Вкус крови

Нет, убийство не было моей целью. Я просто хотел, чтобы у меня был человек, который находился бы полностью под контролем и делал то, что я захочу. Дж. Дамер. …Но иногда, если человеку всю жизнь не доверяют, да и он сам ни к чему не испытывает доверия, если он одиночка (или неудачник), как по собственному выбору, так и по сложившемуся к нему отношению, он может найти друга или любовника и просто жить ради этого человека, как собака живёт ради своего хозяина. С. Кинг. Я должен написать этот пидорский роман. Я единственный, кто может написать его. Это мой долг. У. Берроуз. *** И снова всё началось с газетной статьи. Молодой мужчина стоял под лучами заходящего солнца, тёплым потоком падающими на рыжую робу, на небритое, едва тронутое загаром лицо, на прямые светлые волосы, делая их золотистыми. Мягкий, уютный свет. Бесцветные пучки сухой пожухлой травы рядом с заграждением на какую-то минуту казались ярче, словно заново наполняясь жизнью. Может быть, даже лицо мёртвое, восковое лицо увиденное сегодня на передовице, представилось бы сейчас таким же живым. Таким же близким и осязаемым, как раньше. Когда утром мужчина взял газету у охранника, он как будто глубинным, звериным чувством ощутил страх – страх перед тем ядом, что таился между листами. Не бери, брось. Ты ведь знаешь, что там будет. Закрой глаза, отвернись – и реальность не догонит тебя, здесь, за этими толстыми стенами, под сигнализаций, под неусыпным контролем охраны. Ты уже давно перестал её воспринимать, заменил снами и воспоминаниями. Так легко поверить в своё безумие, когда для всех окружающих твой разум – диковинный уродливый механизм, дефективный, не способный нормально функционировать. Так согласись. Но он взял. Коротко кивнул сухощавому охраннику с белёсым, словно выгоревшим лицом. Развернул желтоватую бумагу. И мир не обрушился. Сердце не разорвалось, и он не рухнул навзничь, как в дешёвых мелодрамах. Он даже выпил свой жидкий, отдающий горелым утренний кофе. Аккуратно заправил узкую койку а помнишь как ты посмеивался над ним, вечно чистоплотным педантом, застилающим кровать без единой морщинки, ставившим обувь точно в ряд надел свои нелепые очки с толстыми стёклами. И снова бросил взгляд на газету. КОНЕЦ КРОВОЖАДНОГО МОНСТРА Нейлоновый убийца был казнён вчера утром в Государственной тюрьме Флориды Только у нас – эксклюзивные посмертные фото из тюремного морга И далее – нарочито бравурный текст о справедливом возмездии, с беглым перечислением жертв убийцы в конце. Накануне он краем уха слышал, как во время прогулки обсуждали это событие. Толпа развернула настоящие народные гуляния возле здания тюрьмы – с шутками, поздравлениями и продажей атрибутики. Смерть – это правда весело. А смерть убийцы, зверя, вышедшего из-под контроля и одержимого насилием – весело вдвойне. Особенно для того смирного, ручного зверя, что живёт в каждом из нас. И теперь, стоя под неожиданно тёплым ноябрьском солнцем, он был до странного спокоен. Боль – то острая, то глухая, – с которой он привык жить последние месяцы, заменилась решимостью. Как будто долго и мучительно катишься по скользкому склону вниз – и внезапно находишь опору. И пусть это уступ перед совсем уже гибельной бездной, зато эта опора – последний шанс проявить свободную волю. Это умиротворяло. Глядя на сетчатую тень под ногами, он с каким-то отрешённо-щемящим чувством думал о том, что даже после смерти, с обритым налысо черепом, с уродливой отметиной, оставленной контактами электрического стула, он был красив. Тонкий, точёный профиль, полузакрытые глаза, беззащитный изгиб шеи... И да, именно с этого всё и началось. *** Почти два года назад, прохладным октябрьском утром Джеффри Дамер спустился из своей комнаты в гостиную. Последняя ступенька привычно скрипнула в непривычно пустом доме. Мать взяла Дэвида и уехала в гости на выходные как тогда, разве это не забавно отец вообще редко приезжал в последнее время. Вечно усталый, с вечно виноватыми светлыми глазами на рано постаревшем одутловатом лице, он каждый раз оставлял после себя чувство тоскливой неловкости и недосказанности. Джеффри любил отца. И знал, что отец его так же любит. Но годы жизни с матерью, похожие на хождение по канату – от