Я родилась пятидесятилетней... Часть первая

      Пип… Пиип… Пип…       Равнодушный писк аппаратов, поддерживающих мою хрупкую жизнь, прервал преувеличенно бодрый голос внучки:       — Бабуль, я вернулась! Тебе ведь интересно, что было после того, как Белла поехала на бейсбол с Эдвардом?       Мне было не особо интересно, всё же привыкла к немного иной литературе, но радовалась каждой минуте, что девочка уделяла мне.       — Знаешь, эта книжка стала бестселлером! — восторженно продолжала Аня. — Её автора уже назвали «демиургом вампирского мира»!       Я едва не улыбнулась такому сравнению: Уильям Полидори, Шеридан Ле Фаню и Брэм Стокер наверняка удивились бы, услышав нечто подобное.       Но я не стала спорить с девочкой. Я вообще не могла ей ответить.       Аня приходила почти каждый день после школы. Редкая дочь с такой частотой посещала прикованную к постели мать. А внучка приходила. Уже почти год. Хотя мне сложно считать время в моём состоянии. Может быть, прошло даже больше… Аня не говорила, какой сейчас день или месяц. Мой мозг пытался отсчитывать дни, когда она рассказывала про какие-либо праздники, но со временем это становилось всё сложнее.       — Демиурги — это ведь создатели мира, да? — продолжала щебетать Нюта. — Мне кажется, что каждый автор по-своему Творец… Особенно автор, который написал что-то такое, что затронуло души многих людей. Только представь: каждый раз, читая, человек как будто переносится в новую Вселенную! Автор вкладывает в произведение свои мысли, душу, фантазии, а читатель насыщает книгу своими чувствами при прочтении, он оживляет героев в своём сознании, ассоциируется с ними! Лично я представляла себя Беллой… Хотела бы я быть на её месте…       Лично я не хотела бы, чтобы моя внучка оказалась на месте девушки упыря, который мечтал выпить чью-то кровь. Анин дедушка, Царство ему Небесное, тоже вряд ли поддержал вампирскую кандидатуру в её женихи.       Что за вкусы пошли у молодёжи? Наверняка за свою долгую бессмертную жизнь этот Эдвард убил немало людей. Холодный, как камень, такой же твёрдый, он разве заменит тёплые, нежные объятия? Красота тоже сомнительна. Уж мне ли, хирургу, не знать, что ничего красивого в трупе быть не может? Бледно-голубой оттенок кожи, бескровные губы, тёмные синяки под глазами, окостенение тела, трупные пятна, вонь разлагающихся тканей и противный запах формалина — вот с чем ассоциировалась у меня смерть. Ничего похожего на прекрасные ожившие статуи моё воображение не рисовало. Хотя, возможно, в двенадцать я думала бы иначе. Опять же, внучка не проходила практику в морге, да и на похоронах не была ни разу. Когда хоронили Лёшу, она была слишком маленькой, и мы не стали брать её на похороны деда.       Сейчас она уже всё понимала. Не хотелось бы, чтобы первым человеком, причинившим ей боль потери, стала я. Хотя моё состояние оставляло желать лучшего. Я знала это, как никто другой. Обидно, что порой жизнь перечёркивала цепь случайностей.       Каждый раз, оставаясь одна, я вспоминала день аварии.       Лил первый крупный дождь в ту осень, и я спешила в больницу. Замешкавшись у дороги, получила холодный незапланированный душ из лужи от проезжающего лихача. Мне бы развернуться, пойти домой и переодеться, но я решила, что не сахарная, а вещи можно застирать и высушить на работе, тем более, что сегодня у меня ночная смена, и «гражданская» форма не понадобится. Прохожие косились кто с сочувствием, кто ехидно, а кто с опаской, наверное, боялись, что мокрая как мышь я могу на них, относительно сухих, накапать. Можно подумать, с неба льётся меньше…       Следующей неприятностью, что постигла меня этим неприветливым днём, стал правый каблук, который подклеивал ещё Лёша. Как сейчас помню, отдал гордо, приговаривая:       — Ну, всё, жемчужинка, сделал, теперь до смерти носить будешь, не отклеятся!       