Сто восемнадцать лет тому вперёд

Акааши плохо помнил, как они с Тсукишимой поддерживали Бокуто по дороге назад к дому: они лишь молча перебирали ногами, пока Бокуто, пьяно смеясь, пытался рассказать Тсукишиме о том, на каком огромном слоне он катался по индийским джунглям. Акааши вполголоса фыркал: становилось ещё смешнее, когда он вспоминал, что на самом деле Бокуто отродясь не бывал в Индии, а единственное, чего он опасался (что под воздействием вина длинный язык Бокуто начнёт говорить правду), так и не случилось. Вместо этого они с Тсукишимой совместными усилиями сгрузили Бокуто на кровать Акааши, и эконом Куроо, пробормотав слова прощания, поспешно удалился. Он оставил Акааши наедине с занятой кроватью, гудящей головой и Бокуто, который, едва рухнув на подушки, захрапел, не потрудившись даже снять фрак. С трудом стянув с себя жилет и ослабив галстук, Акааши отправился спать на диван в гостиной. Громогласный храп с верхнего этажа и рой беспокойных мыслей не давали уснуть, и Акааши, пряча голову под подушку, отстранённо подумал, что из Бокуто выйдет ужаснейший сосед. Утро началось с лёгкой головной боли и навязчивой мысли приготовить яичницу. Поднявшись с дивана с абсолютным беспорядком на голове, Акааши отметил, что храп сверху, кажется, даже не прекращался; перспектива расталкивать пьяного Бокуто устраивала его в последнюю очередь, и вместо этого Акааши побрёл в холодный подвал с надеждой на то, что там осталась парочка свежих яиц. В спальне послышалось какое-то шевеление только к — Акааши даже покосился на часы — полудню. Для самого Акааши, привыкшего либо вставать с петухами, либо тогда же ложиться, подобный режим был каким-то сумасшествием, однако Бокуто, спустившийся на запах яичницы в том же вечернем фраке, кажется, чувствовал себя вполне комфортно. Не считая помятого и чуть опухшего лица, улыбка у него была довольно жизнерадостная. — Хей-хей-хей, доброе утро, Акааши! — он ввалился на кухню пьяным ураганом и, чудом не врезавшись в замершего над камином Акааши, успел походя похлопать его по плечам и втянуть запах, исходящий от решётки. — Это завтрак? Яичница? Шикарно! И с истинно лебединой грацией плюхнулся на жалобно скрипнувший стул. — Как вы себя чувствуете, Бокуто-сан? — участливо поинтересовался Акааши от камина, куда его только что чуть не столкнули. — Голова немного болит, — признался тот, хмурясь. — Но в остальном всё чудесно. Хороший был вечер, скажи? Куроо — просто отличный парень! Поверить не могу, что я не хотел с ним видеться. — С Куроо очень… — Акааши помедлил, — интересно. Хотя в основном его волнуют, конечно, поверхностные темы, он… и правда хороший человек. «В большинстве своём», — мысленно добавил Акааши, прикусив губу. Бокуто, словно ничего не заметив, потянулся к пузатому разливному чайнику, но Акааши на это лишь цокнул языком и пихнул ему в руки стакан холодной воды. — Это от больной головы, — назидательным тоном сказал он. — В следующий раз постарайтесь ограничить себя в количестве выпитого, пожалуйста. Вы очень тяжёлый, и мне не хочется снова тащить вас до спальни. — Акааши? — Бокуто хлопнул ресницами. — Ты тащил меня? — А вы не помните? — Помню, как Куроо играл на фортепиано. А как шёл домой… — потянувшись к стакану, Бокуто сделал большой глоток и жалобным голосом протянул: — Извини, что доставил столько неприятностей. — Пустяки, — Акааши скрипнул зубами. — Тсукишима был очень любезен мне помочь. Но вы и правда тяжёлый, поэтому, пожалуйста… — Я постараюсь пить поменьше, Акааши. — Спасибо. Бокуто ещё проворчал своему стакану пару извинений. Акааши знал его