POV Максим
Мы сидим на нашей маленькой кухне и пьем сладкий кофе. Лучи солнца падают на его лицо, отчего он жмурится, и всякий раз глядя на меня, корчит рожицы. Я глупо хихикаю, продолжая медленно потягивать горячий латте. Напиток обжигает мои губы, но приятный вкус перебивает эти ощущения, заставляя чуть ли не мурлыкать от удовольствия. — Опаздываем? — я вспоминаю про время, оглянувшись на настенные часы, показывающие без пяти. — Блять, у нас пять минут! Что же делать?! — Руслан наигранно вскакивает и начинает носиться вокруг стола. А я опять смеюсь. — Макс, сегодня мы никуда не идем, а точнее кое-куда точно идем, но точно не в школу твою любимую. В мгновение мое лицо принимает шокированный вид, но затем, внимательно вглядываясь в очертания улыбки напротив, я вспоминаю, что сегодня за дата. Ровно год как мы вместе. Подумать только, как быстро летит время, как спешат стрелки часов и как много воспоминаний они за собой уносят: встречи, звонки, обещания, прощания, поцелуи, приветствия, разлуки. Ещё недавно ведь мы только-только научились понимать друг друга с полу слова, а оказывается ровно год как живём вместе.***
С чего всё началось? Ну, думаю, с той шумной вечеринки у Кашина. Я лично с Даней сильно не корешился, это Голубин с Прекрашевым в тот день меня уговорили пойти туда. Прямо таки затащили меня туда, хотя я бы в тот день предпочёл посмотреть сериал под одеялом. Более того, я абсолютно никого из компании Дани не знал! Просто под конец всего замеса я одиноко сидел на диване, допивая холодный, как лёд, джин-тоник, и, по словам Руслана, скучающе, словно принцесса Несмеяна, смотря на мерцающие гирлянды. Мне было немного не по себе, хотя бы из-за того, что мои друзья смылись под громкие басы — партизанить по дворам в поисках еще открытых советских ларьков, продающих Парламент. Играл Скриптонит. «Где твоя любовь?», кажется. Единственный трек этого исполнителя, который я признавал годным. Ведь где твоя любовь, когда твой взгляд на сук побогаче? Кашин кого-то толкнул, причём довольно сильно, потому что я услышал громкое «ай бля», повернув голову налево, а через секунду, вернувшись в привычное положение, увидел перед собой его. — Чего скучаешь? — Тушенцов плюхнулся рядом, расслаблено закинув голову назад, немного повернув её в мою сторону, — Вечеринка не нравится? Светодиоды за его спиной продолжали пестрить. Где твоя, где твоя любовь? Я, сам неожиданно для себя, впервые за вечер, искренне улыбнулся, ответив: — С «джином» покатит. Музыка не позволяла нам говорить тихо и незаметно, мне приходилось говорить громко и четко, и это не создавало и доли саркастичной нотки в словах. Крейзи понял, что мне неудобно говорить таким образом, поэтому подвинулся ближе: — Ты с кем пришёл? — он сидел вплотную, вроде даже закинул свою руку на спинку дивана сзади меня. То, как я живу — это мое дело... Я качал головой в такт песни, невольно подпевая. Маленький звоночек для тех, кто решил впервые выпить — если вам весело и вы почти не контролируете свои эмоции, значит крепкие градусы начали давать вашей бедной головушке импульсы. — Да есть такие два идиота патлатые, которые в пять утра за сигаретами побежали, не видел случаем? Мы рассмеялись так сильно, что я слишком плотно к нему прижался, безудержно хохоча. — Не-а, не видел. Меня Русланом зовут, — представился Тушенцов, изучая меня карими глазами. Думаю, темнота съедала наши очертания, делая нас более симметричными и в какой-то степени размытыми, как в едком дыму или тумане. Но я отчетливо помню, что Руслан сидел рядом, близко-близко, в белом, засвеченном от мигания ламп,свитшоте и темно-синих джинсах. Странно, но последующие двадцать пять минут нас совсем никто не тревожил, словно мы — невидимки. Мы просто болтали, совсем не о чем, скорее даже, нам были неважны темы разговора — мы просто слушали друг друга, внимательно и чутко, как будто два давних друга не виделись тысячу лет. Но затем я проявил свои «супер-способности», которые и перевернули игру. Я тебе не малолетка на дешевой вписке. Когда Крейзи в очередной раз пошутил, я опять прыснул от смеха, и неуклюже взмахнув рукой, выплеснул содержимое своего стакана на его белоснежный свитер. Самое, черт возьми, худшее, что могло произойти в ту ночь! Я люблю шутки Тушенцова, всегда искренне смеюсь над ними, иногда в припадке падаю прямо на кровать, иногда прижимаюсь к нему так сильно, что заразительный хохот распространяется и на него тоже. Я застыл, ожидая худшего результата. Пол минуты спустя, он окончательно опомнился, отчего я быстро и виновато затараторил: — Прости пожалуйста, я