За то, чего нет

«У тебя когда-нибудь возникало чувство, будто человек находится рядом и при этом отсутствует?» Денис не помнит, откуда или от кого услышал далеко в прошлом этот вопрос. Для него ответ всегда был один — уверенное «нет» и недоумевающий взгляд, потому что заложенная в вопросе ситуация никак не укладывалась в голове. Сейчас, смотря на Славу, именно эта реплика всплывает в его памяти, заставляя как-то странно усмехнуться, пока Карелин увлеченно помечает что-то на обрывках бумаги («я же ему полчаса назад дал чистые листы») и комментирует вслух. Если закрывать глаза на проблему, это не означает, что её не существует. Денис до сих пор пытается убедить себя, что он немного преувеличивает — возможно, пора прекратить контролировать все подряд и немного расслабиться — и все еще не решается произнести свои подозрения Славе, осознавая, что лучше никому не станет. Он не считал себя ревнивым, потому что на рэп-баттлах тогда проще сразу вскрыться, потому что доверял Карелину, казалось, больше, чем себе, потому что Слава всегда был своим, родным, без кого уже и жизнь особо не представлялась. Было забавно ловить себя на том, что все жизненные планы начинали корректироваться с учетом появления кого-то важного, кого-то, чье отсутствие обрушит все вниз, словно убранный кирпич из фундамента. Все начинается с мелочей. Снежинка превращается в лавину, капля воды в потоп, ночная болтовня по смс до утра — в сильнейшее чувство. Дениса распирала гордость на баттле Славы с Эрнесто, когда шипение Саши «вывози как хочешь, блять» действовала сродни сметане для кота, и даже забытый текст не убил это чувство. Оно ушло само, уступив место непонятной тревоге, когда Мирон вызвал Гнойного, и для последнего предстоящий баттл словно стал смыслом всей жизни. Смыслом, настолько засевшим в голове, что ни формальный проеб Гене, ни история с чеченцами (извинение которым записывал сам Чейни, потому что Славу, как обычно, несло на стеб) не смогли повернуть его мысли в какое-то другое русло. Ощущать себя ненужным — тяжело, но тяжелее — ощущать себя нужным, но недооцененным. Он вкладывал в Славу, наверное, слишком много самого себя, почти растворившись в человеке. Для Дена это было безумием. Для Дена это было нонсенсом, потому что. Воспитание, скорее всего — на воспитание вообще легко скидывать все свои косяки характера, как корректор — раз-раз, и ты уже отмазался, что это все социум и родители виноваты в том, что твой характер говно, а некоторые принципы выглядели слишком принципиальными. Так или иначе для Дена это все еще оставалось безумием, но безумием таким привычным и приемлемым, что терять-то и не хотелось, несмотря на много примеров, («так много примеров, и далеко ходить не надо. что же ты творишь, Ден?») что ничем хорошим это не обернется. — Устал, — Слава тянет вторую гласную и тянется сам. Слава смотрит на Дена, сидящего рядом на кровати, и беспардонно валится на него, полностью перекрывая обзор на экран ноутбука, потому что ему можно. Слава улыбается, смотря в потолок и мечтательно прикрывая глаза. — На работу завтра. Ебал все это в рот. И Ден улыбается в ответ, отставляя комп в сторону и позволяя Карелину занять свое законное место на его коленях — так привычно, что сердце щемит от нежности, когда Ден взъерошивает волосы Славы. Так привычно, и даже никаких возмущений, а по всей кровати листы с панчами на Мирона — половину из них Слава выкинет, потому что придумал получше, половину просто потеряет в вечном бардаке, и останутся только крупицы, а после доведутся до идеала — эти листы не красная тряпка, а скорее ком в горле. И хочется спросить: «а на меня ты так же готовился?» Но Ден не решается, потому что боится непонятно чего: то ли разрушить грань, когда отношения окажутся токсичными и слова уже не вернуть, то ли показаться слишком ревнивым в его глазах. — Фильм? Слава пожимает