недостаточно долго, подумать только, всего сутки, но уже мог сказать, что эти извинения самоуничтожатся со следующим же приглашением Куроо на ужин. И теперь их будет намного больше — почуяв в Бокуто родственную душу, Куроо не оставит его «чахнуть» у Акааши. Он сделается Бокуто личным гидом, развлечением, советником и другом, но уже не отпустит. Акааши не знал, как собирается объяснять ему неожиданное исчезновение Бокуто, если… нет, когда он вернётся в своё время, равно как и не знал, как проживёт этот месяц под одной крышей с человеком, который храпит так, что сотрясаются стены. Перспектива переселить Бокуто в особняк теперь уже не казалась такой дичайше недопустимой, однако риск разоблачения в таком случае увеличивался в разы, и Акааши, теряясь в догадках, пока решил оставить всё как есть. — Бокуто-сан, — позвал он, когда с яичницей было почти покончено, — после завтрака мне нужна будет ваша помощь. — А? — отозвался Бокуто, сосредоточенно пережёвывая свой кусок. — Фто такое? — Я до сих пор не приступал к работе над машиной, — Акааши отложил вилку в сторону и сложил пальцы в замок. — В лаборатории уже чисто, вчера я навёл там порядок, но над устройством ещё предстоит поработать — для начала, хотя бы определить, что требует самых больших затрат времени и ресурсов. Бокуто смотрел на него не в пример внимательно: — Что нужно делать? — Боюсь, всю работу придётся начинать практически с нуля. Вы составите список деталей, которые сперва необходимо заменить, и к обеду, если Куроо согласится, я с ним отправлюсь в Город за заказом. А вы к тому времени вполне можете, скажем, починить «шкаф». — «Шкаф»? — хлопнул ресницами Бокуто, и Акааши терпеливым тоном пришлось уточнить: — Огромная металлическая бочка, из которой вы вывалились. Из-за высокого давления внутри её разорвало на части, но собрать её заново из листового металла — работа нетрудная, если вы умеете забивать гвозди и плавить… — Понял, — важно кивнул Бокуто, — сделаю. И ещё, Акааши… Наверное, я должен извиниться. Акааши удивлённо приподнял брови: — За что? — О, у меня целый список, — Бокуто чуть пристыженно опустил голову в тарелку. — Во-первых, за то, что вывалился из твоей машины, разнёс лабораторию и наверняка подставил под угрозу твою жизнь. — В этом не было вашей вины, никто не знал, что вы окажетесь именно здесь… — Во-вторых, за то, что порвал твой сюртук. — Вы уже извинялись за это. — В-третьих, за моё неподобающее поведение за ужином, — и на этот раз голос Бокуто стал твёрже: глупые попытки Акааши его оправдать, кажется, ему не понравились. — Мне не следовало так в открытую… смущать тебя. Чувствуя, как безнадёжно краснеет, Акааши отвёл взгляд. Прав был Куроо: Бокуто точно проявляет к нему симпатию. Во всяком случае, звучал его виноватый голос проникновенно и искренне. — Всё в порядке, — механически прохрипел Акааши, — я на вас не в обиде. Просто не пытайтесь больше завоевать моё внимание таким экстравагантным способом. «Это всё пагубное влияние вина и Куроо Тетсуро», — твёрдо заявил он себе. И, отправив в рот последний кусок яичницы, решил больше к этой теме не возвращаться. Завтрак они доедали в относительном молчании: пару раз промямлив что-то о погоде, Бокуто наконец-то вернулся к еде и после этого вызвался помыть посуду. Секунду поразмыслив о том, как он ненавидит неудобный колодец с отвратительной регуляцией температуры, Акааши с чистой душой вручил ему тряпку, показал мойку и удалился в лабораторию. Со вчерашнего утра, когда Акааши наведывался сюда с метлой и совком, он здесь не бывал и оттого не мог оценить хотя бы примерные масштабы