Galactic rain.

Во временной плоскости. В далёкой-далёкой долине, где ни один метр не был исполосован тяжёлыми следами человеческих сапог, где звери могли, не опасаясь смерти от ружья, играть друг с другом, охотиться и просто существовать, однажды выпал волшебный Галактический дождь. И падал так он раз в пятьдесят один год. Небо на короткое мгновение озарялось миллионом, ярких и не очень, голубоватых, синих, зелёных звёзд. Они, искрясь, разлетались в разные стороны, завораживая каждого, кому была дана возможность увидеть это невероятное зрелище. Существовали редкие легенды о Галактическом дожде, который случайно смогли увидеть нечастые странники, но они быстро забывались и стирались из летописи времён, поэтому каждый человек, кто, случайно забредая в эту долину, смог увидеть Галактический дождь, видел что-то божественное. А ещё к ним приходило Чудо. Точнее, то, что они считали Чудом. Бедняк вдруг наделялся талантом управления и богател; неудачливый студент, в который раз пересдающий экзамен, вдруг вытягивал свой любимый билет и отвечал на «отлично»; а у старушки, про которую забыли родственники, вдруг нашлись добрые соседи, развлекающие её по вечерам. Ищущие любви находили друг друга, а те, кто надеялись на удачу, получали её. Во время Галактического дождя исполнялось только самое важное и самое сокровенное желание, к которому человек стремился именно в данный момент. 2013 год. Помятая одежда, помятое покрывало, на котором лежал помятый человек с помятыми чувствами и такой же помятой головой. Но вся эта помятость упорно не замечалась, потому что он находился словно в вакууме: тело было лёгким и едва заметным для самого обладателя, в голове гудело и что-то давило, словно со всех сторон по меньшей мере с десяток пар ладоней пытались сдавить голову Чонуна до размера изюминки. Руки рефлекторно потянулись к вискам, но были остановлены крепким захватом. - Проснулся? Как из ведра. Водой. Ледяной водой. До дрожи в зажатых запястьях. Чонуну резко захотелось встать с места и рвануть куда-нибудь далеко – из окна, например. А потом бежать, что есть сил, настолько быстро, насколько это возможно, расталкивая людей в разные стороны, растаптывая машины и проделывая дыры в стенах высотных домов. Превозмогая любые человеческие и нечеловеческие способности. Лишь бы не видеть этих ярких, ослепительно искрящихся глаз. - Отдыхай-отдыхай и не вставай, хорошо? – он мягко положил руки Чонуна рядом с его телом на диван и чуть надавил, будто приклеивая. И после этого парень понял: ему точно не убежать. Какая-то сила была в чужих руках. Невысокий парень, просто одетый (в светлую футболку и синие джинсы) с тёмными, собранными сзади в короткий хвост волосами сидел рядом с Чонуном и как-то подозрительно приветливо ему улыбался. И от этого убежать хотелось почему-то ещё больше. И лицо парню казалось очень знакомым. Несмотря на то, что голова просто раскалывалась, он всё-таки предпринял попытку подумать. Вспомнилось всё ровно с момента его появления в зале, где сидели жюри и конкурсанты. Маленькое, даже крошечное помещение, сцена, живые выступления без микрофонов... В горле отчего-то пересохло. Осознание того, что он завалил прослушивание, по толике, по грамму раскалённой ртути вливалось через уши в голову и разъедало там всё. - Прослушивание закончилось? Парень, который, видимо, собирался сейчас куда-то выходить, замер. - Да. - Я... Не выступил? – глупо, но когда в твоей голове плещется лава под тысячу градусов, ничего умнее не выходит. - Ким Рёук поручился за тебя, ты будешь выступать на концерте, - негромко ответил парень. Его друг не обманывал никогда: походы в кино или обязательства по работе – ни разу, и если он обещал, что Чонун будет выступать – значит, будет. И это-то пугало его. Когда наступит момент, что он будет добиваться всего сам, а не с помощью длиннющих нитей связей своего менеджера? Вдруг сам бы он