Эпилог?

Год 1995       Осень была холодной и дождливой, тучи уныло наплывали на тусклое солнце, и небо становилось совсем серым. Этой ночью Глеб не спал. Он лежал в постели и вглядывался в темноту. Чувство необъяснимой тревоги не давало уснуть. Из-за шума дождя за окном казалось, что в квартире кто-то есть. Собравшись с духом, Глеб встал и включил свет, пугающие тени растворились, страх немного отступил, но спать не хотелось. Он пошёл на кухню, взял тетрадь, ручку и закурил. Самойлов младший с самого детства знал, что когда ночью вдруг становилось невыносимо страшно, он мог просто разбудить брата и поговорить с ним, отчего становилось легче, но после переезда в Москву, они с Вадимом жили на разных квартирах, поэтому пришлось привыкать справляться со своими страхами самому.       На кухне Глеб так и просидел до самого утра. А дождь продолжал отчаянно барабанить по стеклу, ветер, свистя атональный мотив, сгибал тоненькую березку за окном. Глеб печально смотрел в окно полуприкрытыми глазами, подперев голову рукой и стряхивая пепел в блюдце, служившее пепельницей. На столе лежала раскрытая тетрадь, в которой немного неаккуратным почерком были написаны строки: ...Ведь это раньше Можно было просто улыбаться, Серым оно будет потом...       Как давно он выходил на улицу просто погулять, а не по какому-нибудь делу? Уже месяца три назад. Самойлов младший любил иногда пройтись по парку в одиночестве, подумать о своём, но когда на Агату Кристи свалилась популярность, было просто не возможно выйти на улицу, чтобы кто-нибудь не окликнул тебя, не кидался на шею с признаниями в любви и не требовал автограф. А после выхода альбома "Опиум" жизнь и вовсе перестала быть спокойной: фанаты были по всюду, особо находчивые даже откуда-то узнали адрес своего кумира и то и дело нажимали кнопку звонка, расписывали стены подъезда, дверь, а потом Глеб просто снял звонок, но легче не стало: в место раздражающего звона он слышал стук в дверь, это выводило из себя и утомляло. Самойлов младший не был готов к такой популярности. Его всегда пугало большое количество людей вокруг него, поэтому выступления в больших залах были пыткой. Со временем, Глеб стал привыкать, но чувство дискомфорта и лёгкой паники не покидало его до сих пор.       Было уже не темно, но чувство какого-то необъяснимого страха не покидало Глеба. Оно то отступало, то накатывало снова. Было жарко, голова болела. Глеб пошёл в ванную и сунул лицо под холодную воду. Его тошнило. А за окном тем временем начиналась гроза; небо из серого стало чёрным, гром пугающе раскатывался по пустым улицам. В детстве Самойлов младший боялся грозы и всегда утыкался в плечо старшего брата, крепко своими детскими пальчиками хватая его руку, и становилось так спокойно. - Вадик, привет, - Глеб набрал номер брата, - приедешь ко мне? - оставаться одному отчаянно не хотелось. - Глебсон, ты сдурел? Сейчас восемь восемь утра, а на улице всемирный потоп- Вадим ещё сладко спал, звонок выдернул его из постели. - Ну пожалуйста, - послышался жалобный и усталый голос в трубке, - мне одному страшно. - Напомню, что тебе двадцать пять лет, а не пять, - Самойлов старший перебирал пальцами спутанные локоны и никак не понимал, что от него хочет брат. Положив трубку, он вернулся в постель, но уснуть так и не смог. В голове крутились мысли о Глебе: "Что там у него стряслось?".       Глеб часто что-нибудь вытворял, он мог звонить среди ночи, потому что надо было забрать его откуда-нибудь или когда напивался и тянуло поговорить, избалованный заботой брата, он был жутко несамостоятельный и разболтанный. Вадима уже это порядком достало, и он хотел проигнорировать этот странный звонок, но что-то в голосе Глеба заставило его волноваться. И, ворча себе под нос, он всё-таки стал выбираться из постели. "Ну, Глебсон, если это твоя очередная выходка, я закрою тебя в тёмной и тесной кладовке, и мне будет всё равно на твои фобии".       Вадим доехал достаточно быстро. Он никогда не отдавал себе отчёт, насколько рискует, увлекаясь быстрой ездой, особенно в такую погоду. Дверь в квартиру Глеба была не заперта. Ждал? Сняв обувь и промокшую куртку, Вадим прошёл в комнату. Самойлов младший лежал на кровати, его всего трясло, мокрые кудри прилипли к белому как мел лицу. "Что за херня?!"- промелькнуло в голове у Вадима, он сел рядом с братом и взял его запястье, нащупывая пульс - слишком частый. - Глеб, что ты творишь? - В голосе Самойлова старшего был страх. Он видел, как людей ломало от наркотиков и это было зрелище явно похуже, страшно, но то, что происходило сейчас с Глебом - это не ломка, нет. Тогда что? Было страшно, потому что неизвестность, страшно, потому что это был самый близкий человек. - Страшно, - голос был хриплым. Глеб с неожиданной силой дёрнул брата на себя и, одной рукой впиваясь в его ладонь, а другой крепко держа за волосы, уткнулся лицом ему в шею, лицо было горячим и мокрым от пота и слёз одновременно. Вадим зашипел от боли, потому что Глеб продолжал тянуть его за волосы, но терпел. Он обнял брата, прижимая его к себе как можно крепче. И каким же младшенький сейчас был беззащитным, как в детстве, маленькая хрупкая фарфоровая куколка. Глеб вздрагивал, часто дышал и то зарывался лицом в волосы старшего брата, то глядел ему в глаза своими широко распахнутыми светлыми глазами, как в детстве. - Саш, это Вадик, зайди к Глебу, тут такое, - Вадиму удалось отцепить от себя Глеба, пообещав, что только на минутку и честно-честно вернётся, чтобы пойти на кухню и набрать номер Козлова, который имел медицинское образование и в годы учебы даже подрабатывал в больнице. Да и к тому же жил буквально в двадцати минутах ходьбы от дома Глеба.       