1.
16 сентября 2017 г. в 14:29
Все началось в баре, в попытке утопить горести дня, или хотя бы забыть о них.
Конечно, в подобном разговоре не упомянуть Хауса было невозможно — вполне закономерно, учитывая, что из всех неприятностей на работе, Хаус был на первом месте.
Объективность никогда не была сильной стороной Кэмерон, а когда она говорила о Хаусе и том, как он к ним относился, ее тон был не оправдательным, а скорее даже обожающим.
— Он тебе нравится, — выдал Чейз.
Это была банальная правда, которая в озвучивании не нуждалась. И скорее всего, ей вообще не надо было напоминать о Хаусе, тем более что Чейз хотел бы, чтобы она о нем забыла хотя бы на время.
Это действительно было важно. Кэмерон была милой, умной и очень красивой. Чейз солгал бы, скажи он, что не имел никаких скрытых намерений в уме. Что он не обрадовался, когда Форман в последний момент сказал, что не сможет прийти. Что он не хотел видеть ее пьяной.
Но очевидно, что он тоже изрядно опьянел.
— Да нет же! — воскликнула она, и усмехнулась. И через несколько секунд добавила: — Я им восхищаюсь.
— Чем ты в нем восхищаешься? Я хочу сказать, ты хорошая, а… — «а он нет», хотел Чейз добавить, но это было очевидно и так.
— Он спасает жизни! — ее голос был уверенный и гордый, а щеки красные от выпивки. До Чейза дошло, что она куда более пьяна, чем он сам. — Когда мы уже ничего не можем сделать. Ты не понимаешь… не понимаешь, насколько это важно? Знать, что он так может? Что жизнь так важна? Что нам так повезло, оказаться рядом с ним?
Она взяла себя в руки, подалась вперед и прошептала ему на ухо:
— Я не верю в Бога. Но я верю Хаусу.
Кэмерон покраснела еще больше, и сделала еще один глоток из стакана.
«Я верю в Бога», хотел сказать Чейз. Но не счел нужным сказать это. И вообще, он больше не вверял Ему свою судьбу, уже нет. Вера не исчезла, но в присутствии Хауса она меркла.
Он верил в Хауса, и возможно, он его предал, а Хаус только и делал, что напоминал ему об этом, и унижал. Может, когда-нибудь и простит.
И Бог ему тоже простит однажды.
Может быть.
Он тряхнул головой. Он больше был не в состоянии управлять своими мыслями, и возможно, контролируй он себя лучше, то быстро понял бы, что смотреть на милое лицо Кэмерон было куда приятнее, чем думать о Хаусе. Или о Боге.
— То есть, он тебе все же не нравится. — Он запомнил самую приятную идею разговора. Но не самую умную. Вероятнее всего, даже не самую правдивую. Но все же, он зацепился за нее. — И у тебя больше не возникает глупых мыслей сделать так, чтобы он тебя пригласил на ужин?
— Я видела, к чему это приводит, — вздохнула она.
— И тебе не хочется поцеловать его, или даже переспать?
Это самое бестактное, что он мог сказать, подумал Чейз, но уже после того, как слова были сказаны, конечно. Стоило представить себе голую Кэмерон в объятьях Хауса, жадную и требовательную, как он успел осознать, что этот образ возбуждает его куда сильнее, чем можно было ожидать.
Он заслужил пощечину.
Он спросил себя, в том ли Кэмерон состоянии, чтобы целиться.
Но очевидно, она не была настроена на воинственный лад, а напротив, посерьезнела.
— Немного. Иногда. Может быть. — Допустила она, хлопая ресницами.
Образ голой Кэмерон возник перед его глазами с новой силой.
— Поцеловать, я имела в виду! — добавила она быстро, и опять покраснела.
— Я понимаю желание переспать с ним даже лучше, чем желание встречаться, — заявил Чейз.
Она взглянула на Чейза с осуждением, и он почувствовал желание оправдаться.
— Я хочу сказать, он хорошо выглядит для своего возраста. Не настолько, конечно, но его в любом случае назовешь скорее сексуальным, чем приятным. Ты не можешь отрицать этого!
