POV Соколовский
Двенадцать утра, а школа уже успела выжать из меня все соки. Я снова сижу на подоконнике третьего этажа, дописываю доклад по биологии. У него сейчас должна быть химия. Я, кажется, теперь всё о нём знаю. Прекрашев Костя, шестнадцать лет (ума нет), отлично поет, любит физ-ру и географию, лучшие друзья: Стинт и Фара, также тусует с компашкой Рэнделла. Нет, я не сталкер, просто связи и соц.сети реально открывают людей по-новому. Например, у Прекрашева интересный инстаграмм: много фотографий еды, чаще всего красивых композиций завтрака, много темных фото со вписок, где всегда присутствуют три человека — Рэнделл, Дима Малина и он, куча милых селфи с Голубиным, но также есть и более профессианальные фотографии с фотосессий. Ленту моих мыслей прервал незаметно подкравшийся Юлик, который, похлопав меня по плечу, сказал: — Привет!— он улыбнулся, заглянул ко мне в ноутбук и вздохнул: — Биология? Сочувствую, братан... Онешко, кстати, тоже был безответно влюблен. В нашего трудовика. Кузьма, так звали нашего учителя данного предмета (не известно почему, его все воспринимали "на ты") не был красавчиком, как по-мне, но являлся сильным и умным мужчиной двадцати пяти лет. Все уроки технологии проходили по типу:" Вот в вашем возрасте я район крышевал, и случилось однажды с нашими пацанами такое..." Чаще всего реплики учителя дополнялись взволнованными вздохами Юлика, но я предпочитал игнорировать эти сорок пять минут "охуенных" историй, отдавая предпочтение наушникам. Опять же, из раздумий я вынырнул только благодаря своему настырному товарищу, который вдруг замахал рукой перед моим залипающим лицом и начал кривляться: — Привет, Юлик! Я сейчас немного занят, таращусь на пустой экран ноута и думаю, как мы с Костей назовем наших детей и собаку, но ты не уходи, я освобожусь, наверное... — Ой, да кто бы говорил! — я закатил глаза и показательно закрыл ноутбук: — Руслан, а, Руслан, как думаешь, если я попрошу его купить мне пиво, что будет? Мы рассмеялись, простив друг друга взглядами, ведь, боже, мы такие идиоты! А если идиоты-друганы поссорятся, то всё и вся покроет тотальный пиздец. Я снова принялся писать проклятую работу на ноутбуке, иногда поглядывая в окно, но меня отвлек Юлик, незаметно пиная локтем в бок: — Смотри, кто идет... Я поднял взгляд, а в нашу сторону, легкой походкой, изредка виляя бедрами, шёл Прекрашев, а сзади него подпрыгивал Голубин, выкрикивая что-то незначительное. Кудрявому ангелочку прекрасно подходила его рубашка василькового цвета, заправленная в черные обтягивающие джинсы. Пока шёл к нам, Костя успел поздороваться практически со всеми, отчего в моей груди заиграло чувство, отдаленно напоминающее ревность. А когда Прекрашев и Голубин подошли к нам почти вплотную, мне так захотелось вскочить с этого подоконника и обнять шатена, поцеловать в макушку и не отпускать больше, но я лишь нервно поправил очки. — Привет, Юлик! — он улыбнулся и на секунду потупился, глянув на меня — И тебе... Эм... Привет! Прекрашев виновато улыбнулся, а затем продолжил: — Ты не видел Кашина? Онешко ехидно ткнул в меня пальцем: — Не-а, а ты, Руслан, не видел сегодня Кашина? — этот гаденыш специально сделал акцент на моём имени, чтобы Костя заметил. А я как язык проглотил, под прицелом внимательных глаз и слова сказать не мог, поэтому лишь отрицательно помотал головой, залипая на кросы Прекрашева. — Жаль, — подытожил тот, а затем обратился к Голубину, — Пойдем? — Подожди... Это там не Мирон Янович? — тихо зашептал Глеб, указывая в сторону триста двадцать третьего кабинета. И вправду, в той стороне стоял небезызвестный физик, что-то обсуждая с старшеклассницами. Вот вам еще один пример односторонней любви — Голубин Глеб. Гоняется за двадцатишестилетним физиком, что по натуре грубый и жестокий, но по-своему обоятельный и статный мужчина. Вы спросите: "Откуда тебе знать, может Фара просто тощий приколист, который от нечего делать достает учителя?" Ой, да вы только посмотрите на него, синдром на лицо: щенячьи глазки, готовность помогать при первой возможности, желание остаться после уроков и (самое важное) ебанное совращение! Эти вырезы, "чуть ли не до пупка" — так однажды отчитывал Глеба Мирон Янович, жвачка во рту и куча всяких намеков. А вроде милый парень, приятный голос и скромный вид, но играть из себя шлюху научился. Вот и сейчас Голубин на всех парах умчался к бедному физику, продолжая молоть тому чушь. В то время как Прекрашев встал у подоконника рядом со мной, достал телефон и принялся скроллить ленту инсты. Сказать, что я чуть кондрашку не схватил — ничего не сказать, поэтому я мигом отвернулся к Юлику, нервно пытаясь того разговорить. И вот, как вы думаете? Да, пришла беда, откуда не звали. Из-за угла вальяжной походкой выруливает Дудь, местный нарцисс-поэт, явно претендующий на моего ангелочка. Костя даже невольно цокнул, увидев на горизонте объект "X". "Хер с горы" — такую причудливую кличку ему дали Голубин с Прекрашевым, а затем еще долго хохотали над этим, между собой клича Дудя хером, а при чужих — объектом икс. А этот вид невзаимной любви называется «выебистый». Это когда ты пытаешься заманить своего любимого многочисленными понтами, выходками и, самое главное, выебонами. Уж не счесть сколько раз Костя посылал Юру и не счесть сколько раз Дудь извивался перед ним, как змей. Хотя я чем-то завидую этому парню — он вряд ли сдастся. Дудь подошел к Косте, вытащил из его рук телефон, положил его рядом со мной на подоконник и встал на одно колено, отчего я, мягко говоря, охуел. Прекрашев попытался прикрыть лицо рукой, но неожиданно замер. Дудь поймал на себе чуткий взгляд и заговорил:Стоит один, прижав ладонь к щеке. О чем же он задумался украдкой? О, быть бы на руке его перчаткой, Перчаткой на руке!
— Браво! — крикнул Юлик, заливая автора аплодисментами. Пронзительный стих, казалось, услышали все, так как даже Мирон Янович и Голубин обернулись, тихо хихикая. — Что ж, Юрий — Костя, видимо, напрочь отказался комментировать проделанное. — Много ли ты трудился, да и спал ли вообще, не говоря о еде, работая над этим? Тут даже мы с Онешко не выдержали,хотя до этого стойко держали спины прямо, и, переглягувшись, заржали в голос, сгибаясь пополам. Юра раздраженно скривил губы и выдал: — Я тебя понял, котенок... И гордо удадился, в полной тишине. К слову, затем Прекрашев тоже расхохотался, но только когда к нам присоединился Глеб.