Очень долгая зима

— Раздевайся, Даня, — говорит Игорь, указывая на меня деревянной лопаткой, которой только что помешивал картошку, и я зависаю. — В смысле? Полностью? — А что? Есть возражения? — Да нет… Я пожимаю плечами, начинаю раздеваться, а сам пялюсь на него с подозрением. Блядь, вот жопой чую, сейчас мне прилетит. Такой тон Игоря Александровича я знаю, он не предвещает ничего хорошего. Не засунет же он мне эту лопатку, куда не следует? Я спускаю джинсы к щиколоткам и оглядываюсь на Тимура. Он развалился, как ни в чем не бывало, на кровати и курит, с любопытством наблюдая за моим стриптизом. Божечки, мне страшно. Почему раздеваться нужно только мне? Мы с Тимуром приехали всего минут пять назад, когда они успели сговориться?! Оставшись в одних трусах и носках, я переминаюсь с ноги на ногу, смотрю то на одного, то на другого, и спрашиваю: — Трусы снимать? — Трусы можешь оставить, — милостиво разрешает Игорь, чем еще больше сбивает меня с толку. — И носки тоже. Они придают тебе невинный вид. Он поворачивается к Тимуру, будто спрашивая его мнение, и снимает губами с лопатки приставшую картошечку. Тимур вытаскивает айфон из кармана и щёлкает меня несколько раз для личной коллекции. Я не нахожу ничего лучше, как сложить джинсы, которые держу в руках, пополам и повесить на стул. Аккуратно разглаживаю их ладонью, туда же вешаю свой модный свитшот. Пусть видят, какой я покладистый. Взглядом спрашиваю Тимура, чего это затеял Игорь, но он только разводит руками, типа, понятия не имею. Говорить вслух мы отчего-то не решаемся. Игорь выключает плиту, передвигает сковородку на другую конфорку и идёт к нам. Мне прохладно и неуютно, но все эти приготовления чрезвычайно заинтриговали моего дружка, о чём свидетельствует оттопырившаяся ткань моих трусов. Слава богу, лопатку Игорь оставляет на столе, зато зачем-то прихватывает целых два кухонных полотенца. Судя по одежде: брюкам и стильной рубашке вместо обычных домашних треников и футболки — он вернулся незадолго до нашего прихода, причём голодный, иначе зачем жарить картошку и есть её полусырую прямо из сковородки? Может, он поэтому такой злой? — Пороть будете? — спрашиваю я, глядя на полотенца в его руках. Игорь качает головой. — Вытяни руки, — говорит он, и я с готовностью подчиняюсь. Ух ты, ух ты! Связывание! Подчинение! Кухонный БДСМ! Давно подозревал в Игоре такие наклонности. — Сложи запястья вместе. Он скручивает икеевское полотенце и связывает мне руки, пропуская его между запястий. Тимур следит за нами с самым заинтересованным видом. Бля, я даже согреться с дороги не успел, а меня уже связывают. Ну кто так делает? А как же накормить-напоить и в баньке попарить? Игорь подталкивает меня к окну. — Опустись на колени. Я смотрю на него вопросительно, надеясь, что он всё-таки объяснит, в чём заключается игра, но он повторяет: — Встань на колени, Даня. Самое жуткое, что говорит он мягко и участливо. Когда я подчиняюсь, он берет мои связанные руки и пропустив между ними второе полотенце привязывает к батарее, к той тоненькой нижней трубе, которая обычно самая негорячая. — Дай-ка подушку, — он протягивает руку Тимуру, и тот, ни слова ни говоря, вызволяет из-под одеяла и покрывала подушку и подаёт ему. — Садись, — это мне. — Чот мне не нравится эта игра, — говорю я. К физическому возбуждению примешивается волнение. В душе не ебу, что они задумали. Забираюсь коленями на подушку и доверчиво смотрю на Игоря.  — Она и не должна тебе нравиться. Смысл в том, чтобы она нравилась мне, — отвечает Игорь, сидя передо мной на корточках. Он сегодня такой красивый — в чёрной полурасстегнутой рубашке, с лёгкой щетиной, и смотрит так, что сердце подпрыгивает. — Ты же не рассказываешь мне правил, когда решаешь поиграть. — Ну там же и так всё понятно. Игорь оставляет мою реплику без внимания и говорит: — Ты меня нереально выбесил, Даня, когда сказал, что на хую вертел моё беспокойство. — Я такого не говорил! — Но, по факту, это так. Вот я и подумал, как жаль, что нельзя просто взять и привязать тебя к батарее, чтобы не творил херню. «Моя свобода кончается там, где начинается свобода другого», слышал? Хотя стоп... почему нельзя? Можно. На хую я вертел твою свободу, — Игорь зловеще улыбается. — Тимур, — я жалобно смотрю на Лёшу, — спаси меня. Но тот лыбится и пожимает плечами. — А чо? Я его понимаю, — он встает с кровати, подходит ко мне и ерошит волосы, как собаке. Я строптиво дёргаю головой. — Ты реально бесишь иногда. Хуй с ним, с твоим блядством, но ты же, сука, даже геоданные не убираешь, когда хвастаешь своим членом в группах для престарелых педофилов в контакте. Любой хмырь может тыкнуть по ним и выяснить, где ты живёшь. — Да всего один раз было! Хули вы параноите? Я же вас не палю! Тимур облизывает губы и берет мои волосы в кулак. Мамочки, мне страшно. — Просто не будь ты моим парнем, Даня, я мог бы… ещё год назад мог бы найти тебя и отпиздить так, что недели в больнице оказалось бы мало. Шахта — лошок и то приложил, что мама не горюй, а я мог бы и убить. — Ну так не убил же. Даже зафотал и такой: да, детка, давайте ещё! — хихикаю я и дёргаю головой, но Тимур не отпускает. — Ладно-ладно, я понял. Латентные пидарасы — страшные существа, в следующий раз буду осторожнее! Аааа… Отпусти-и! — Да страшнее тебя, Мазин, никого нет, — говорит Игорь, наблюдая за нами, — упрямый, пиздец. Ну его в жопу, Тимур, он наказан, пусть подумает. Иди сюда. Из садиста и зверюги Лёша в мгновение ока превращается в покладистого щенка, бросает меня, падает на колени и тянется к Игорю, едва ли не виляя хвостом. Я завороженно смотрю, как они, играя и улыбаясь друг другу, трутся носами, открывают навстречу губы и ищут их с закрытыми глазами. Это выглядит так трогательно, что я подаюсь вперёд, но связанные руки не позволяют. Дерьмо! Игорь языком проникает в раскрытый рот Тимура — лицо у того такое, что у меня не остается никаких сомнений кого будут сегодня ебать. Сучка течная. Как же мне завидно. Тимур подвигается к Игорю, забирается на него верхом и трётся пахом, выпячивая зад, который Игорь с удовольствием сжимает. У меня аж дыхание спирает от такого откровенного блядства моего бритого гопника. Как он говорил: «ещё год назад»? Расскажи я ему тогда, что сейчас вижу, он бы и меня, и себя порешил, уёбище несчастное. Игорь открывает глаза и, продолжая целоваться с Тимуром, смотрит прямо на меня. — Если выдернешь батарею и зальёшь соседей, попадёшь ко мне в вечное рабство, понял? — Сексуальное? — уточняю я. — Нет, будешь только смотреть. Тебе не понравится. — Ладно, — киваю я. — Я вообще всё-всё понял и больше не буду. Правда-правда. Честное пионерское. — Да ладно? Какой с тебя пионер? — Ну как… «Всегда готов!»  Игорь смеётся, а Тимур щурится. Ох, не к добру это… — Пусть ещё посидит, — говорит предатель Лёша, — а то, он какого-то хуя уверен, что я люблю смотреть, как он ебётся. — А чо, скажешь, нет?! Лёша встаёт, идёт к двери, где навалены наши куртки-шапки, берёт там что-то и возвращается. — Нет-нет-нет, пожалуйста, я правда всё осознал, — но он меня, конечно, не слушает. Натягивает шапку мне на глаза, завернув ещё несколько раз, наклоняется и облизывает, сука, мою ушную раковину. По спине пробегает холодок, но и хуй твердеет моментально. Очень странное чувство — словно моё ухо трахнул слизняк. — Я тебе тот дрочестрим никогда не прощу, Даня. Не скучай тут, — говорит он и чмокает меня в губы. — И не дёргайся сильно, хуй с ними с соседями, вода в трубах горячая — обожжёшься. В первую минуту я радуюсь, что по крайней мере шапку-то я могу снять легко и без чьей-либо помощи, я даже немного сдвигаю её при помощи края подоконника, чувствую себя почти победителем и вдруг замираю, видя как Игорь и Лёша перебираются на кровать. Мать моя женщина, они меня связали, чтобы трахаться у меня на глазах, — приходит в голову ужасная мысль, и меня как-то даже подбрасывает. Мы встречаемся