катастрофы: разбирательство с машиной он отложил на сегодня и теперь стоял прямо перед ней, мучительно соображая, с чего следует начать. Сказав, что делать устройство придётся практически с нуля, он не покривил душой: легче было и правда построить новое, чем ремонтировать старое, где после взрыва сломалось всё, что только могло сломаться. Разве что отладить систему поршней и рычагов заняло бы больше времени, однако всё остальное… Акааши покачал головой и, вздохнув, привычно потянулся за лежащими на тумбе гогглами. Сегодня пришлось провести более тщательный осмотр по сравнению со вчерашним: отметить более мелкие и незаметные поначалу повреждения, залезть внутрь раздутого, как пивная бочка, «шкафа» и взглянуть на теперешние показания манометра, а затем, усевшись на колени, залезть головой под котёл и проверить подачу отопления для кипячения воды. Разумеется, Бокуто застал его именно в таком положении — когда Акааши, подсвечивая себе карманной газовой лампочкой, пытался подсчитать количество разорванных от давления паровых труб. — Я закончил с посудой! — оповестил он с порога. К тому времени как его тяжёлые шаги приблизились к машине, Акааши выполз из-под огромного котла в дальнем углу и успел отряхнуться, приведя себя в надлежащий вид. — Спасибо, — кивнул он, стягивая гогглы на лоб. — Вы разобрались? Проблем не было? Надеюсь, там ничего не разлито и не разбито? — Обижаешь, — надулся Бокуто. — Я умею мыть посуду, у вас здесь система не сильно отличается от того, что есть у нас. После завтрака он, к его чести, сменил помятый фрак, теперь нуждавшийся в стирке, на рабочую рубашку, которую ему, видимо, не жалко было пачкать, и закатал рукава по локоть, демонстрируя сильные, жилистые руки. Акааши моргнул раз, другой, засмотревшись на чётко видные узоры из вен; Бокуто, сгорая от любопытства, вдруг ткнул пальцем в его гогглы: — А это что? — Гогглы, — мгновенно смутившись, Акааши стащил их со лба и протянул Бокуто. — Рабочие очки. В них есть увеличительные стёкла, и они защищают глаза от любых источников раздражения — от яркого света, едкого дыма, пара… — Понял, — хмыкнул Бокуто, повертев гогглы в руках. — А у нас такие косплееры носят. — Кто? — Косплееры. Ребята, которые наряжаются в костюмы любимых героев. У нас устраиваются целые фестивали косплея, проводятся конкурсы… Забавная штука, — Бокуто вдруг хмыкнул. — Однажды я косплеил Дарта Вейдера, у меня была шикарная чёрная маска. Правда, под неё не влезли мои волосы, поэтому пришлось их состричь, и ещё несколько месяцев после фестиваля я ходил с отвратительной причёской… Я не был лысым, но представь вот это, — он махнул рукой на свою голову, — только раза в два короче. Тот ещё кошмар! Акааши трудно было сдержаться — он представил. И не удержался от тихого смеха, который, кажется, Бокуто пришёлся по душе: он тоже задорно улыбнулся и передал гогглы обратно. — Я не совсем понимаю, о чём вы, — признал Акааши, возвращая их на лоб, — но выглядело, наверно, не столько ужасно, сколько забавно. — Забавно? Скажешь тоже! То есть да, это было забавно — всем, кроме меня. Я выглядел уродом, — Бокуто обиженно выпятил губу, и Акааши снова тихо рассмеялся. — Эй! Полагается дружеская поддержка! — Извините, — фыркнул он, прикрывая рот ладонью. — Я лишь… Уверен, вы не выглядели «уродом». Но вы пошли на такие жертвы, чтобы надеть на себя какую-то маску… Ещё раз прошу прощения. — Да ничего, — проворчал Бокуто, тем не менее, улыбаясь уголком рта, — у тебя милый смех. На секунду они замерли, глядя друг на друга: Бокуто — с явным осознанием, что сказал немного лишнего, Акааши — с недоумением. Наконец откашлявшись, он развернулся к устройству, воззвал к своей совести и немного севшим голосом пробормотал: — Давайте приступим к работе. Полчаса спустя Акааши пришлось признать, что всё будет намного сложнее, чем выглядело в самом начале. У него сохранились старые чертежи и схемы, по которым строился первый прототип машины — её Бокуто с лёгкой руки через пять минут после начала описи разбитого и сломанного назвал хронометром. Однако главной проблемой, помимо восстановления внешнего вида и функционала устройства, оставалось одно — Акааши до сих пор понятия не имел, почему оно вдруг заработало. — Запишите предохранительный клапан, он явно был неисправен, это и спровоцировало взрыв, — продиктовал он из-под дна котла, а затем, прикусив губу, всё же решился спросить: — Бокуто-сан, скажите, как машина выглядела в вашем времени? — Хм? — отозвались сверху — судя по этому сосредоточенному «хм», Бокуто по буквам карябал «предохранительный клапан» на бумаге, которую ему выдал Акааши. — Ну, как… эм… представь себе большое белое яйцо, которое вытянуто вверх, с герметизированной дверью, работающей на магнитах. Вот. Внутри цифровая панель, на которой должны были вводиться время и дата отправки. Всё работало полностью на электричестве… — Правда? — Акааши высунулся из-под котла, сталкиваясь с Бокуто взглядом. У того был растерянный вид: — У вас нет электричества? — Мы используем паровые двигатели. Без электричества. Вернее, его очень мало, и я считаю, что это глупо. — Вот как? — развеселился Бокуто. — Разумеется! — Акааши присел, опёршись рукой о пол. — Думаю, у паровых машин нет будущего. Мы застряли на этом этапе и никак не можем сделать шаг вперёд. В электричестве есть очевидная практическая польза, но я… если честно, я боюсь начинать с ним работу. Бокуто, кажется, его не понял: — Почему? — Не мой уровень, — уклончиво отозвался Акааши. Он не хотел и не собирался распространяться на эту тему, вместо этого покосился на индикатор уровня воды, разбитый вдребезги, и со вздохом велел: — Запишите стеклянную трубку. Правда, легче уж сразу новый котёл… С энтузиазмом принявшись скрести металлическим наконечником ручки по бумаге, Бокуто после секундного молчания всё же осторожно сказал: — Акааши, насчёт электричества… — Я не хочу знать о том, как оно используется в вашем времени, — открестился тот и даже зажал уши, правда, запоздало поняв, что его руки в перчатках измазаны в машинном масле. Его усталому вздоху сопутствовало очередное недоумённое: — Но почему? — Акааши сморгнул, и Бокуто, отложив ручку, выпрямился над огромной шестерёнкой, служившей ему письменным столом. — Акааши, в твоей лаборатории сидит путешественник во времени родом из две тысячи семнадцатого года. Нас разделяет целое столетие! А ты мало того, что ведёшь себя так, будто это в порядке вещей, так ещё и не проявляешь ни малейшего любопытства! Даже намёка! — Бокуто-сан… — опасливо пробормотал Акааши. — Я столько мог бы тебе рассказать! Я мог бы помочь тебе изобрести что-нибудь грандиозное, что совершило бы прорыв в твоём времени! Почему ты ни о чём не спрашиваешь? Или для тебя это и правда в порядке вещей? Бокуто смотрел на него с феноменальной квинтэссенцией детской обиды и злобы на лице. Акааши не оставалось ничего другого, кроме как окончательно выползти из-под котла, попутно оставив на полу грязный масляной след от своих перепачканных рабочих штанов, выпрямиться, отряхиваясь, и виновато развести руками: — Прошу прощения. Я лишь не хочу навлечь на себя неприятности. Бокуто сердито засопел: — Какие