Наверное, стоило сменить их восемь лет назад, когда муж умер. Но я не могла выбросить его подарок, тем более, что годы над бережно хранимой обувкой были почти не властны, набойки только недавно стёрлись, но после ремонта вовсе стали как новые.       — Ну вот, а говорил, что до смерти носить буду, Лёшик! — сама себе пробормотала я, оценивая потерю на перекрёстке.       Возле меня на светофоре остановилась белая машина скорой помощи. Присмотревшись к водителю и штурману, с удивлением узнала знакомую супружескую пару Данила и Наташи Брагиных. Девушка заметила меня, и в её глазах мелькнуло смущение. Ясно всё. После дежурства муж домой отвозил. Ай-ай-ай, служебная машина… Ну, хотя бы без мигалок ехали. Вот, кто меня подвезёт до больницы.       Данил тоже меня заметил. Наташа выскочила из салона под дождь и начала настойчиво подталкивать к машине.       — Здравствуйте, Валентина Архиповна! Вы не подумайте, это буквально первый и последний раз. Я просто с дежурства, устала очень, да и с этой беременностью обмороки бывают сейчас, мы и машину взяли, которую всё равно заправлять нужно, вот, можно сказать, только заправили, — тараторила она, быстро утрамбовав меня на своё место, а сама заскочив сзади. — Мы тут живём совсем рядом, меня Даня даже до подъезда не довезёт…       — Ната, не части так. Обмороки — это серьёзно. Почему заявление на декрет не подала? И даже если хочешь до конца работать, то ночные дежурства точно отменяются. В моём отделении с этим строго. Почему молчала? Маленькому здоровая, счастливая мама нужна, а ты пашешь за двоих, будто он уже взрослый и зарплату получает. Данил, ты глава семьи, куда смотришь? — строго обратилась к водителю.       — Сознаю свою вину. Меру. Степень. Глубину. В наказанье всё приму: ссылку, каторгу, тюрьму…       — Но желательно — в июле, и желательно — в Крыму, — весело закончила его вольную цитату Филатова. — Довози жену до дома, но больше такого, надеюсь, не увижу.       — Потом в больницу? — робко посмотрел на меня парень. Запугала ребят злая тётка.       — Нет, Брагин, на биржу труда, — дождалась растерянного взгляда и припечатала грустным голосом, — работу на пару искать будем: ты машину служебную в личных целях эксплуатируешь, а я, как заведующая отделения, эксплуатирую беременную женщину, склонную к обморокам, в ночное время суток, да и просто свыше дневной нормы… Нехорошо… Но можем и просто в больницу.       В это время мы как раз подъехали к дому этой милой четы, и Наташа бодренько выскочила под дождь, помахала нам на прощание, быстро подбежала к козырьку подъезда и набрала тонкими пальчиками домофонный код.       Данил внимательно, с любовью смотрел, пока жена не скрылась за дверью. Беспокоился. Наверняка лишних смен набрали, чтобы заработать побольше к рождению ребёнка. В однушке с малышом тесновато придётся. Вот и работают: что он, что Наташка. У него вон какие синяки под глазами. Явный признак недосыпа. А Наташка ничего — свежая, лёгкая. Даже завидно… Как будто и не после ночной смены. Хотя на каждую по-разному беременность влияет. По девушке сразу видно, что давно ребёнка хотела.       Я улыбнулась будущему отцу понимающей улыбкой, а он тепло улыбнулся мне в ответ. Отъезжая со двора, мы услышали голос диспетчера:       — Авария на пересечении Комарова и Ленина, лобовая, водитель легковушки, мужчина около тридцати лет, в крайне тяжёлом состоянии, кто поблизости?       Переглянулись с Данилом. Совсем рядом с нами.       — Оборудование, вроде, не вынимали, берём вызов?       — А куда деваться? Но пусть ещё кто-нибудь едет.       Вызов приняли, Брагин включил мигалку. Да толку от неё у нас в городе мало. Редкий водитель остановится и прижмётся к тротуару, пропуская скорую. Летели, насколько возможно быстро в такую погоду. Данил ругался сквозь зубы на плотно стоящие машины и проскочил на чужой жёлтый. Я даже не успела испугаться и закрыть глаза. Пронзительный визг тормозов, гудки машин, грохот от столкновения и душераздирающий звук сминаемого металла. Меня вдавило в боковое стекло. Машину перевернуло. Воздуха не хватало, но отцепить ремень безопасности недоставало сил, по моему виску потекло что-то тёплое… А дальше — темнота.       