ничего не смог? А если бы не было Вукки, вообще, сейчас бы он, Ким Чонун, даже не выбрался из своей творческой ямы, в которой оказался несколько лет назад с желанием быть на сцене. Что если он бездарность, чёрная дыра, поглощающая всё вокруг себя, и ему нет никакого смысла рваться к свету?.. Последнее обстоятельство пугало больше всего, но одновременно оно было и самым легкоопровержимым. Полумрачный зал освещается тусклыми лампами вдоль стен. Софиты и другое любое освещение было заранее выключено, поэтому сейчас, зрители перешёптываются в полумраке, ожидая выхода на сцену следующего исполнителя. Из огромных динамиков, стоящих по краям сцены вырывается негромкая шуршащая мелодия. Она, словно из гигантского граммофона, создаёт атмосферу старинности, разрухи. Люди перестают шептать, всё их внимание приковывается к мальчику, медленно выходящему, буквально выползающему на сцену. В его руке с силой зажат микрофон, который ему явно не по размеру. В глазах испуг. Он встаёт посреди сцены и замирает. Из колонок вместо шуршания доносятся первые звуки песни, в зале кто-то неуверенно хлопает в ладоши, и его поддерживают остальные. И дышать даже становится как-то свободнее... Внимание аудитории мгновенно, едва звуки вступления набирают силы, рассредоточивается, но едва мальчик берёт первую ноту, все, как по команде, возвращают свои глаза обратно. Он притягивает. Он красив. Не внешне. Его красота вне его – она вокруг. Она в поступках людей, она в мыслях тех, кто слышит эту песню... До конца мелодии, внимая каждому звуку, срывающемуся с его губ, они приковывают взгляды к сцене, не в силах отвести ни глаз, ни открытой на середине повествования души-книги... - Йесон-а? – ладони с холодными пальцами коснулись плеча Чонуна, выводя из короткого забытья. Он едва вздрогнул и, моргнув, посмотрел на человека рядом. - Вы кто? – сказано было, скорее, на автомате. Но понимание медленно приходило. На сцене он упал от волнения в обморок, поэтому так болит голова. Этот человек, скорее всего, помог ему и притащил сюда – в место, отдалённо напоминающее кабинет: заваленный бумагами стол, такой же подоконник окна, которое едва-едва пропускало свет внутрь из-за гитарного чехла и стопок книг, дешёвые картины на стене и книжная полка, обклеенная детскими (или похожими на детские) рисунками. Ещё был скрипящий диван, на котором лежал Чонун и пара стульев. Вот и весь кабинет. - Ли Сонмин, - парень склонил голову набок и положил свои руки на колени. – Забыл? Чонун закрыл глаза и расслабил тело. Сейчас не хотелось говорить, не хотелось выяснять и задавать вопросов, однако он снова почувствовал тот искристый взгляд и тянущую боль в груди. Воспоминания, подкинув нужные ощущения, заставили парня мгновенно открыть глаза. - Что? Сонмин на долю секунды задержал свой особенный взгляд на лице Чонуна и едва открыл рот, чтобы что-то сказать, но дверь в «кабинет» распахнулась, и внутрь не то вбежала, не то влетела вице-президент Квон. - Ли Сонмин! – грозно рыкнула она, выхватывая какую-то папку из общего завала, который чуть накренился, но остался держать своё незыблемое существование. – Быстро на совещание! Без тебя наша главная звезда отказывается начинать. - Юри-шши, - протянул парень и, улыбаясь, поправил скосившийся хвостик, - я не могу быстро, вы ведь знаете... Женщина, открыв дверь, повернула голову и нервно бросила: - Двигайся, как можешь, но чтобы через пять минут был. Твоё положение тебя не оправдывает, нечего возиться с конкурсантами, которые даже с волнением не могут справиться! Чонун приподнялся на локтях, чтобы посмотреть в лицо этой особы: сначала она ему показалась совсем другой – милой и доброй, а сейчас... Сейчас в её глазах разве что Вторая мировая не разворачивалась. Едва она вышла, Сонмин приблизился к Чонуну, положил ладонь ему на лоб и с силой надавил, возвращая его в прежнее лежачее положение. - Не обижайся на неё, она