовало о претензиях города на порядок.       — Какого чёрта? — непроизвольно сорвалось с его губ, а глаза удивленно блуждали, не узнавая местность.       Запутанные до этого улицы, витиевато переплетавшиеся между собой, теперь исчезли из виду. Дорога была одна и вела строго прямо, сойти же с неё не позволял обрыв, который легко можно было завидеть, едва сойдя с пути. За горизонтом же, сквозь туман и бездну, лёгким маревом намечался противоположный берег. Очертания домов и призрачный силуэт церкви загадочно притягивали Таунсенда. Но как попасть в ту часть города, он не имел ни малейшего понятия.       От нависшей безысходности парень поплёлся в полицейский участок, дорогу к которому едва освещал единственный фонарь. Минуя, полуразвалившийся и съеденный ржавчиной, забор, с кирпичными колоннами, Генри направился к зданию, фасад которого удручал своим видом. Окна с разбитыми стеклами были похожи на пустые глазницы, с крыши свисали провода, а красно-грязные оттенки искаженного города уродовали еще сильней, довершая абсурд.       Дверь легко скрипнула и молодой человек оказался внутри. Обшарпанный пол скрипел от любого движения, под ногами валялись всевозможные доски, палки, трубы. Несколько лампочек на весь огромный зал едва освещали пространство вокруг себя. Но были и плюсы — здесь не так сильно был слышен однообразно навязчивый шум. Можно было позволить себе немного передохнуть. Нескончаемый стук, похожий на бесконечный бег маленькой стрелки на циферблате часов, раздражал. Таунсенд ощущал это всем своим естеством, будто звук подгонял его, шепча между строк, что он еще чего-то не успел совершить. Хотелось спрятаться, не слышать дотошного эха, раздающегося под ногами, и раздирающего на две части. Вновь двойственность, теперь уже причиняющая чуть ли не физические муки. Генри чувствовал, будто стоит на месте, а вокруг него бушует нескончаемый поток, под названием жизнь. Подобные мысли донимали молодого человека, грызли и вводили в тоску. И дабы сбежать от них снова, парень решил отвлечься.       Он зашёл в первую попавшуюся дверь — сердце радовало любое действие, лишь бы не думать ни о чем. Помещение оказалось обычным полицейским изолятором. Всего было восемь камер с решётками, по четыре с каждой стороны, между которыми затесался узкий коридор. В глаза тут же бросилось содержимое камер, посему Генри не решился пройти внутрь. Раньше он посчитал бы это хламом, но теперь стал с опаской поглядывать в их сторону. Это были куклы, сломанные и потрескавшиеся, совершенно непохожие на предыдущих своих собратьев, что появились из ниоткуда в апартаментах. Парень сделал один неловкий шаг вперёд, дабы забыться в разглядывании пластмассового мусора, но в ответ одна из решёток, рядом стоящей камеры, отворилась. Её пронзительный скрип взбудоражил нервы и воображение Таунсенда, отчего тот остановился на полпути. Присмотревшись, молодой человек заметил, что замки на дверях отсутствуют. Этот факт ещё больше смутил его. Желание идти вглубь быстро было пресечено и парень повернул назад. Будить кошмар, что недавно затих, ему не хотелось. Выйдя из изолятора, Генри решил в последний раз окинуть взглядом странное помещение, дабы убедиться, что бояться нечего, и, наконец, отправиться своей дорогой, но что-то пошло не так. Двери камер заходили ходуном, невыносимо скрипя, а манекены, до этого смирно валяющиеся на полу, начали подниматься со своих мест, медленно двигая пластмассовыми суставами. Безликие, они тянули свои руки ему вслед, двигаясь в его сторону, кто на двух ногах, а кто на четвереньках. Таунсенда окатил ужас от увиденного, он стоял, словно парализованный, не находя в себе сил сдвинуться с места. Куклы же повылезали из своих клеток, не сдерживаемые замками, и уже нагло напирали на парня, прибавляя скорости. Опомнившись, молодой человек дёрнул на себя ручку двери, но почувствовал сопротивление с другой стороны. Манекены, не ослабляя хватки, стучались в перегородку, от чего содрогались ветхие стены, а известь и пыль сыпались с потолка. Генри схватил свободной рукой первую попавшуюся на глаза трубу, и, дёрнув дверь на себя, быстро просунул железку через ручку, сделав засов. Шум продолжал доноситься из изолятора, а дверь сходить с ума под напором. Но на этом всё не закончилось.       Из противоположного помещения, эхом раздаваясь по коридору, послышались помехи и человеческая речь. Женский плач и вопли оглушили молодого человека, свет замерцал и посыпались искры, опаляя фейерверком засыпанный хламом пол. А стук под ногами стал доноситься чётче и намного быстрее, словно часы сошли с ума. Таунсенд бросился к выходу, уже абсолютно ничего не понимая. Ему хотелось лишь вырваться из этого мира, вывернутого наизнанку.       Однако голос остановил его, так как парень узнал его обладателя.       « — Кто мог сотворить подобное?! Кто?! — вопль, нет, это был вой, что донёсся до слуха Генри, принадлежал пожилой женщине.       — Мэм, нам очень жаль. Пожалуйста, успокойтесь.       — За что?! Мой сын никому ничего не сделал! Какое чудовище могло поднять руку на безобидного мальчика?!       — Дорогая, — этот голос принадлежал мужчине, спокойный и твёрдый, но насквозь пропитанный тоской.       — Кто это сделал?! Ответьте! Вы нашли убийцу? Я хочу посмотреть этому человеку в глаза… — плачь на несколько мгновений прервал диалог. А после наступило молчание.       — Мы продолжим поиски, но я ничего не обещаю. Никаких улик найти не удалось, эти серийные убийства — настоящая загадка, — послышался скрип стула. — Сэр, мэм, прошу вас, крепитесь, нужно жить дальше, как бы не было тяжело. А теперь, прошу меня простить»       Шаги на записи постепенно затихли и звук оборвался.       — Мама…       Парень прислонился к стене, потеряно и бездумно впившись взглядом в пол. Всё вокруг для него перестало существовать, слова, что недавно разносились по помещению, теперь не выходили из головы, оглушая и парализуя. Собрав остатки сил, он направился в помещение, из которого недавно доносилась запись. Это оказался кабинет шерифа, судя по надписи на двери. Здесь взгляд Генри приковало к себе большое окно, выглядевшее таким пустым и темным на фоне белых стен. Перед ним красовался широкий письменный стол с выключенным магнитофоном и несколько стульев. Поодаль стояли стеллажи, заваленные бумагами, всевозможные полки с папками, ящики и металлический сейф, что затесался в углу у окна. Осмотревшись, Таунсенд стал перебирать документы, что были разложены на столе, не решаясь опять попасться на утку с кассетником. Но опять-таки, в его руках оказались лишь пустые листы. Не выдержав подобной насмешки, парень в гневе скинул всю бумагу на пол. Как надоело это проклятое молчание! Над ним будто кто-то издевался, другого объяснения у Генри не было. Он повернулся уже было к выходу, но тут его глаза заметили что-то темное среди белых бумаг. Присев и разворошив бумагу, парень нашел фотографию. На ней была изображена Айлин.       В этот момент с улицы донёсся звон колокола.