падения до падения, от истерики к истерике – сделали его болезненно осторожным, как с другими, так и с собой. Остерегайся копнуть глубоко, ведь никогда не знаешь, к чему это приведёт. Бедный, дорогой отец, как же прав (или чудовищно неправ) ты был тогда Секунду Джефф стоял, зябко поёживаясь, переступая босыми ступнями по дощатому полу. На столе посреди гостиной лежали пара яблок и вчерашний номер Милуоки ньюс. Мужчина бегло просмотрел заметки о местной футбольной команде, по ходу откусывая терпкую хрустящую мякоть. А потом цепко впился взглядом в следующую страницу. Серийный убийца, держащий в страхе всё восточное побережье, а теперь заточённый в тюрьму где-то в Колумбии; изверг, способный убить, изнасиловать, даже надругаться над трупом… да, он слышал о нём. И как-то перекинулся парой слов с матерью за ужином; она ещё невесело пошутила – дескать, хорошо, что природа подарила ей сыновей, а не дочь. Знаешь, мама, мальчики порой подвергаются не меньшей опасности Со слов журналиста, улик против предполагаемого маньяка было достаточно. Что однако же не мешало Теодору Роберту Банди полностью отрицать свою вину. Но это был он, конечно же это был он Джеффри не сомневался в этом, вглядываясь в лицо на чёрно-белой фотографии. Правильные черты, тёмные волнистые волосы, пронзительные глаза, глядящие сейчас дико и затравленно. Дамеру нечем было подтвердить свои мысли, он просто чуял убийцу. Или хотел верить, что это он. Рядом были размещены фото девушек, предполагаемых жертв маньяка. Красивые, словно из рекламы, неуловимо похожие. Дамер раскусил гладкую, отдающую миндалём косточку и кривовато усмехнулся. Убивать юных красоток – как это банально! Не банальнее, чем молодых, вызывающе ярких и крепких юношей А ведь это было даже любопытно. Когда долго хранишь тайну такую тайну, которую в жизни никому не доверишь, тайну, делающую тебя изгоем, заставляющую каждый день бояться разоблачения поневоле ищешь вокруг что-то, или кого-то что было бы тебе сродни, что хоть как-то бы оправдало твоё существование. Убивать то, что находишь привлекательным А этот Банди и сам был хорош. Наверняка многие из тех девушек сами с удовольствием флиртовали с ним, прежде чем стать жертвами. Только он не в твоём вкусе, правда? Джеффри влекла красота, выставляющая себя напоказ – плотская, возбуждающая, граничащая с вульгарностью. Ему нравились здоровые и смуглые парни, с пухлыми губами и бессмысленным, как у аквариумных рыбок, взглядом. Падкие на удовольствия и безалаберные, лишённые внутреннего стержня – завсегдатаи гей-баров, автостопщики и прожигатели жизни. Прелестью отношений с девушками он так и не проникся. Банди же был скорее похож на одного из голливудских красавчиков, играющих роли благородных детективов или неуязвимых спецагентов. Тех, чьи портреты романтичные девицы вырезают из журналов и вешают над своей кроватью. Нет, определённо не в его вкусе. Да ты и сам не очень-то похож на стройную длинноволосую красотку И Джефф коротко рассмеялся в пустой гостиной. На этот раз над комичностью всей ситуации. Размышлять о том, подходит ли тебе человек, которого ты ни разу не видел – и не увидишь – вживую. Да ещё человек, которого ставят в ряд с самыми ужасными маньяками Штатов. Действительно смешно. И день пошёл своим чередом. В полутёмной комнате с выцветшими бежевыми обоями приятно пахло ветхими книгами и немного формальдегидом. Старое радио похрипывая, шептало что-то из угла. Полуразобранный мужской манекен привалился спиной к стене, тускло поблёскивая гладким пластиковым боком – настолько же идеальный, насколько ненастоящий. Со стола таращился пустыми глазницами скелет кошки, самостоятельно очищенный и собранный Джеффом – необычайно тонкая и кропотливая работа! Множество банок и сосудов на полках вдоль стен тоже были объектом его сдержанной гордости И неважно, что об этом никто никогда не узнает Никогда. Потому что в глубине, спрятанное за дверцами шкафа, хранились ещё кое-что. Такие же банки с плотно подогнанными крышками, только покрупнее. Деревянная коробка, глухо громыхающая, когда её двигаешь. Пачки фотографий о, пусть только кто-нибудь упрекнёт тебя в отсутствии художественного вкуса Манекену болтать ни к чему. Да и отпрепарированные