хорошая, просто педантичная уж очень, - пожал плечами он. – А, я сказал твоему менеджеру, чтобы он забрал тебя. Должен через пятнадцать минут приехать. А я пойду. Позвони мне, как вернёшься домой, хорошо? Чонун удивлённо кивнул, провожая взглядом удаляющегося Ли Сонмина. И только когда дверь в кабинете закрылась, а комната погрузилась в тишину и полумрак из-за выключившегося света, до него дошло. «Инвалид?» - глупый, совершенно неуместный в такой явной ситуации вопрос. Последняя фраза парня, прозвучавшая как из-под воды, глухо, булькая, подтверждала догадку, а диалог с вице-президентом отрезал все пути к отступлению, к опровержению. Не было сомнений – этот человек на коляске долго. И эта догадка вернула на время потерявшуюся память Чонуна: он же видел его уже однажды, причём сегодня же, в коридоре – парень с прожигающим взглядом... «Йесон-а?...Забыл?», - голосом Сонмина проговорил внутренний голос. Внутри похолодело, а сердце ухнуло вниз. Почему-то вспомнилось его слегка разочарованное лицо, когда в кабинет ворвалась Квон Юри, и желание вскочить с места и побежать к нему, сказать, что ничего не забыл, что всё помнит (пусть даже он не помнил ровно ничего), росло. Но быстро оборвалось вибрацией мобильного, который лежал на полу рядом с диваном. - Рёук-а? - Я тебе в следующий раз пять пачек успокоительного в рот запихаю! Ты чего в обмороки на сцене ни с того ни с сего грохаешься?? Столько лет ходил с каменным лицом без единого выражения, а сам, значит, истеричка такая, одного единственного выступления не можешь вынести, а?! Я тебе сколько раз говорил, чт... Чонун отодвинул мобильный подальше от уха и, покосившись на орущую трубку, поднялся с дивана. Подобрав свой рюкзак и куртку, он вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь и, когда трубка начала кричать чуть меньше, чем допустимые 90 децибел, негромко ответил другу: - Рёук-а, я сам до дому доберусь, не надо меня забирать, хорошо? Гробовое молчание на другом конце телефона. - Чонун-хён, ты в порядке? – парень двинулся по коридору по табличке «Выход». - Да, в порядке. Просто кое-что понять не могу... – последние слова он говорил уже не Рёуку, а себе, забывая, что он с кем-то разговаривает. - Что? - Как люди могут так счастливо улыбаться, когда они калеки?.. - Хён, ты задаёшь странные вопросы. Ладно, уже темнеет, может, вызвать такси тогда? – привычная забота донсэна. - Нет, спасибо, - парень очнулся, когда голос Рёука потеплел. – Я поеду к родителям, хорошо? - Угум. Отдыхай, с понедельника начинается подготовка к твоему дебютному выступлению. У меня уже есть небольшой план по поводу... - Рёук-а, у меня ужасно болит голова, поговорим завтра? - А, ладно... - Удачи. Чонун засунул мобильный в задний карман джинсов, думая, куда идти. Его разрывали два желания: снова увидеть Ли Сонмина и желание рухнуть в кровать и уснуть. Второе со значительным перевесом ментальных весов победило, и парень, поёжившись от воспоминаний о холодном утре, двинулся к выходу, по пути натягивая на себя куртку. На улице было значительно теплее, чем утром, уже зажигались вечерние фонари, рассеивая наступающие на Сеул сумерки. Народ неспешно передвигался по улицам, каждый был похож на огромную, неправильной формы улитку, их хотелось подпнуть, крикнуть: «Двигайтесь быстрее! Ведь в мире много всего, что вы можете не успеть, если будете тратить время на медленную прогулку!». Но через секунду это желание пропало, а атмосфера всеобщей расслабленности полностью обтянула своей тканью Чонуна. Он шумно вдохнул холодный воздух и, поправив рюкзак за спиной, вставил в уши наушники, включив негромкую мелодичную песню. И в этот странный момент, в момент, когда парень никак не мог сфокусировать своё зрение, когда мир вокруг него расплывался, а оттого казался дико волшебным, Чонун понял, что что-то меняется. Причём так, как не менялось никогда – быстро, резко, кардинально.