— Ты думаешь, он сексуальный?
— Конечно, нет!
— Ты только что так сказал.
— Я пошутил.
Будь Кэмерон еще в состоянии думать, или будь его тон более убеждающим, может бы, тогда удалось бы ее переубедить.
— Ты находишь его сексуальным! — повторила она ликующей и пьяной интонацией, приправленной толикой злобы. — Ты! Ты уже фантазируешь о нем?
Он хотел воскликнуть «Конечно нет!», он обычно умел складно лгать, во всяком случае всем, кроме Хауса.
Но все, что он сумел, это выдать полуправду.
— Только о нем с тобой. Никогда со мной!
Это сразу стало ложью, образ возник перед глазами моментально, без труда проходя по нейронным цепям, временно поврежденными алкоголем.
Оказалось, осталось достаточно неповрежденных нейронов, чтобы суметь покраснеть. Слабое утешение.
— Это не то, что ты думаешь, — запаниковал он. Тело Хауса и правда было не так привлекательно, или почти… во всяком случае, он видел и получше. И вообще, речь была о другом. — Не то чтобы я хотел… — это вообще не имело ничего общего с физической плоскостью. Скорее, касалось авторитета Хауса, его шуточек и намеков. — Это… восхищение такое… ничего более!
Он сказал больше, чем собирался. Вечная проблема с выраженными вслух мыслями.
Чейз попробовал привести свои мысли в порядок. Он не хотел Хауса, не в общепринятом смысле. Он не жаждал ласки, эмоциональной или телесной, Хаус не сможет это дать никому и никогда. Он просто хотел понять. Знать. Дать логическое завершение всем этим придиркам и унижениям, словно он его собачка.
Это никак не пересекалось с физическим желанием.
Но это сводило с ума. Не всегда, конечно. Только в этот момент. Или почти.
Но в другие разы, его тело так не реагировало. Он попробовал сконцентрироваться на Кэмерон, перенести свои желания на более подходящий, более соблазнительный объект.
— Ты его хочешь…
И над ее словами тоже лучше не задумываться.
— Я тоже.
Она сказала это так четко, так уверенно, что на миг Чейзу показалось, что она не пьяна вовсе.
— Ты прав. Это не восхищение. Но какая разница, все равно это не взаимно, — продолжила она так же четко и спокойно, и самую малость — грустно.
— Вот еще! Любой мужчина сразу скажет, что ты — самое лучшее, что может с ним случится. — воскликнул Чейз, вполне искренне.
— Тогда почему… почему он меня игнорирует?
— Потому что он не хочет играть с тобой. Он тебя уважает.
В этом Чейз был уверен, несмотря на шуточки. Кэмерон Хаус уважал, а его — нет. Новая мысль всплыла в из глубин отравленного алкоголем сознания, но тотчас же утонула, не успев полностью оформиться.
— Он не хочет ничего между вами менять, — продолжил Чейз, в отчаянном стремлении успокоить ее.
— А между нами разве что-то изменилось? — спросила Кэмерон.
Люди, которые были в состоянии заниматься медициной, так же умели поддерживать сразу несколько невероятно логичных направлений в одной беседе, которая, в конечном итоге, была лишь пьяным бредом. Чейз неоднократно убеждался в этом еще со времен университета.
— Не очень, — припечатал Чейз.
Он уже хотел ее раньше. И даже не был уверен, считать ли ее менее недоступной чем тогда, или нет.
— Я не буду жаловаться, даже если это и не так. Даже если это ничего не меняет.
Образ Кэмерон и Хауса опять возник перед внутренним взором, еще более отчетливый, более жесткий, более возбуждающий. Он сглотнул.
— Ну так скажи ему! — воскликнул Чейз с горячностью, на которую сам не считал себя способным, особенно в таком окружении. — Я не думаю, что ты когда-либо ясно давала ему понять, чего хочешь. Давай, мол, сегодня же вечером, если посмеешь! О, он считает тебя красивой, и конечно не станет отказывать. Он не хочет отношений, только и всего. Не хочет быть любимым. Потому и избегает тебя. А вовсе не из-за того, что ты — это ты. Наоборот!