неприятности, Акааши? — Такие, как… неосознанный сдвиг во времени, — он нахмурился. — Я и сам не уверен до конца, особенно учитывая странные обстоятельства вашего появления и то, как мало мы знаем о работе устройства… У меня есть теория, что вмешательство в прошлое повлечёт за собой изменения в будущем — и если вы, допустим, расскажете мне о каком-то изобретении из своего века, а я займусь созданием его прототипа, то, вернувшись, вы можете обнаружить своё время не таким, как оно было — а всё потому, что это изобретение появилось на энное количество лет раньше обычного. Понимаете, к чему я веду? На лице Бокуто отразилось явное сомнение, сопровождавшееся задумчивым постукиванием наконечника ручки по его ладони. Кожа пачкалась в чёрных чернилах, но Бокуто, и так с непривычки заляпавший все пальцы, вряд ли это замечал. — То есть ты не хочешь знать о моём времени, чтобы не изменить ход истории? — неуверенно предположил он. — Поэтому мне лучше молчать? — Пожалуй, — Акааши позволил себе выдохнуть с облегчением, но Бокуто не отставал: — Акааши, ты ведь и правда не знаешь, чем это может обернуться! Вдруг всё, что сейчас происходит, было предопределено заранее? Вдруг на самом деле я должен был появиться здесь, чтобы помочь тебе совершить прорыв? Ты не можешь так просто отмахиваться от такой возможности! Акааши действительно не мог — как не мог и допустить, что правду среди них говорит именно Бокуто. Предусматривать всегда следовало все варианты, а в случае с самим Временем их было бесконечное множество, и Акааши не хотелось так бездумно рисковать. — Я всё же попрошу вас не слишком распространяться о своей эпохе, — попросил он, вытирая испачканные перчатки о штаны. — Пожалуйста, Бокуто-сан. Я ничего не знаю о том, что происходит, моя работа — вернуть вас домой. И только затем вплотную заняться изучением того, как это случилось. — Но, Акааши, — прошептал Бокуто, — я могу помочь. — Вы поможете мне, если вернётесь в своё время, — Акааши через силу улыбнулся, критически покосился на стоящий рядом «шкаф»-бочку и велел: — Запишите новый манометр. А лучше два или три. Теперь мне нужно будет подсчитать количество слетевших шестерёнок и заклинивших рычагов, так что… — Акааши! — вдруг рявкнул Бокуто, хватая его за запястье. Акааши ощутимо вздрогнул, и, наверное, Бокуто в ту же секунду пожалел о своей импульсивности и разжал хватку, шумно вздохнув. — Извини. Просто выслушай меня, ладно? У меня получилось совершить скачок во времени ровно на сто восемнадцать лет назад — я отправлялся из ночи двадцать четвёртого октября. Просто зашёл в капсулу, всё заволокло паром, а через секунду я уже вываливаюсь из твоей металлической коробки в тысяча восемьсот девяносто девятом. И ты собираешься отнестись к самому первому путешествию во времени — будто так оно и надо? К тебе в лабораторию из (поправь, если ошибаюсь) неработающего хронометра часто попадают такие, как я? — Я же попросил вас не называть мою машину хронометром, — пробормотал Акааши. — Акааши. — Вы первый, хорошо? — он позволил себе на мгновение закатить глаза. — Но я же сказал: пока всё, что я могу, — это восстановить машину по первоначальным чертежам, и только потом… — Она не работала до моего появления, — в голосе Бокуто вдруг прорезалось отчаяние. — Ты вообще уверен, что у нас получится заставить хроно… машину вернуть меня домой? Что если это и правда был билет в один конец? Акааши молча смотрел на Бокуто — как он надеялся, с немым сочувствием, хотя каждый раз, когда он пытался отразить на лице свои эмоции, это лицо обретало жутко усталый вид. Бокуто смотрел жалостливо и даже со