животные, замершие каждое в своём формалиновом мирке, словно в невесомости, молчаливы и безучастны. Идеальная компания. Джеффри подошёл к столу, заваленному химическими реактивами. Сегодня он планировал заняться проявкой фотоплёнки, и мысли о дне, проведённом в темноте и уединении, наполняли приятным умиротворением. *** Уже поздним вечером, включив лампу, подслеповато моргая усталыми глазами и потягиваясь, он заметил на кровати ту самую газету. В какой момент он бессознательно захватил её с собой?.. Чёрные буквы сливались, на миг представляясь неразгаданным шифром. Джеффри развернул листы и замер, снова вглядываясь в фотографию. А потом медленно провёл кончиками пальцев по изображению, по контуру тонких, плотно сомкнутых губ, чувствуя текстуру бумаги и рассеянно думая о том, что наверное на ощупь они такие же – сухие и слегка шероховатые. Почему-то от этой мысли стало тепло. *** Новые вести о Теде Банди настигли Дамера в Милуоки. В квартире на Северной улице, его новом прибежище, было тихо и пустовато, хотя некоторая часть коллекции последовала за хозяином. Привычно бормотало радио, и среди шепчущего хора помех он услышал о дате нового слушания по делу серийного убийцы. Следствие затягивалось, дело обрастало новыми подробностями и свидетелями, а резонанс становился всё шире. Банди сам вызвался защищать себя на суде и, кажется, уверенности в нём прибавилось. Джеффри улыбнулся, наливая виски прямо в кружку с коричневатыми кольцами от чая на стенках. А через несколько часов его настила жажда. И она никак не была связана с полупустой бутылкой, небрежно брошенной на диван. Жажда всегда приходила без предупреждения, точнее, она медленно вырастала из вязкой почвы одиночества, неуловимая вначале, властная и всепоглощающая потом. Каждый день, наполненный суетой безразличных людей, они все знают; знают, какой ты на самом деле фрик, знают и сторонятся тебя, как больного животного оседающий под вечер чувством скованности на привычных к молчанию голосовых связках; каждая ночь на чересчур широкой для одного кровати безногий манекен не в счёт, не обманывай себя приближали его к моменту, когда жажда гнала его на улицу – в тёмные смрадные переулки, в душные бары с сомнительной репутацией, на перекрёсток у западного выезда из города, где часто ловили машины искатели лучшей жизни. Найти кого-то, такого же ладного и пустого в глубине, как его пластмассовый друг. Найти и заглянуть внутрь. Жажда ужасала и одновременно наполняла предвкушением, отдавая запретным солоновато-металлическим вкусом во рту. Дамер с тоской посмотрел в окно. Магазины напротив тесно лепились друг к другу, наполняя комнату отсветами неоновых вывесок. Нет, когда-нибудь это должно закончиться. Ты же не хочешь гнить в тюрьме как… Нет. Если хватило воли переступить черту, хватит и на то, чтобы остановиться. *** Через несколько минут дверь подъезда тяжело захлопнулась за спиной Джеффри, оставляя его наедине со сгущающимися сумерками. Он засунул руки глубоко в карманы джинсовой куртки и двинулся вниз по Северной. *** Хорхе Луис по прозвищу Малыш Лу сегодня был на мели. Накануне он со своим приятелем Джесси, любителем марихуаны и некоторых предметов женского гардероба (многие в Милуоки знали, как выигрышно смотрятся чёрные чулки на его стройных ногах) вырвали сумку у припозднившегося прохожего на Зелёном бульваре. Восьмидесяти долларов, найденных в кошельке, хватило на хороший вечер в Хитрой Змее и не менее хорошее его продолжение в мотеле вместе с ещё двумя знакомыми. А наутро, выйдя в магазин за колой, он увидел машину копов прямо перед входом. Видимо, кто-то в баре сдал их. Никогда, никогда привычка много болтать не доводила до добра! Чувствуя неприятный холодок между лопаток, Малыш Лу нарочито неспешно пошёл прочь. Тёплая куртка осталась в номере, ровно как и большая часть денег. В кармане безрадостно позвякивали несколько монет. Гаже всего было от мысли о том, что Джесси, скорее всего, потопит его не задумываясь. Когда дело доходит до возможности скостить себе срок, уже не до благородства. Теперь же надо было решить, куда податься. В комнату, которую они снимали вместе с Джесси, путь был заказан. Ровно как и в Хитрую Змею. Пытаться выбраться из города