не специально! Пойдём в ванну, я что-нибудь придумаю! Он, как оказалось позже, к тому моменту был нехило пьян. — Да всё нормуль, расслабься! — Руслан протянул фразу, ободряюще приобнимая меня. — Не-не-не! Пошли-пошли-пошли! — я всегда повторяю слова, когда волнуюсь. Кстати, отметил я это лишь совсем недавно. Мы двинулись к противоположной стороне квартиры, он на абсолютном «веселе и расслабоне», а я как на иглах бежал, подталкивая его. Мы зашли в комнату, включив свет: — Снимай свитер. — Ого, прям так? — усмехнулся Крейзи, выполняя приказ. Я задумался, положив запачканный край одежды в раковину. Санузел у Дани Кашина был просто огромный, в два раза больше, чем моя комната. Зачем школьнику-тусовщику такой роскошный водный удел? Хотя, какое мое дело... Как говорится, красиво жить не запретишь. Включив холодную воду, я долго растирал пятно, пока оно вовсе не исчезло. — Что ещё прикажешь? — спросил он, подойдя ближе. — Приказываю сидеть тут, пока кофта не высохнет, — я повернулся к нему, осознав, что между нами не было и метра, — А ещё... — Что? — он чарующе улыбнулся, смотря на меня сверху вниз, со своих ста восьмидесяти сантиметров. Я не смог сказать и слова, словно поглотил язык. Пульс участился, набивая такт играющей песни, а дыхание и вовсе перехватило... Я уже вполне давно замечаю, что им проще завидовать, чем расцветать. Проснулись мы, кстати, в ванной, вдвоем, помня последние три часа обрывками. Как потом выяснилось, мы бесились и баловались, как дети, Руслан завалил меня в джакузи, стоявшую посередине ванной комнаты Кашина, а я вырубился, из-за чего ему ничего не осталось, кроме как брыкнуться рядом. Надеюсь, вы не забыли, что мы были очень бухие? Я уже вполне давно не сплю. — Слу-у-шай, а тебя-то как зовут? — Макс, — промычал я сквозь полудрём. — Я так и знал, — подмигнул он. И тебе спать не советую. На следующий день мы списались вк, разболтались до часу ночи, обсуждая друзей, друзей друзей, проблемы мирового масштаба и проблемы масштаба нашей общей тусовки. В школе, увидев друг друга, я ощущал что-то настолько приятное, что мое лицо буквально сияло, друзья заметили мои едва-видные ямочки на щеках, а учителя иногда спрашивали, что случилось. Мы просто смотрели друг на друга, утопая в радости. Но подходить ближе боялись, стеснялись, поэтому лишь перекидывались взглядами и кивали друг другу. Не то я просто уведу твою телку, и она будет танцевать мне.*** POV Руслан
Год, я не верю. Как можно терпеть меня дольше месяца, я и сейчас боюсь представить. Но мое чудо, с которым я живу уже так долго, сейчас наивно на меня смотрит, ожидая, что я продолжу свою фразу. Скатерть кремового цвета на столе немного свисает справа, под весом тяжелой фарфоровой сахарницы, на крышке которой лежит маленькая именная ложечка. «Максим» Я подарил ему это ради забавы, случайно увидев на полке пустующего магазина, но он до сих пор пьёт кофе по утрам и чай по вечерам только с этой ложкой. Так чертовски мило! Все его манеры, все его привычки я, казалось, запомнил наизусть и если бы у меня спросили, например, когда у Стинта впервые выпал молочный зуб, или же, какое у него любимое кафе, я бы наверняка ответил: «В пять с половиной, булочная в доме Прекрашева на первом этаже справа от зоомагазина». Шабанов хмурится, следя за минутной стрелкой часов сзади меня. Я тянусь к нему через стол, попутно задевая столовый прибор, который тихо сползает на салфетку рядом. Он непонимающе, а может наигранно не соображает, так открыто и долго всматриваясь в мои глаза. Между нашими губами не остаётся и сантиметра, он как всегда прерывисто дышит, в ритм моего бешеного сердцебиения, и я целую, целую аккуратно, так трепетно, потому что этим человеком я дорожу сейчас больше всего на свете: — Малыш, с праздником! А он опять смеется, максимально заливисто, так по-простому, без принципов и личных комплексов.***
Больше всего я боялся, что сломаю его. Сломаю его юношеский пыл, такое доброе отношение ко всему живому, разрушу позитивную видимость мира и вообще, думал, что однажды, вместо ретро игровых приставок увижу ретро сигары и виски, старше его. Потому что таким мир видел я, долгое время считая, что жизнь дана человеку как пробник ада, ну а потом начинается уже не бета-версия карусели безумия. Когда я провожал Макса домой со школы, он бесцеремонно мог взять меня своей тёплой ладонью, и увести в какие-нибудь кусты, показывая природную красоту, в виде дерева или клумбы цветов, или что-то в этом роде. А я, в свою очередь, доказывал ему, что «всё, что ни делается — к лучшему» не всегда таково, на примере