Самойлов старший и правда вернулся через пару минут. Он затащил Глеба в ванную, умыл и переодел в сухую одежду. Когда в комнату вбежал мокрый до нитки Козлов, с которого остатки погоды стекали прямо на ковёр, он застал Самойловых на полу. Вадим сидел, прислонившись к стене и гладил по голове, перебирая в пальцах спутанные кудри, Глеба, который, положив голову на грудь старшему брату и обнимая его своими худенькими руками, мирно спал. - Ты позвал меня, чтобы я посмотрел как вы обнимаетесь? - устало выдохнул Козлов. За все эти годы общения с Самойловыми, он привык к разным странностям, но это было жестоко-выдернуть его из дома в грозу ради этого, а Саша верил, что его друзья- не жестокие люди, поэтому надеялся, что причина была таки посерьёзнее. - Тише, не разбуди, - прошептал Вадим, прикладывая палец к губам.       Когда Глеб проснулся, ему было уже совсем спокойно. За бутылкой портвейна (а так как Саша не пил, специально для него нашли остатки чая) братья пересказали всё, что случилось до прихода Козлова. Он сделал умное лицо и даже попытался осмотреть Глеба, но в итоге сдался и сказал, что недостаточно компетентен, поэтому позвонит кому то из своих старых знакомых, которые разберутся. Самойлов младший возмущённо отпихивался, что ничего ему никаких консультаций не надо, но Вадим настоял. - Или ты меня до сердечного приступа довести хочешь своими выходками? - Вадим уже в течении всего этого времени непрерывно продолжал наполнять блюдце-пепельницу окурками, чтобы успокоить потрёпанные от волнения за брата нервы. Наступил вечер, гроза утихла, но дождь всё лил и лил. - Саш, прости, я бы подвёз, но останусь, сам понимаешь, - тихо сказал Вадим, пожимая на прощанье руку Козлову, который уже собирался уходить. - Вадик, ты можешь идти, - донёсся голос Глеба из комнаты. - Куда ж я тебя, Глебка, одного оставлю.       А потом подкралась ночь. Глеб лежал на кровати, Вадим сидел рядом и держал его за руку. - Стихи красивые, я на кухне видел, - сказал Вадим, задумчиво глядя в окно, на стекле которого капли размывали желтый свет фонарей. - Это обязательно должно стать песней. Вот, послушай: если спрятаться в подушку и не вспомина-ать, - он на свой лад стал напевать то, что прочёл в тетрадке Глеба. - Спасибо, что приехал, - Самойлов младший закрыл глаза, подсовывая ладонь брата себе под щёку, - И жаль, что мне не пять лет, - он заснул. Вадим лёг рядом и обнял младшего. Год 2009       Вадим помнил невероятное количество панических атак Глеба, которые случались за прошедшие четырнадцать лет, первое время он старался быть рядом, успокаивать брата. Потом Самойлов младший научился сам справляться со своим состоянием. "А теперь приехал бы я к нему?"- промелькнула мысль в голове Вадима. А следом:"А позвал бы ли он меня? Доверился бы сейчас, как тогда?". Самойлов старший сидел в больничном коридоре и не решался войти в палату, где Глеб на повышенных тонах ругался с медсестрой. - Отдайте мне мои сигареты, - доносился из палаты знакомый всей стране голос, - Изверги! Последнего удовольствия лишили, - курить хотелось невыносимо, но ещё вчера медсестра отобрала сигареты, потому что каждые полчаса Самойлов младший бесстыдно нарушал постельный режим и, даже не удосужившись надеть куртку, бегал на улицу курить. Пришлось применить радикальные меры. - Да хоть вы ему скажите, что если не соблюдать режим, то лечение будет неэффективно, - умоляющим голосом сказала медсестра Вадиму, когда увидела его, выйдя из палаты, - Иначе я его привяжу к кровати. - Делайте с ним, что хотите, - Вадим знал, как тяжело с Глебом, насколько он несносен, и как настойчиво всегда требует своего. Ему даже стало жалко медицинский персонал. После ещё пяти минут размышлений, Вадим взялся за ручку палаты и чуть приоткрыл дверь, но оттуда донеслось хриплое, прерывающееся кашлем пение:"Живодёры, за что же вы меня, за что...". -Идиот тридцатидевятилетний, -Самойлов старший закрыл дверь. -Отдайте ему это, - проходя мимо поста, он сунул медсестре пакет с некоторыми вещами Глеба (зубная щётка, кружка и полотенце), которые привёз, и небольшим запасом еды, и поехал домой. - Ну что, как там Глебсон? - звонил Снэйк, беспокоясь о здоровье товарища. - Я бы придушил его, - усталым голосом ответил Вадим, - но жалко, скотину. А вообще, можешь заехать к нему, хоть на полчаса спасти персонал от участи общения с этим придурком. - Но несмотря на все колкие слова, в голосе Вадима чувствовалась беспокойство за Глеба. - Он сможет перебороть себя, не сегодня, не завтра, может быть, не на этой неделе, но они поймут, что роднее друг друга у них никого нет, - сказал Снэйк, положив трубку, Косте, с которым они сейчас отдыхали, так сказать, от трудовых будней в каком-то баре, и допив виски, стал самозабвенно барабанить пальцами по барной стойке какой-то ритм.