Он говорил для нее, не для себя. Он сказал немного из того, что она сама хотела услышать, и немного из того, что все о них думали. Он говорил, потому что она этого хотела.
Фантазия про Хауса и Кэмерон опять появилась, воздействуя на него, на его чувства, на низ его живота. Может быть, он получит то, что хочет, если будет плыть по течению. Может, быть он поймет, может быть, тогда он освободится. Может быть, тогда он перестанет ждать чего-то от Хауса, чего-то интимного и хитроумного, потому что его садомазо практик было явно недостаточно, чтобы удовлетворится.
— Но я не знаю, где он живет, — растеряно сказала Кэмерон, со вздохом пьяной беспомощности, когда каждая преграда кажется непреодолимой.
Как наименее пьяный из них двоих, Чейз был обязан найти решение.
— Должен быть в справочнике, — предложил он. — Сейчас поищем.
Он еще раз попробовал напрячь свою логику, и добавил:
— И надень более короткую юбку.
Ничто не могло помешать им выполнить намеченное. Это была одна из тех ночей, когда разум оставался далеко на дне стакана, и никакие мысли не казались странными, даже мысли о привлекательности Хауса.
***
Шли титры последней серии модного сейчас сериала, когда в дверь забарабанили.
Уилсон поднялся, чтобы пойти и открыть, но Хаус остановил его с помощью трости. Может, он и был беспомощным калекой, но это все еще его дом, и он предпочел бы узнать до Уилсона, кто к нему пожаловал.
Если он действительно так жаждет облегчить его нестерпимые муки, занялся бы тогда грязной посудой, объяснил Хаус, направляясь к двери. Это для Уилсона тоже нестерпимо. Так будет честно.
В дверь позвонили опять. Нетерпеливый ритм. Он посмотрел в глазок, увидел двух своих хорошеньких подчиненных… и проковылял к кухне.
— Это Кэмерон и Чейз.
— И ты не откроешь? — спросил Уилсон.
— Зачем?
— Может, — он сделал паузу, в бесполезной попытке придать реплике таинственности, — чтобы узнать, чего они хотят? Раз твои блестящие дедуктивные способности еще не открыли тебе этого. Может, они принесли тебе новый интересный случай. Ты ведь отключил свой телефон во время фильма? Или случайно уронил его в миску с соусом барбекю?
— Так не звонят, когда несут интересный случай, — объяснил Хаус, не отвечая насчет своего телефона. — Тогда нажали бы на звонок дважды, с короткой паузой. Потом опять. А это длинные и беспорядочные нажатия.
— Тогда чего они хотят?
Хаус не ответил.
— Ты не знаешь! И держишь их там, чтобы отомстить! И если так пойдет и дальше, они могут уйти, и ты никогда этого не узнаешь. Если только не откроешь.
— Так не звонят, когда собираются сдаться и уйти, — ответил Хаус, услышав еще одну серию звонков. И все же, он покинул кухню, и медленно подошел к входной двери.
Едва он с трудом открыл дверь, Кэмерон притеснила его к стене, и поднялась на цыпочки, в то время, как Чейз закрыл дверь, глядя на них как загипнотизированный.
Поцелуй был жестоким, отчаянным, щедро пропитанным алкоголем. Диагноз не требовал подтверждения.
Если подумать, Хаус видел и более неприятные нападения. Он позволил Кэмерон закончить то, что она начала, и, из щедрости, даже немного ее пощупал перед тем как дать ей знать, насколько он шокирован ее поведением.
Но она с трудом оторвала свои горячие губы от него, и повернулась к Чейзу:
— Твой черед. Надо делиться. Иначе будет нечестно.
Эта часть была намного более неожиданной. Хаус, занятый тем, чтобы охватить одним взглядом всю Кэмерон, включая мини-юбку и декольте, не успел в точности понять, что она имеет в виду, когда Чейз сменил Кэмерон, и начал терзать его губы своими.