плечами, но выходит неуклюже из-за его позы. У него всегда так выходило: резкие, иногда неуклюжие движения, отдающие чем-то подростковым, когда тело еще не совсем сформировалось, и ты чувствуешь себя немного неловко и сковано. Славе это шло. Дополняло образ вместе с этими вечными никнеймами, с его напускной «ебал вас в рот. антихайп», по крайней мере, Дену это нравилось. И Карелин, сколько его помнил Чейни, всегда был таким, меняясь совсем незаметно и постепенно, словно не желая взрослеть. Они все не желали, на самом-то деле, но у Славы это нежелание прослеживалось лучше всех. — А я-то думал, что ты сейчас будешь нудеть про спать и про распорядок дня, — Слава, смотря, как Ден закатывает глаза, смеется под недовольное мяуканье Кохи, которую снова разбудили эти живодеры. Слава знал, что попал почти в точку, а Ден молчал, потому что в голове изначально мелькнула такая мысль. Они слишком хорошо друг друга знали. Как старая, уже давно растратившая весь азарт и страсть, но от этого не переставшая любить и уважать друг друга парочка. Они слишком хорошо друг друга знали, и это играло очень большую роль. Ден, смотря на бардак, устроенный Славой, прекрасно понимал, что это снова оно, как тогда на баттле с Эрнесто — зацикленность и желание показать себя. Только была большая разница между этими двумя баттлами, но она была такая незримая и еле ощутимая, что Денису было проще делать вид, что это лишь игры его воспаленного разума. Зацикленность — в Славе это была вторая проблема после распиздяйства. Зацикленность — он страдал ею уже давно, когда еще на первых порах стебался над Мироном, буквально введя это в мейнстрим. Зацикленность — и Дену казалось тогда, что это лишь шутки и игра, когда Карелин записывал очередной дисс на Мирона. Всего лишь игра, потому что потом Слава все равно возвращался обратно в их квартиру, гладил возмущенную Коху, потому что негоже царей будить, и полностью уничтожал все границы личного пространства Дена. И это было здорово. Это и сейчас было здорово, но червь сомнения всегда сидит в каждом, а Ден дал ему слишком много свободы. Казалось бы, он не так, чтобы сильно страдал паранойей, но сейчас, снова и снова возвращаясь взглядом к этим чертовым листкам, Чейни казалось, что эта самая паранойя — единственное, что он вообще мог испытывать. — Хочешь почитать? — Слава воспринимает его взгляд неправильно, пока переворачивается на живот, подтягиваясь чуть выше и обнимая Дена за шею. Чейни не сказать, что сильно расстроен. — Нет, хочу услышать все после. — Думаешь, я выиграю? — Насущный вопрос, заданный таким обреченным тоном, что Дену почему-то становится не по себе. Они оба шутили про то, что Славик все равно проебет, ибо это же сам Оксимирон из Лондона, они оба мусолили его проигрыш, потому что, воспринимая это, как шутку, намного проще переживать предстоящий мандраж. — Все зависит только от тебя, — Чейни никогда не говорил ему, что он выиграет, никогда не давал ложной надежды, потому что эта самая ложная надежда намного хуже, чем сухой проигрыш. — Кстати, Сэймур согласился баттлиться с Псайбоем. Да и Юля только за. — Мне это не нравится, — Слава поджимает губы и пожимает плечами, но потом довольно улыбается, чувствуя руки Дена на своей талии. — А Рвать на битах? — Почти готов. Нужно только решить парочку организационных вопросов. — Я так хотел побаттлиться вместе, а не против. — Будем считать, что это реванш. — Ну, тогда Сонечка тебя сольет. И МинниМауса тоже, — Слава смеется, пока Ден снова закатывает глаза — стандартная ситуация и типичное поведение Славика. Ну, куда же он без подъебов и стеба. Только взгляд все притягивается к этим злосчастным бумагам, и неприятное волнение скользит по груди выше, к самой шее, пока Слава не утягивает его в сторону, и чужое плечо перед глазами позволяет, наконец, прервать навязчивое желание посмотреть на листы ещё раз.