втроём, и формально никакой измены тут нет, я же трахался с ними по одному, рассылая фотки другому, с какого им-то нельзя? Но… но… но я же их не связывал! Не заставлял смотреть, не наказывал этим… И тут я вспоминаю слова Тимура. Чёрт. Я оставляю шапку как есть, прислоняюсь к подоконнику головой и смотрю на них сквозь узенькую щелочку, будто подглядываю. Тимур расстёгивает на Игоре рубашку, целует и облизывает его грудь, сжимает в горсти через брюки его член. Игорь издает смешок и тянет его к себе, чтобы поцеловать. Выглядит это как широкий, поощряющий жест более взрослого, сильного и уверенного в себе партнёра, и я знаю — Лёша это обожает. Наш крутой наркобарыга, вогнавший в ужас пол школы, сохнет по учителю истории, как нежная и трепетная девочка с первой парты, и так сильно жаждет ему отдаться, что я реально ревную их обоих. Он расстёгивает на Игоре ширинку, опускается между его ног на колени, дразнит член языком и смотрит снизу вверх. Я начинаю ёрзать. Я рад, что мой член хотя бы не упирается в джинсу, об этом Игорь, видимо, подумал. Бросаю на него взгляд — он сидит широко расставив ноги, в расстёгнутой рубашке, громко дышит, иногда пропуская стоны, и поощрительно гладит Тимура по голове. Мы встречаемся взглядом, и он мне улыбается. Сука. Совесть его, типа, мучит — да нихуя подобного! Не появись Тимур со своим «поролоном», он бы полшколы перетрахал и возраст бы не спросил. Я ревную Игоря уже ко всей школе, к универу, к Тимуру, Тимура к нему, завидую им обоим, и мне неебически страшно, что после всего этого они вдруг поймут, что я им больше не нужен. Нельзя было раскрывать перед Тимуром прелести анального секса, впрочем, глядя на него, не приходится сомневаться, что он бы познал его сегодня в любом случае. Лёша раздевается, стягивает трусы, демонстрируя миру свой красивый, стоящий на девяносто градусов хуй. Игорь гладит его по бёдрам, ягодицам, смотрит с неприкрытым удовольствием. Подвигает к себе и берёт губами член. Я закрываю глаза. Да потрахайтесь вы уже, ублюдки! Предатели! Извращенцы! Пидоры гнойные! То, что я ощущаю — какой-то коктейль мазохиста: мне больно, страшно, я чувствую себя покинутым и никому не нужным, и при этом таким возбуждённым, что хочется плакать. Я открываю глаза, смотрю на аппетитную задницу Тимура и сжимаю подушку коленями. Я уже устал всё это чувствовать, ещё чуть-чуть и мне реально станет плохо. — Хуясе его тащит, — говорит Лёша, становясь на четвереньки на кровати. Опирается локтями и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Более пошлой позы я в жизни не видел — если только в зеркале. Я кусаю губы и пытаюсь дышать глубоко и ровно, вам меня не победить. Игорь снимает рубашку и брюки, берёт флакон со смазкой и тоже оборачивается. — Нравится, сладенький? — Нихуя мне не нравится, уроды! — ору я, хотя несчастная подушка недвусмысленно зажата между коленей, а сам я сижу на корточках, упираясь пятками себе в пах, и пытаюсь не то потереться о собственные ступни, не то трахнуть подушку. Пиздец, ногами я еще себе не дрочил. — Я сейчас умру! — От перевозбуждения еще никто не умирал, зайка. Закрой глаза, зачем снял? — говорит Игорь ласково и от его тона меня прошибает насквозь. Я даже уже не боюсь, я знаю, что это конец, начинаю психовать и дёргать батарею. Игорь подходит ко мне, опускается на корточки, чтобы поправить шапку, но смотрит мне в глаза и снимает её. — Даня, ну ты чего? Ставит смазку на пол, обнимает меня одной рукой, а другой тянется к полотенцам. А меня трясёт и колбасит, даже голосовые связки подчиняются через спазм. — Правда, умру, — говорю я. — Без вас умру… Чувствую на себе руки Тимура. — Чёрт, затянул, подержи, нож возьму, — Игорь хочет уйти, но я не могу ему этого позволить, с закрытыми глазами тянусь к нему губами, при этом пытаясь погладить щекой Лёшино плечо. Я наверное, выгляжу сейчас, как псих — пытаясь удержать слёзы и их обоих. Извиваюсь на коленях, пока руки выворачиваются из-за