страхом — вот уж кто не пытался скрыть то, что на самом деле чувствует. — Мы не узнаем, пока не вернём устройству первоначальный вид, — со вздохом признал Акааши. — Давайте пока отталкиваться от этого, иначе у нас ничего не получится. А теперь позвольте мне подсчитать шестерни и рычаги. Он отступил от Бокуто на шаг и, не сказав больше ни слова, скрылся за огромным «шкафом». Тишины хватило ровно на две минуты и сорок семь мелких шестерёнок — Бокуто снова подал голос: — По какому принципу вообще должна была работать твоя машина? Сбившись, Акааши тихо ругнулся сквозь зубы, прикусил язык и высунул голову: подперев подбородок тупым концом ручки, Бокуто с интересом играющей кошки пялился прямо на него. — Принципу? — Наша должна была создавать этакую кротовую нору, — с готовностью пояснил Бокуто, — коридор для фотонов, которые двигались из точки А — то есть нашего времени, в точку Б — куда-нибудь, скажем, на несколько часов назад. Человек должен был перемещаться по этому временному коридору вместе с машиной, чтобы была возможность по такому же коридору вернуться назад. Электрическое поле и магниты должны были обеспечить плавный скачок во времени, но здесь у тебя нет ни электричества, ни магнитов, ни тем более машины из моего времени. Поэтому мне интересен принцип. Акааши смотрел на него во все глаза, полностью лишившись дара речи, и Бокуто задумчиво обсосал кончик ручки — по счастью, не острый: — Что? Если я не знаю, как работает твой паровой двигатель, это не значит, что я тупой. Хотя я пересказал тебе то, чему меня учили. На самом деле, я туманно представляю, как это всё работает. И уж тем более не представляю, как машина должна работать у тебя — без таких технологий, как у нас. На чистом пару? Честно пытавшийся обдумать вывалившийся на него поток слов Акааши несколько секунд пялился куда-то в точку посередине лба Бокуто, на самом деле даже не слушая последующие предложения. — Ничего не понимаю, — наконец вздохнул он. Бокуто поднял бровь: — Не понимаешь, как работает твоё собственное изобретение? — Мой хроно… — Акааши осёкся и раньше, чем Бокуто выдавил из себя торжествующий возглас, торопливо исправился: — Моё устройство должно было создать необходимое давление и выработать энергию для ускорения тела до такой степени, чтобы оно могло свободно перемещаться во времени. Мне казалось: если человек может ходить в горизонтальной плоскости и подниматься вверх, значит, время тоже должно поддаваться измерению, только не как время, а как расстояние, — он закусил губу. — Вы понимаете, о чём я? — Нет, — жизнерадостно отозвался Бокуто. Акааши утомлённо вздохнул и потёр переносицу: — Я думал, что можно разогнаться до такой степени, чтобы в один момент создать своеобразную чёрную дыру — искривление пространства, излом во времени. И внутри этой дыры можно перемещаться во времени так же, как по обычной земле, поскольку там оно будет исчисляться метрами, а не секундами. Однако я так и не сумел придумать такое развитие событий, при котором моя машина смогла бы разогнаться до достаточной для создания этой дыры скорости и при этом получила нужное количество энергии. Бокуто ковырял зубами колпачок ручки, пока на его ладонь медленно капали чернильные капли. — Мовет, теве попробовать фунуть этот фкаф на какой-нибудь парофоз? — промямлил он в процессе жевания. Закатив глаза, Акааши молча отобрал у него ручку, вытирая её об штаны, и Бокуто повторил: — Может, тебе попробовать сунуть этот шкаф на какой-нибудь паровоз? Акааши задумался: — Вы уверены, что наши паровозы ходят с нужной скоростью? — Абсолютно уверен! Я видел такой