пока рискованно. Лучшим вариантом было бы подцепить какого-нибудь добродушного парня и залечь на дно у него дома, пока шум не утихнет. Если парень попадётся симпатичный, это будет даже приятно. Хорошо, когда ты молод и привлекателен. А Лу знал, что он привлекателен. Такие сочные и красиво очерченные губы были не у каждой девушки, а вместе с тонкой талией, развитыми плечами и бронзовой кожей без единого изъяна они давали юноше шанс получить всё, что он хочет. Однако поначалу судьба не благоволила Малышу. День он проболтался без дела рядом с супермаркетом, а когда охранник начал подозрительно поглядывать на него, направился к телефонной будке, где напрасно спустил часть монет, пытаясь дозвониться нескольким знакомым. Поиски в переулке, ведущем к бару, тоже ничего не дали. Парень начал мёрзнуть, от нервов и голода разболелся желудок. Перспектива провести ночь на улице становилась всё очевиднее, а мысль о том, что Джесси сейчас скорее всего ютится в тюремной камере утешала, но не сильно. Малыш Лу уже совсем было отчаялся, когда из-за спины послышалось шуршание шин. Старый тёмно-серый форд притормозил рядом, и парень робко заглянул в кабину. - Привет, – мужчина за рулём был едва ли намного старше Лу и выглядел прямо скажем неплохо, – не хочешь составить компанию? И он дружелюбно улыбнулся. Почему-то от этой улыбки у Малыша возникло непреодолимое желание бежать не оглядываясь. Может потому, что она никак не сочеталась с холодными и пронзительными синими глазами, а может потому что улыбался он так, словно пытался скопировать обычные человеческие эмоции. Пытался, но не очень в этом преуспел. Но теории теориями, а голод и подступающая осенняя ночь были вполне реальными. - Если только пригласишь меня в гости, – и парень нахально улыбнулся с ответ, стараясь убедить себя в собственной храбрости. Дверь машины приглашающе открылась. *** Дорога прошла в молчании. Мужчина вёл машину, сосредоточенно глядя перед собой; крепкая загорелая рука напряжённо сжимала руль. Зато Малыш Лу мог как следует разглядеть его – светло-русые волосы, небрежно падающие на лоб, прямой нос, волевой подбородок… Да, незнакомец определённо был привлекательным. Потому, поднимаясь за ним по узкой лестнице многоквартирного дома, Лу чувствовал уже не безотчётную тревогу, а предвкушение. Мужчина открыл дверь; посторонился, пропуская. В тёмной комнате явно чувствовался едкий химический запах, сплетаясь с чем-то ещё – неуловимым, но тяжёлым. В углу комнаты загорелась тусклая лампа, дающая больше теней, чем света. Единственное, что смог разглядеть Лу – это стол, массивную кровать и ещё что-то, неясно поблёскивающее на стенах. - О, а ты что, этот… таксидермист? – Малыш ткнул пальцем в скелет какого-то небольшого животного на столе, явно гордясь тем, что смог вспомнить сложное слово. - Не совсем, но можно сказать и так, – Поджатые губы мужчины дёрнулись, кривовато улыбаясь, – Выпьешь? - Оу. Луис принял из его рук стакан и залпом выпил обжигающую жидкость. Голова пошла кругом, зато наконец стало тепло. Лу сделал шаг к блондину, облизнув пухлые губы и слегка пошатываясь. - Готов поспорить, мне тоже есть чем тебя удивить… Незнакомец снова улыбнулся в ответ (и как эта улыбка раньше могла пугать?..) и протянул ещё один стакан. Лу проглотил всё, поперхнулся и осел на колени, пытаясь расстегнуть брюки мужчины. В этот момент комната качнулась; нечто, призрачно поблёскивающее на полках, закружилось, смешиваясь со стенами в тошнотворном желтоватом свете лампы. Малыш Лу успел подумать, что пить на голодный желудок – это пожалуй плохая идея, а потом почувствовал, как пол ощутимо врезался в правую сторону его лица (скорее неожиданно, чем больно). И провалился в темноту. В первый раз он выплыл на поверхность сознания от тупой, докучающей боли в голове. Все мысли заменил туманный багровый морок, Лу не мог вспомнить ни кто он, ни где находится. Непонятно, чего хотелось больше – блевать или снова забыться. Рядом чувствовалось чьё-то присутствие, и тело отзывалось на него безотчётным страхом, кольцами свернувшимся в животе. Лу поднял руку, слепо шаря по голове, там, где боль сверлила сильнее всего. И похолодел, когда вместо того, чтобы пройтись по твёрдому черепу, пальцы