За то, чего нет

— Оксимирон. — Оксимирон, — Юля согласно кивает, помешивая чай ложечкой и подперев голову рукой. Много Оксимирона. Слишком много Оксимирона в ее маленьком и уютном мирке скопилось за последнее время: все новостные рэп-порталы писали о нем, «когда же баттл, когда же баттл» — истеричный возглас от каждого, кто был более или менее заинтересован, а заинтересованы они были все. Оксимирон — как много и как мало было в этом слове, которое чудилось ей уже во сне. И нет-нет, но грядущие эротические сны с Оксимироном были лишь вопросом времени, потому что только о нем все и талдычили в последнее время. Бамберг тоже с цепи сорвался, но не сильнее обычного — это радовало. Оксимирон был на устах у Дена, у семьи со словаспб и у самого Славы Карелина, что сидел напротив и массировал виски. Этот Оксимирон так заебал ее бедную и несчастную душу, что она готова была сделать что угодно — желательно отмотать время вперед, чтобы все это закончилось поскорее, а Слава вышел со своей короной на голове и, желательно, прямо в кровать к Денису. Нет, шутки про недоеб, недотрах и недосмотр за их бедным «генералом» она оставила еще тогда, когда Слава оказался на пороге ее маленькой однокомнатной квартиры, которую она снимала с парнем. Парень многозначительно молчал, сидя в комнате, но носа не показывал, потому что заебанный взгляд Карелина тонко намекал, что единственное, что сейчас хотелось — страдать в уши Юле. Он и страдал. Так профессионально, что Юле очень сильно захотелось проверить, а на месте ли у него яйца, но тут же отбросила эти стереотипные мысли. — Дело не в Оксимироне. — В нем. И ты это знаешь, — Юля заботливо пепельницу поближе двигает, делая глоток почти остывшего и переслащенного чая — хорошо. Не так хорошо, как если бы Карелина рядом не было, но тоже хорошо. И вроде стыдно должно было быть за такие мысли, но ебанный в рот. — Дело не в нем, просто, ну, пары же там переживают всякие кризисы-хуизисы, — Юля многозначительно приподнимает бровь, а Слава тушуется под ее взглядом, но упорно не врубается в причины. — Может, у нас этот, ну, кризис. Сколько мы вместе, с четырнадцатого года. — Ага, а любовь длится всего три года, дальше наступает привязанность и прочая хуйня. Слав, я тоже читала все эти статейки психологические, — она плечами пожимает, да кто не читал в порыве скуки или чувства, когда сердце щемит от нежности к другой, но у тебя как бы парень, да и все это мимолетное, не стоящее, чтобы ставки делать. Риски высоки. — Только, когда кризис начинается из-за другого или другой, то дело не в кризисе. Слава лишь плечами пожимает. Дена не было три дня. Чертовых три дня одиночества и сухих смс «я у Ильи, мы репетируем». Внутри клокотала ревность, ненависть и желание разъебывать. Только не Дена или себя, даже не Илью, а почему-то Мирона, который оказался эпицентром всего этого, сам того не подозревая. «Заебись Яновичу икается, наверное.» Юля усмехается, смотря на тяжелый мыслительный процесс от Славика — это вызывает и улыбку, и жалось какую-то, и желание по полочкам все разложить, чтобы дошло наконец-то, потому что до Киви уже давно дошло, еще в первый раз, когда перед их мейн ивентом с Деном Слава ходил окрыленный и в эйфории — баттл с Мироном, наконец-то, утвердили — а Ден вот-вот и убивать был готов. — А в чем дело? «В том, что ты долбоеб» И уже не впервые Славу хочется провертеть на своем страпоне, ну, или деньги за сеанс брать, ей богу. — Ден ревнует. Есть к чему? Молчание затягивается, а из комнаты слышен трек Агаты Кристи, который ласкает слух после этих ваших рэпов. — Наверное. Слова даются тяжело, он почти хрипит их, опуская взгляд в стол и туша сигарету в пепельнице. Слова даются тяжело, а Юлин тяжелый взгляд вынести еще тяжелее. Он его не видит, нет, чувствует просто, как воздух тяжелеет, а кружка ставится на стол с излишне громким звуком. Слава знает, что ей он может сказать правду, потому что именно она поймет, простит и промолчит. Даст парочку нужных советов, а может и по ебалу пару раз, чтобы уж очнулся от своего наваждения, так очнулся. А еще Слава знает, что тут она не помощник, потому что сам долбоеб. Запутался-зарылся в своем внутреннем мире, затянуло так, что хуй вытянешься. Вытягивал его только Ден, как тогда с Солнцем Мертвых. Но Солнце — это прошедший эпизод, где было много дури, алкоголя и заботливого, заебанного Дена, что и слова против не говорил: молчал, вытаскивал, отвлекал и делал все, чтобы этот период прошел безболезненно. Сейчас Ден не помощник, потому что тогда была реальная и ощутимая проблема, сейчас — расплывчатые догадки, стыд и желание. Просто желание. Остаться с Деном, привлечь внимание Мирона, разъебать Мирона, доказать Мирону, что не все вокруг него крутится. Или уже вокруг. Много Мирона, наверное, даже слишком. Мысли о нем вытесняли Дена из разума Славы по каплям, тихо, аккуратно и незаметно. Видела это только Юля, но молчала, ибо понимала: до Славы не дойдет весь тот пиздец, пока он не случится. Не дойдет, как не доходило в четырнадцатом году, когда оба два долбоеба щемились друг к другу, а шутки про их пидорство не слагал только рьяный гомофоб. А они не видели. Точнее даже Слава не видел, а Ден просто молчал, боясь проебать дружбу. Сейчас Ден тоже молчит — Юля осознает это, как никогда — совершает стратегический просчет, решив, что раз тогда сработало, то и сейчас все сможет устаканиться, только вот… Юля сочувствующие смотрит на забитого Славу, что уже посапывал на ее столе, вырубленный дозами ромашкового чая … сейчас это заведомо проигрышная стратегия.