полотенец. Было бы на них что-то надето, хватал бы зубами. Игорь заставляет меня остановиться, давит на плечи и целует, наклонившись ко мне сверху, а я пытаюсь прижаться к горячему, пахнущему сексом Тимуру, чтобы он не ушёл, пока я целуюсь с Игорем. — Даня, перестань, ты же так свернёшь себе что-нибудь, — говорит Игорь, передавая меня в руки Тимура, который целует меня отнюдь не так бережно, и меня наконец отпускает. — Придурок, — говорит Тимур, касается языком моего опухшего века. — Тебя так легко развести. Плакса. Нытик. Истеричка. — Даня, расслабь руки, — Игорь опускается на колени с другой стороны и касается моего предплечья. Я разжимаю кулаки, белые и онемевшие пальцы начинает покалывать. — Зачем так тянул? Лёша, помоги мне. Я наблюдаю, как они возятся над узлом из полотенец, пытаясь развязать его то зубами, то ножом, а по обе стороны от меня торчат вверх две голые задницы. Меня разбирает смех. Ёбушки-воробушки, какие же мы всё-таки придурки. Все трое. — Ладно, идите трахайтесь, я потерплю, — разрешаю я великодушно. Узел наконец поддается, и я со звоном опускаю обе ладони на их сладкие булочки. Божечки, как приятна свобода. — Вот сука, только не говори мне, что он нас развёл. — Нихуя — ревел, как девчонка, — отвечает Тимур, и тянет меня за волосы. — Давай снова привяжем? — Ай-яй, не надо, — кто тут еще девчонка, чуть что сразу за волосы таскать? Во вкус вошел, неандерталец. — Я тут в уголке подрочу, никому мешать не буду, ну? Отпусти, Лё-о-оша! — Ну ок, — говорит Тимур и, лизнув мои губы, отпускает. — Мы позовём если что. — Сволочи, — бурчу я и тру запястья. Сложно будет объяснить маме, откуда у меня синяки после поездки на день открытых дверей в универе. Самое обидное, что меня даже никто связанного не трахал. Я сажусь на стул верхом и протягиваю руку, когда Игорь берет с пола смазку. Он выливает немного мне на руку, и я незамедлительно отправляю ее в трусы. Нам с ней прелюдии не нужны. О, святые угодники, как мне этого не хватало. Игорь тем временем не спешит, ну да, я обломал их на самом интересном месте, теперь надо начинать сначала. — Нечего с ним церемониться, вали и трахай! — кричу я из зрительного зала. — Народ требует зрелищ! Тимур показывает мне средний палец, я ему в ответ большой и переворачиваю его вниз, как император во время боя гладиаторов, пару раз двинув рукой и открыв рот в беззвучном стоне, чтобы уж наверняка донести свою мысль. Когда-то я дрочил на гладиаторов — они секси в этой их избирательной броне, с голым торсом и ляжками — римляне знали толк в гомоэротике. Мой поверженный гладиатор лежит кверху задом на кровати, Игорь поглаживает большим пальцем его сфинктер, проникая до первой фаланги, а я облизываю губы и наяриваю правой рукой. Аве, Александр Великий, аве, Цезарь, аве, император Август, Калигула, Магистр Храма и кто ты там ещё. Разделайся с этим варваром! Моя одежда, которую я так тщательно развешивал, оказывается там, где ей и положено быть — валяется на полу. — Расслабься, сладкий, — говорит Игорь мурлыкающим голосом, вытаскивает палец и продолжает поглаживать. И я думаю, что, возможно, в том, что Тимур натянул на меня шапку, был и другой смысл: он просто стесняется. Я складываю руки на спинке стула и перестаю выёбываться. Ну же, ну же, позовите меня. Игорь встает на колени, раздвигает ягодицы и проникает в Тимура языком. Блядь. Мне приходится отвернуться, чтобы вдохнуть. Когда я поворачиваюсь, Тимур упирается лбом в кровать и стонет. Выгибается, поднимает зад, сжимает в горсти покрывало, но не трогает себя. Сука, я не могу. Сползаю наполовину со стула, чтобы лучше видеть, одной ногой на полу, другой на сидении, типа, я всё ещё тут. Игорь отстраняется, засаживает в зад Тимура сразу два пальца и нащупывает левой рукой смазку. Да ладно, мог бы и на одних слюнях выебать, Лёша уже не будет против. Когда член Игоря полностью входит в Лёшину задницу, я снова начинаю дрочить. Мне до одури хочется видеть лицо