провалились во что-то влажное и тёплое. Парень хотел заорать, но сил хватило только на слабый булькающий хрип. Ужас метался в пустующем сознании, тело не слушалось, хаотично дёргаясь, пытаясь одновременно вскочить на ноги и вжаться в дощатый пол. И тогда нечто, находящееся рядом, приблизилось. Заломило руки за спину, стянуло их чем-то жёстким. Досадливо вздохнуло, с чудовищной силой удерживая. И снова наплыла тьма. Когда сознание вернулось во второй раз, боль пульсировала не только в голове. Луис вспомнил бы, отчего иногда может болеть зад, если ты молод и готов к экспериментам, но он не мог вспомнить. Между ягодиц было омерзительно мокро. А ещё нечто находилось рядом. Ровно, тихо дышало, и в полумраке можно было разглядеть, как блестят белки его глаз. Сильная, но изящная рука лежала на талии Лу, бережно обнимая. И от этого дикого, уродливого несоответствия нежности и предшествующей ей боли накатила новая волна паники. Луис замычал, отталкиваясь ногами от сбитой плотной клеёнки под собой, пытаясь отползти в сторону. И тут же нечто вскинулось, нависая над ним; холодные ладони сомкнулись на горле, сдавливая, перекрывая воздух. Кровь в ушах бешено застучала, голова наполнилась распирающим жаром; казалось, будто глазные яблоки сейчас лопнут. И когда давление стало невыносимым, всё оборвалось. И Хорхе Луис по прозвищу Малыш Лу провалился в темноту окончательно. *** Дамер склонился над телом, болезненно скривившись. ещё одна пустая оболочка, ещё одно живое существо, которое ты не смог удержать ты никогда не сможешь их удержать Пустые, широко распахнутые глаза смотрели в потолок, и от этого остекленевшего кукольного взгляда почему-то становилось не по себе. Джеффри потянулся к столу, где уже лежал наготове широкий поварской нож для мяса. Кожа легко разошлась под наточенным лезвием; кольца трахеи сочно хрустнули, поддаваясь, а следом из рассечённых сосудов излилось с пригоршню густой тёмной крови. Позвоночник сначала не поддавался, но Дамер знал – не стоит пытаться перепилить его, гораздо легче аккуратно рассечь связки и хрящи между позвонками. Так же следует поступать и с конечностями… когда придёт время. Ещё несколько умелых отточенных движений – и голова, чернея зияющим отверстием от неудачной попытки лоботомии, откатилась в сторону. Только плохие мальчики ломают свои игрушки Он окинул медленным взглядом своё творение. Упругая, манящая плоть, обтянутая смуглой, идеально гладкой кожей. Джефф коснулся безволосой юношеской груди. Ещё тёплый Возбуждение снова разлилось внутри подогретым ядом. Дамер перевернул то, что осталось от парня, развёл мягкие ягодицы – безвольное тело легко приняло его в себя – и резко, размашисто задвигался. Медленно остывающая кожа тёрлась о клеёнку с раздражающим скрипом, обрубок шеи оставлял красноватые разводы. Если подключить воображение, можно представить, что он дышит. Что дыхание его сбивается от наслаждения. Что он подаётся навстречу его движениям Глупый безголовый любовник Стон Дамера перешёл в хохот. Он вцепился в разъехавшиеся под ним бёдра, сладко и мучительно содрогаясь. *** И как ты собираешься жить дальше? Стоит ли тебе жить дальше? Джеффри Дамер курил, сидя на полу, откинув голову к стене. Медленно выпуская синеватый дым вверх. Неоновые блики ползли по русым волосам, по рельефным мышцам плеч, по слегка сутулой спине. В комнате стоял густой запах крови, и даже сигареты не могли его перебить. Неподалёку на клеёнке аккуратно лежали новые трофеи – отдельно кисти рук, отдельно торс со вскрытой грудной клеткой, отдельно разрубленные конечности в чёрном пластиковом мешке. Курчавая голова с закрытыми глазами лежала на боку. Всё это вместе сулило многие часы интересного времяпровождения. Нужно было просто не думать. В такие моменты пустота собственного жилища давила особенно, сливаясь с тянущей пустотой внутри. И тогда идея, неуловимо мелькавшая в последние дни где-то на границе сознания, начала зреть и обретать форму; стоило только позволить ей выступить вперёд, стать цельной и ясной во всех красках своего безумия, как она выросла в мысль, а мысль упала, словно тяжёлый плод на ладонь. Некоторое время Джеффри отрешённо рассматривал эту мысль. А потом мысль стала решением.