***

Солдату позволительно убегать с поля боя. Генералу — нет. Денис в который раз думает об этом, бездумно смотря куда-то в стену, пока Илья что-то ему говорит, и тут же одергивает себя: с каких пор их отношения стали ассоциироваться со сражением? Он вполне допускал мысли о «кризисе», но с какой бы стороны ни рассматривал ситуацию — не видел никаких причин списывать все на временные недопонимания. Ему было и стыдно, и обидно, и от этой мешанины в себе Ден откровенно теряется все эти дни. — Ты слушаешь? Взгляд приобретает долю осмысленности и упирается в Илью, который вздыхает, давая понять — можно не отвечать. Репетиции идут своим ходом, но не так качественно, как хотелось бы Денису. Будучи в отвратительном расположении духа в первый день после ссоры он рассчитывал выложиться на максимум, чтобы на какой-то момент уйти от всех своих эмоций и навязчивых мыслей, но все выходит как-то совсем на «отъебись», что не укрывается от Ильи, к счастью, догадавшегося не задавать никаких вопросов. — Давай закончим на сегодня. Мне надо проветриться и привести себя в порядок, завтра утром приду — будет генеральная репетиция. Отчасти, обида подстегивает его сделать все настолько хорошо, насколько это вообще возможно. «Я не хуже его». И тут же накрывает стыд за подобные мысли, ведь Денис понимает — Слава совершенно не сравнивает его с Мироном, только слова последнего разговора так и не выходят из головы. Сомнение прорастает медленно, но верно, и Чейни уже не впервые осознает, что не прав. Тут бы поговорить как следует, расставить все по полочкам, чтобы не усложнять друг другу жизнь, но каждый раз, когда звонил мобильник, Денис попросту не находил в себе сил для такого разговора прямо сейчас. А откладывать его с видом «все в порядке» не кажется ему хорошей идеей. Одиночество помогает немного разобраться в мыслях. Денис ненавидел все фразы в духе «нам надо взять перерыв», но сейчас неохотно признает — это чуть-чуть помогло и успокоило. Сейчас все надуманные мысли про Оксимирона казались сущей глупостью, потому что Чейни никогда не сомневался в чувствах Славы, да и вообще доверял ему по любому вопросу. Безусловно, Ден не строил надежд, что их отношения абсолютно точно будут до гроба их жизни, и был уверен — Слава тоже об этом думал. Карелин был вообще куда серьезнее в своих мыслях, чем пытался показать, прячась за свое распиздяйство, и именно это знание и подогревало ревность Чейни, когда тот видел полное отсутствие интереса к Рвать на битах. Но это никогда не было поводом для несерьезного отношения к Гнойному или к их отношениям. Ко всему прочему добавлялось сверху волнение о том, как все-таки Слава будет выступать. До события осталось всего ничего, и в последнюю очередь Денис хотел, чтобы Гнойный облажался — он еще долго припоминал ему, как тот забыл текст на баттле с Эрнесто. «Возможно, стоило отделаться лишь замечанием об этом, а не разогревать конфликт». В пустой квартире загорается свет, и навстречу тут же выруливает с возмущенным воплем кот, который каждый раз не понимал, какого хрена его хозяин посмел уйти от него по своим делам. Понимая основную причину кошачьих возмущений, Чейни сразу направляется на кухню и наполняет опустошенные за день миски. Говорят, животные похожи на своих хозяев. В принципе, Денис не собирался заводить домашних питомцев, будучи уверенным, что с его образом жизни невозможно обеспечить достаточно ухода. Только вот Слава своим появлением в его жизни заменял все «но» и рациональные домыслы, в очередной день ворвавшись на порог с пушистым комком, подобранным с улицы, и бессвязными комментариями в духе «жутко на тебя похож, такой же важный пездюк, по морде вижу». Кот запрыгивает на подоконник, где начинает вылизываться после трапезы, на что тут же получает замечание от Чейни: — От тебя уж точно поддержки не дождаться. Конечно, это все шутки. Конечно, кот его абсолютно не понимает, зато нередко вваливается посреди ночи в комнату, чтобы занять большую часть кровати — и иногда Денис думал, что это Слава должен по праву считаться хозяином. Вытащив из кармана телефон, Ден на пару секунд задерживает палец над именем Карелина в списке контактов, подумывая все-таки поговорить прямо сейчас. Без Славы было тяжело, жутко тяжело, но Чейни не был вообще уверен, что сейчас станет хоть немного легче. Он пролистывает выше, чтобы выбрать имя Ильи, и пишет скудное сообщение о необходимости поменять несколько строчек в тексте Микки, после чего отключает звук и откладывает мобильник в сторону. Предстояло еще несколько тяжелых дней.