Пип… Пиип… Пип…       — Если честно, мне было так интересно, что я даже дочитала книжку дома. — Тихий смех Ани вырвал меня из болезненных воспоминаний.       Я в больнице. Отёк головного мозга на фоне гипоксии. У меня кома. Умирающее тело, жизнь которого поддерживали только аппараты, стало тюрьмой для здорового разума. Клеткой для души. Верила ли я в душу и загробную жизнь? Возможно. Верила ли я, что смогу вернуться к родным из этого состояния? Нет. Однозначно — не мой случай. А следовательно, я просто занимала чьё-то место. Место человека, у которого был шанс. Всё моё существо сопротивлялось этому, но я не могла ничего сделать.       — Ой, а ты ещё не видела, но по этой книге есть фильм, я посмотрела его сегодня ночью! А второй выйдет в ноябре! — весело щебетала Аня, но её слова стали доноситься до меня, как будто я опускалась на дно озера.       Приглушённое пиканье приборов стало панически набирать обороты. Разум начал подёргиваться противной тёмной дымкой. Возможно, всё случится сегодня. Уверена, каждый хирург подсознательно ждёт смерти. Не потому, что мазохист или хочет умереть. Нет… Врачи — любопытный народ, а каждый день занося нож над телом человека, раз за разом спасая чью-то жизнь, борясь, кажется, с чем-то сильным и вполне одушевлённым за эту самую жизнь, обязательно задашься вопросом: против костлявой сражаешься или с человеческой душой, которая увидела что-то чудесное за гранью? Что там за этой гранью? Родные? Друзья? Есть ли там вообще что-то…       — Доктор!       Испуганный крик Ани разрезал этот туман, заставляя почувствовать укол вины. Оставляю её. И дочь. Простите меня, все. Я люблю вас.

Аня

      Топот ног врачей. Меня быстро оттеснили от бабушки. Я смотрела, как над её измученным бледным телом колдовали люди в белых халатах. Её коллеги.       Ещё один приступ…       — Последний, — обречённо прошептала я.       Врачи предупреждали. Сегодня. Почему именно сегодня? Одинокая слезинка упала на открытую книгу, впиталась в белые страницы. Она так и не узнала, чем закончилась история. А я так хотела… Интересно, слышала ли она меня? Слышала! Я уверена в этом. Но вряд ли она помнила, что у меня сегодня день рождения. Задувая свечи на маленьком школьном торте, подаренном одноклассниками, я загадала, чтобы бабушка выздоровела.       Конечно, я говорила с врачами. Они в один голос утверждали, что этот случай тяжёлый, а надежды почти нет. Бред. Всегда есть надежда. Медицина до сих пор довольствовалась от силы десятью процентами знаний о человеческом теле. Сколько случаев, где врачи разводили руками и присваивали происшествию статус чуда?       Женщина, проснувшись от комы, перестала стареть. В свои семьдесят два она выглядела на двадцать. Вряд ли это последствие хорошо подобранного крема для лица и правильной диеты. Или парень, который после пулевого ранения в голову не только не умер, но и перестал спать. И это не бессонница. Его телу просто не нужен сон! Похоже на сюжеты фантастических книг, да только это реальность. Когда бабушка была маленькой, она читала фантастику, где людям помогали в быту роботы, чистую воду можно только купить, а люди искали продавцов воздуха, чтобы вдохнуть кислорода. Сейчас фантастика тех лет навязчиво ворвалась в нашу реальность. Роботы, бутилированная вода и автоматы с кислородными масками в мегаполисах типа Токио уже не поражают наше воображение.       В жизни всегда есть место чуду. Но сегодня оно не случилось. Моя бабушка скончалась в 15:17, тринадцатого сентября две тысячи девятого года. Возможно, бабушка попала в Рай, если он существует. А может быть, она попала в другой, параллельный мир, где есть магия, драконы, эльфы и вампиры… Хотя ей это вряд ли понравится. А быть может, этот параллельный мир очень похож на наш. Почти копия. И создана эта копия Стефани Майер.