собственного опыта. «Инь и янь, блять!» — ржал Юлик, когда я кратко пересказывал ему наши теории. Парадоксально, Шабанов вовсе не изменился. Ну, может, за этот год Макс стал морально сильнее, вырос на несколько сантиметров, а ведь может, прибавил в весе - это не столь важно. Стинт не изменил себе, находясь под моим негативным влиянием. А я поменялся. По-чёрному, блять, поменялся, глядя на то, с какой искренней улыбкой этот мальчик любит свою жизнь. И как скромно он об этом повествует, тоже интересно. В итоге, боясь ранить наивного ребёнка, я сам себя одурачил, замечая за собой, какие никакие, но изменения. Ещё помню как мы впервые заговорили в школе. Шабанов сам по-себе был какой-то странный — ходил весь такой мечтательный, отводил взгляд от компании друзей к окну, смотря на слегка засиневшее белое небо. Мы стояли втроём у окна — я, Кашин и Юлик, обсуждая кого-то из восьмиклассниц, которые к тому времени уже научились, хотя не особо, красится и материться. Затем к нам подлетел запыхавшийся Прекрашев, растрёпанный и немного заведённый, тараторя Дане что-то типо: «Ой а помнишь ты у меня в долг брал?? Так вот, срочно дай пятьдесят рублей,я хочу шоколадку в столовке купить!!!» А затем подошли Голубин и Шабанов, встав рядом и слушая увлекательный спор, в котором Кувшин утверждал, что на это дело чист и ни у кого отроду двести рублей взаймы не брал, а Костя наоборот, отчетливо помнил, как Даня муторно выпрашивал у того деньги на Жигулевское пиво. Максим посмотрел на меня, незаметно улыбнувшись, затем кинул взгляд в сторону и хитро поднял брови. Я отвёл его в сторону, где мы разговорились, игнорируя происходящие рядом разборки. На Стинте, как на вешалке, висела белая, отутюженная рубашка, из-за чего я изредка покрякивал над его нелепым, но по-своему привлекательным видом. Подколы типо: «Ты мне лучше скажи, тебя что, дома не кормят?» или «Может тебе булочку в столовой купить, ты только свистни, мне не жалко!» — ему порядком докучали, поэтому наверное он и щипал меня за бока, пока я пытался по-дружески съязвить над ним. — Эй, пш-ш, Костя, посмотри направо, пулей! — зашептал Глеб, заметив отсутствие ещё одного своего товарища. Они повернулись на шестьдесят градусов ровно тогда, когда я ляпнул глупость, и мы оба засмеялись , неистово так, прямо как ненормальные. Прекрашев сложил ладони вместе у подбородка, поднимая плечи и сделав умиленное лицо с видом «А-а-ах», воскликнул: — Какая пара! Так я впервые увидел, как Шабанов залился краской, хватая меня за подол пиджака и пища друзьям о том, что мы просто недавние знакомые.***
Коридор — самое тёплое место в доме, не считая кровати. По потолку здесь всегда гуляют белые солнечные зайчики, а на полу красуется сине-зелёный-бирюзовый ковёр, купленный в одном известном магазине. Рядом с огромным шкафом, куда, по-обыкновению, иногда прячется Максим, когда обижается или не хочет рассказывать мне, что случилось, стоит мягкий желтый пуфик. Стинт неаккуратно плюхается на него с кроссовками в руках, чуть не промазав и не приземлившись своей пятой точкой на твёрдый кафель. — Так кудфа мы едем? — выговаривает он, зажмурив левый глаз от солнечных бликов. Медленно напяливая свои чёрные пумы, Стинт вытягивает в разные стороны отёкшие с ночи руки и ноги. Притом, дожёвывая утренний круассан, подававшийся на стол. Юный Цезарь, блин! — Доешь сначала, — я усмехаюсь, легко щелкая его по чуть вздёрнутому носику, а потом продолжаю говорить, — Это секретная информация, приедем — узнаешь. Дожидаюсь, пока он полностью не оденется, затем вскидываю его через плечо и настойчиво выношу из квартиры. Не сделал бы я этого, куковали бы мы ещё так час, не меньше.***
После того случая в школе, нам стало даже немного легче? Думаю, да. Иногда перед химией я цеплял его к себе, отделяя от друзей, и мы шли на четвёртый этаж, в холл, где почти никто не бывает. Мы и сейчас там часто тусуемся, но тогда просто общались, кушали булочки из столовки, запивая яблочным соком и хохотали. Ради этого стоило опаздывать на эту несчастную химию, кажется. Пару раз, по-приколу, вместо того чтобы идти на свои уроки, я проникал на уроки к 8Б, где собственно и учился Макс, например на Искусство, тихо заходя и садясь с ним за последнюю парту, продолжая интересный диалог. Удивительно, но «подкидыша» никто не замечал, кроме разве что Голубина и Прекрашева, забавно хихикающих на второй парте. Кашин говорил мне, что я идиот конченный, долбоеб, похуже его самого. Но оказалось что я просто влюбился, сам того не понимая.***
Следующая станция — Менделеевская. The next station is Mendeleevskaya.