***

Они все-таки находят время поговорить, а лучше бы нет. Все идет по какой-то пизде с самого начала: Юля оставляет их в своей квартире вдвоем, умотав с парнем в ближайшее кафе — нейтральная территория, плюс подмога в случае бомбардировки в виде едких слов и грубых реплик; Ден все-таки разбивает Юлину кружку, когда пытается заварить себе кофе, а Слава опаздывает на полчаса. И Ден правда молится, чтобы Слава не приперся объебанный, угашенный или упитый, потому что тогда разговора бы точно не было. И лучше бы он пришел именно таким, но у судьбы были свои планы. — Ты как всегда преувеличиваешь масштаб бедствия! Они говорят уже полчаса. Кричат, если быть точными. Слава неловко размахивает руками, заламывает их неосознанно, а Ден не может отвести взгляд от стола, нервно сжимая чашку с кофе. Они говорят уже полчаса, не приходя ни к чему более или менее важному в этой ссоре. Они не слышат друг друга и не пытаются быть услышанными, а Слава, как упрямый баран, полностью игнорирует все советы Юли, что тяжело вздыхала лишь, когда готовила его к разговору. И Славе даже было стыдно там на периферии сознания, что Юля вообще выслушивала это. Она не должна была, она могла послать их и сказать, чтобы сами разбирались, но она помогала. И сейчас, смотря, как ее советы и переживания сливались в канализацию, Славе было стыдно. Но остановиться он не мог. — Я делаю выводы из того, что есть, Слава. Денис уже устал говорить на повышенных тонах, и эта реплика будто тонет в словах Карелина, который, к слову, все прекрасно слышал, но будто слушать не желал. — Ты ревнуешь — это не разумно. Пытаешься взять все под контроль, несмотря на то, что некоторые ситуации глупо контролировать. Я повода, блядь! — рука Славика опускается на стол, и только тогда Ден отрывает взгляд и позволяет себе взглянуть куда-то кроме стола, — ни единого повода не давал! А что не приковал к кровати, а? Так точно никуда не убегу, знаешь. Наручники подарить? Или так, веревку свяжешь? Ден делает вид, что не слышит этот яд в голосе, но получается откровенно хуево. Этот чертов яд кажется настолько материальным, что руки начинают нервно почесываться, а сидеть на месте уже просто нет сил. Нужно было замолчать и сбежать. Капитуляция — это не проигрыш, а попытка переосмыслить тактику поведения. Но у Дена было время. И он проебался. У Дена было время, но вместо этого он только больше себя накручивал, молчал и получал сейчас заслуженно-незаслуженные метафорические пощечины. — Раз тебя это так тяготит, — Чейни аккуратно расцепляет собственные руки, высвобождая из плена чашку, и так же аккуратно встает со своего места, стараясь смотреть куда угодно, только не на Славу, — то нам стоит взять перерыв. Это не обсуждается. Побег — уже не капитуляция. Слабовольный, клишированный побег, но Ден не знает, как разрулить ситуацию. Ему не тридцатник, чтобы иметь достаточного опыта, а Слава слишком не такой, чтобы применять прошедший опыт. У него просто опускались руки. Побег — уже не капитуляция, а за спиной, за захлопнувшейся дверью, уставший и не понимающий ничего Слава.