Наследник

-Мирон, — крикнул Смольный, вставая из-за стола, — пойду поговорю с ним. А то он чего-то сильно обидчивый сегодня… -Поговорил уже, — угрюмо сказала Елена Анатольевна, но Фёдор Матвеевич даже не услышал её. Он медленно вышел на улицу. Мирон стоял на крыльце и курил. Он бегло смотрел то на закат, то на траву и её обитателей, то на сарай с садом. Фёдор Матвеевич очень аккуратно и тихо приютился рядом: -Злой ты стал, Мирон. Тебе бы отдохнуть, съездить куда-нибудь, на моря, например. Чего ты сюда приехал? Все равно ведь…-не успел Смольный договорить как Мирон криком прервал его. -Я приехал ради отца. Ради чести. Чисти настоящего сына и настоящего человека, — ответил Мирон. -Не ори ты, надоел уже, — лился Смольный. Мирон замолчал, затем посмотрел сигарету и угрюмо посмотрел вдаль: -Могила отца далеко? -Там же где и остальные Касперские. Возле матери лежит, — грустно сказал Фёдор Матвеевич. -Пошли, — ответил Мирон и, перепрыгнув несколько ступенек, пошёл вперед. -Ну, идёте? — Мирон обвернулся и посмотрел на удивленного Смольного. -Так ты ж завтра хотел… -Morgen, morgen, nur nicht heute, sagen alle faulen Leute, — сказал Мирон и улыбнулся. Могила Касперких находилась недалеко от их дома. Сначала нужно было пройти через небольшой садик (в котором, кстати, когда-то и росли розы), после садика начинался небольшой заросший участок (чей-то бывший огород), стоящий из репяхов, лопухов, колючек и прочего бурьяна. И вот только после бурьяна, возле берёзовой рощи, стояли три креста. Самый первый крест здесь был поставлен ещё в декабре 1916. Корявыми буквами на нём написано «Касперских Аркадий Николаевич 1898-1916». Точная дата рождения стёрта. Точную дату рождения сейчас только Мирон знает. А дату смерти не знает никто. Знают только что, на фронт Аркадий сильно рвался, а как только туда попал, то его сразу и стрельнули. Второй крест поставлен в 1927. Среди всех троих этот крест самый аккуратный. Николай Евгеньевич делал его 2 дня и 2 ночи. Для жены старался, чтобы она своим крестом крест сына согревала. Аркадия крест Николай Евгеньевич делал на скорую руку, да и то, когда делал, то слёзы наворачивались и руки дрожали. Последний крест здесь поставили совсем недавно. И сорок дней ещё не прошло. Делал его Фёдор Матвеевич. Постарался: и доски выбрал хорошие и подпили где надо аккуратно. Но надпись на нём была корявая. -Чёрт бы их побрал, репяхи эти, — сказал Мирон, — Матвеевич, а чей это огород то был? -Этот? Это Леонида Калашникова, бородатый такой был, ну, ты, наверное, и не помнишь его… -Смутно. А где они сейчас? -А черт их знает, они уехали отсюда ещё в 17-м году. И след их простыл. У них сын был, этот, друг Аркадия, не помню как его… -Пётр? — улыбнувшись спросил Мирон. -Да, Пётр, точно! Ты и помнишь их, гляди. А ведь маленький был. Так вот этот Пётр с Аркадием то вместе воевать ушли. -Да? -Да. Их ещё и подстрелили вместе. Пётр здесь захоронен, вон в правой стороне огорода, — Смольный и махнул рукой в другую сторону, — все унесли от его могилы. Заросла она вся, — Фёдор Матвеевич грустно посмотрел вниз. -Пришли, — твёрдо сказал Мирон. -Пришли? — ответил Смольный и поднял голову. Первый раз Мирон видел здесь три креста. И первый раз за всю жизнь Мирон почувствовал себя одним в этом мире. Дрожащей рукой он дотронулся до самого первого креста. -Ну, здравствуйте брат, — шепотом сказал Мирон, — помнишь меня или уже забыл давно? — спросил он, и не дожидаясь ответа, подошёл к могиле матери. Там же он просто приложил руку к кресту и слегка погладил его, ничего не говоря. До могилы отца Мирон не дотронулся. Корявая надпись «Касперских Николай Евгеньевич 1851-1930» слегка плыла у него перед глазами. -Очень, очень часто, Мирон, Бог забирает не того человека. Наверное, хорошие люди нужны небесам, чтобы отдавать свои души новым людям. Твой отец был очень замечательным человеком, Мирон. -Как жаль, что я не в него, — шепнул Мирон и посмотрел на Смольного. Morgen, morgen, nur nicht heute, sagen alle faulen Leute (нем.) - Завтра, завтра, не сегодня! — так лентяи говорят