Тимура, поэтому я перебираюсь на кровать. Мешать им я не собираюсь, просто хочу посмотреть и, может быть, кончить ему на лицо. Я касаюсь Лёшиного затылка, и он вздрагивает. Упирается ладонями и лбом в кровать, дышит открытым ртом, но ко мне не поворачивается. Я глажу напряжённые и влажные плечи и бросаю взгляд на расслабленно-сосредоточенного Игоря, совершающего возвратно-поступательное скольжение внутри Тимура, и он сразу понимает, чего я хочу. Выходит и заставляет Лёшу подняться на колени. Тот вопросительно оборачивается, смотрит на меня и подвигается к стене, упираясь в неё ладонями. Разводит шире колени и выпячивает зад, чтобы Игорю было легче войти в него. Охуеть. Лёша, ты грязное животное! Я встаю на кровати во весь рост и, прислонившись спиной к холодной стене, жадно смотрю, как гостеприимный анус нашего нетраханного друга принимает скользкую от смазки головку, а затем весь немаленький член целиком. О, да, детка, да! Игорь замирает, прежде чем начать снова двигаться, а Тимур опускает одну руку в пах и выгибается с таким выражением, будто готов кончить. Я снимаю совершенно ненужные в данных обстоятельствах трусы и, забив на обещание не вмешиваться, тычу хуем в отрешённое, явно прихуевшее от неожиданных ощущений, лицо Тимура. Не открывая глаз, будто на автомате, он облизывает мой член, обхватывает губами и начинает сосать. Я его понимаю, как никто другой — когда тебя трахают, бывает, ловишь такое состояние, что хочется засосать даже стену. — О мой бог, Лёша, я сейчас кончу, дальше я сам... — выстанываю я. Тимур открывает рот, выталкивая мой член языком. Я парой движений руки довожу себя оргазма и спускаю ему на лицо. Где, мать вашу, телефон? Тимурка, лысый гопник, ловит мою сперму открытым ртом, пока его трахают в зад... хотя я чота мажу, и сперма разлетается во все стороны, в том числе в глаза на ресницы. Он щурится, а я опускаюсь на колени и целую его в губы, убираю его руку и сам сжимаю его член. Лёша утыкается лбом мне в плечо, и почти сразу его начинает выгибать в оргазме. — Блядь-блядь-блядь, ааа... — он так умилительно цепляется за меня, сто пудов оставляя на мне ещё по синяку от каждого пальца. И как мягкие девочки, типа Анжелки, справляются с такими животными? Гетеросексуальный секс стоит запретить законодательно! Я кидаю взгляд на Игоря, по пульсации в ладони понимая, кáк его сейчас сжимает Тимур, и злорадно думаю: а вот хуй ты успеешь вытащить! Блядь, русские маты такие двусмысленные. В общем, я оказываюсь прав — вытащить хуй Игорь не успевает.

***

— Вы замечали, что секс между двумя пассивами чем-то напоминает лесбийский секс, — неожиданно выдаёт Игорь, когда мы все втроем валяемся на кровати и курим. Я пихаю его пяткой в голый бок, и он ржёт, удерживая на груди пепельницу. — Ты с кем-нибудь трахаешься тут? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему. Игорь молчит. Затягивается, выдыхает дым в потолок, смахивает пепел и поворачивает ко мне голову. Волосы падают на лицо, и он их убирает. Смотрит как-то изучающе. — Иногда. — Они лучше, чем мы? Игорь улыбается. Тимур за моей спиной тоже приподнимается на локте. — Нет. — Ну тогда ладно, — я падаю обратно на спину. — И это всё? — Ну... вообще-то нет. — Ну так что ещё? — он берёт в руки пепельницу и поворачивается к нам. — Ты предохраняешься? Это очень важно — нас же ты трахаешь без гондона. Игорь улыбается и тоже ложится на спину. — Да, Даня. Обязательно. Я забочусь о своём и вашем здоровье. Молодец, что спросил. Тимур смотрит на нас сверху с подозрением. Ну вот чо уставился? Мне и так неловко. — Значит, ты нас любишь? — снова спрашиваю я и жмурюсь. Считаю до десяти, но Игорь не отвечает. Открываю глаза и поворачиваю к нему голову. — Конечно, — он смотрит на меня, потом переводит взгляд на Тимура и подносит к губам сигарету, — значит. Иначе нахуя мне такие проблемы? — Пиздец у меня всё болит, — говорит Тимур донельзя довольным тоном и тоже вытягивается на кровати.