фильм, — Бокуто помедлил, зачем-то изучив свою перепачканную ладонь, и неуверенно добавил: — Хотя, кажется, там был немного иной принцип. Я не уверен. В любом случае! Ты думаешь, у тебя получится заставить эту штуку работать? — В вашей ситуации у меня просто нет другого выхода, — Акааши развёл руками. — Пока я просто попытаюсь восстановить машину, параллельно придумаю способ, чтобы заставить её работать… — Я к тому, — вдруг скромно кашлянул Бокуто, — что моя машина определённо работала — и я должен был появиться здесь вместе с ней. — Это вы называете «работала»? — приподнял бровь Акааши. — Раз я застрял здесь, она точно работала! Просто… ну… она не могла спровоцировать запуск твоей? Скажем, если фотонный коридор заканчивался прямо внутри твоего «шкафа», обе машины могли наложиться одна на другую и… — Не обижайтесь, — миролюбиво улыбнулся Акааши, — но это звучит как бред. — Я всего лишь пытаюсь придумать логическое объяснение! Акааши снова тяжело вздохнул и уселся на пол, поджав под себя ноги. Теория Бокуто — хотя это и теорией назвать было сложно — со спровоцированным запуском вполне имела место быть, если счесть это смутное объяснение за правду. Однако тогда… тогда выходило, что Акааши вовсе был ни при чём — и его устройство работало так же, как если бы было обычной грудой хлама. Иными словами, эта теория и правда означала для Бокуто поездку в один конец. И даже если бы Акааши вернул машину к её прежнему состоянию — это бы ничего не исправило. — Возможно, произошёл какой-то сбой, — меланхолично пробормотал Бокуто, — и моя машина осталась внутри этой кротовой норы, а меня вытолкнуло… Если так, меня даже не смогут найти, потому что прототип был единственный, а на воссоздание уйдут годы, не говоря уже о куче денег… Акааши, — его голос вдруг надломился, — Акааши, я здесь застрял, верно? Акааши поднял на него помутнённый взгляд и усилием воли заставил себя моргнуть: — Всё будет в порядке, Бокуто-сан. Я пообещал вас вернуть, и я сделаю это. У вас… нет причины мне не доверять. Однако на этот раз Бокуто не собирался так легко возвращаться в своё привычное энергичное состояние — вместо этого он понуро вздохнул, уронил голову на грудь и, зажмурившись, часто задышал, будто силился сам себя успокоить. Акааши понял, что он делает, лишь когда уже стало слишком поздно и его руки лежали на спине Бокуто, утешающе похлопывая по лопаткам. От тела Бокуто исходило живое тепло, как от свечки, и сам он, приняв объятия Акааши как должное, в свою очередь, крепко стиснул его рёбра в ответ. Акааши постарался отогнать все неприятные мысли подальше, заставил себя сосредоточиться только на том, что сам пообещал, и выдохнул куда-то Бокуто в шею: — Терпение, Бокуто-сан. Всё будет хорошо, вот увидите. Тот как-то уж очень грустно усмехнулся: — Тебе я верю, Акааши. — Вот и хорошо, — фыркнул он. А затем сообразил, что наверняка испачкал относительно чистую одежду Бокуто в масле, и поспешно отступил на шаг, разрывая объятия. Вид у него вряд ли был надлежащий — краска смущения заливала щёки, а на лице сама собой появилась обнадёживающая улыбка, которую Акааши поспешил спрятать за невозмутимым покашливанием. — Извините. Бокуто в полной растерянности сжал пальцы в кулаки и снова их разжал, пробормотав на выдохе: — Акааши… — Запишите, пожалуйста, сорок семь малых шестерён, — спокойно попросил Акааши, разворачиваясь обратно к «шкафу». — Иначе мы не закончим с этим до вечера. За его спиной знакомо фыркнули: — Хорошо, Акааши. Чувствуя, как на губы снова наползает непрошеная улыбка, Акааши поспешно отвернулся. День обещал быть долгим.