Кэмерон целовалась страстно, но Чейз — умело, обнаружил Хаус, застенчивее, но точнее. Но, несмотря на сладкие губы, гладко выбритое лицо и красивые волосы, Чейз по умолчанию значительно уступал Кэмерон в притягательности своих изгибов.
А еще высмеивать его было куда как интереснее. Хаус даже не собирался дать ему закончить, не сделав ему парочку унизительных замечаний.
В то же время, когда Кэмерон упала на колени и начала расстегивать его штаны, он серьезно засомневался в своей способности огрызаться, и даже делать что-либо, кроме как стонать. По крайней мере, пока она там, внизу. Так же, он начал сомневаться, что сможет остановить все это в следующие две минуты, пока дело не приняло совсем нежелательный курс.
— Ну, и что они… Хаус?
Уилсон уставился на них, и уронил тряпку, которую держал в руках. Наконец-то, кто-то в здравом уме, почти трезвый, кто сможет положить конец этому нелепому фарсу, подумал Хаус.
Кэмерон немедленно прекратила свое занятие, и Хаус почти пожалел об этом. Чейз прервался, в панике разглядывая Уилсона, и Хаус не смог себе запретить немного пожалеть и об этом тоже.
— Итак, — прошептал он ему в ухо, — надо было смертельно напиться, чтобы признать свою гомосексуальность, или вы просто помогаете Кэмерон воплотить ее фантазии в жизнь?
— А вам не все равно? — спросил Чейз, но его дерзкий тон не сочетался с краснеющими щеками.
— Вы пьяны, и вы знаете это. От вас разит алкоголем. Вы даже ходить ровно не можете. То, что вы безответственный юнец, неспособный себя контролировать — ваша проблема. То, что я это знаю… ну-у, завтра это тоже будет вашей проблемой, намного более неприятной. Если вы понимаете, о чем я.
Чейз, казалось, колебался.
— Неважно, — выдал он наконец, опираясь на Хауса. — После этого все изменится…
— Остановите ее, пока она не сделала большую глупость, идиот! — злобно выдал Хаус.
— Остановите сами, если действительно думаете, что это глупость! — ответил Чейз, прижимаясь к нему. — Она вас послушается, вы же знаете.
Они все больше погружались в безумие. Ситуация не укладывалась уже ни в какие рамки — поэтому Кэмерон, по всей видимости, была полна решимости дать свои собственные объяснения Уилсону.
— Ах, не… — начала она заикаться, — вы не можете присоединиться. Вы пойдете домой и ляжете со своей женой, потому что это ваша жена, с которой вы… на которой вы женаты!
Это были совершенно не те оправдания, которые Уилсон ожидал услышать, судя по его сконфуженному виду. Хаус бросил на него взгляд, который наказывал не оставлять его, бедного калеку, его лучшего друга, на милость двух пьяных юнцов.
Уилсон ответил взглядом, который уверял, что если Хаус действительно захочет, то ему, калеке вооруженному тростью и умом такой остроты, будет вполне по силам устоять перед красивой женщиной и не менее красивым мужчиной, которые не могли даже ходить прямо и ясно мыслить. Возможно, если бы Уилсон выслушал меньше дифирамбов блондинистым патлам Чейза или лицу и формам Кэмерон, то сожалел бы куда более о жестокой судьбе друга.
Да, удивительно много вещей, выраженных парой взглядов, но Хаус хорошо знал своих друзей. Если после такого Уилсон еще оставался его другом.
— Желаю приятно провести вечер! — пожелал Уилсон, и закрыл за собой дверь.
— Предатель!.. — прошептал Хаус.
Потом Чейз встал на колени перед ним, а Кэмерон опять принялась целовать его, как в плохом фильме для взрослых. Хотя, такие поцелуй сами по себе тянули на самостоятельный фильм для взрослых, вне всяких сомнений.
Может быть, стоило последовать примеру Уилсона, плыть по течению и посмотреть, куда это приведет.
Хаус обдумывал эту мысль почти с минуту, пока не решил взять дело в свои руки.