— Вот блин, куда ж мы тащимся так рано? — вздыхает Шабанов, а при резком толчке поезда, шумно выдыхает и спешно хватается за поручень. Я хихикнул, наблюдая за напряжённой дрожью его скул и за цепкой хваткой на железный шест, при каждом покачивании вагона: — Ты так упасть боишься, или боишься, что тебя украдут? Он посмотрел на меня исподлобья, немного ослабив ладони: — И то, и другое. Вдалеке я заприметил освободившееся место, поэтому моментом схватил руку Максима, потянул за собой, пролетая мимо одиноко стоящих пассажиров, а затем довольно плюхнулся на место, поднимая взгляд на Стинта. Его взгляд оказался крайне недовольным. — Присаживайся, — хитро усмехнулся я, стуча по собственным коленям. Сидящая рядом завидная фифа опешила и чуть не подавилась своим кашлем, глядя на нас поочерёдно. Тогда я специально притянул к себе растерявшегося до крайности Шабанова, усаживая на себя сверху. — Удобно? В ответ послышалось неразборчивое мычание, некое ёрзание,а когда я глянул на него в профиль, то заметил как Стинт густо покраснел.POV Максим
Наше первое свидание? О, да, я его прекрасно помню. Это самое глупое и нелепое, что случилось у меня в жизни. Зима, суровые февральские морозы. Школу на неделю закрыли на карантин. Я долгое время сидел дома и скучал, все друзья разъехались по дачам с родителями, а мой отчим как раз решил погрузиться в свой бизнес с головой. Раньше я жил в частом доме, в богатом районе. Моя комната была на втором этаже, и я по-обыкновению валялся на кровати и залипал в экран макбука. В окно, с резким стуком стекла, прилетел снежок. От неожиданности я громко ойкнул, подбежав к подоконнику. — Слыш, Малой, выходи давай! — крикнул мне какой-то тип в капюшоне. По голосу стало понятно, что это был Руслан, только понял я это не сразу. — Давай быстрее, бля! Я открыл раму, успев мимолетно поежиться от перепада температуры,и крикнул: — Подожди минуту. Спешно схватив телефон и кошелёк, я спустился вниз и напялил куртку, сапоги, взял ключи и хотел было уже выбежать на улицу, как услышал зов мамы с кухни: — Ты куда? — Гулять, ма. — Шапку надень! — она вышла в коридор, окидывая меня оценочным взглядом. — Ну мам, — я закатил глаза, роясь по полке с шарфами и головными уборами. — Давай-давай, на улице вирус ходит, а он без шапки собрался. Вот эту одевай, — она легонько ударила меня по рукам, протягивая чёрную шапку с помпоном. — Блин,ну ма-а-м! Она сама напялила на меня эту идиотскую шапку, отправив на улицу пинком под зад. Тушенцов, к слову, оценил мой модный прикид, обозвав меня «красоткой из Беверли-Хиллз». — Зачем ты меня позвал, а сам издеваешься! — я надулся, запульнув в лицо Руслана маленькую горстку снега. — Эй, холодно! Лёд попал ему за капюшон, отчего он запрыгал на месте и стал отряхивать голову. — Шапку носи! — задорно откликнулся я. — Пойдём, погуляем по городу, — Крейзи взял меня за руку, потащив вперёд по дороге. Я оглядывался по сторонам, изучая соседские дома. Новостройки, из надежного кирпича, как наш дом, их больше не делали. Почти все дома делали из фанеры, простого дерева, но облицовывали их красивыми пластиковыми панелями. Ничего существенного они из себя не представляли, и «Мой дом — моя крепость» уж точно не подобающее для них выражение. Мы быстро покинули мой микрорайон, только потому, что он был удивительно мал — одна улица. Подойдя к многоэтажкам, Руслан улыбнулся, затащив меня за угол одного переулка. Впереди я увидел небольшой ларёк. — Жди тут, щас сюрприз будет, — усмехнулся он, подбегая к сомнительному заведению. Я подошёл минутой позже, рассматривая довольную рожу моего друга. На вывеске выше моей головы было написано: «БИСТРО.ШАШЛЫК — ШАУРМА — ЧЕБУРЕК.» — Держи,угощаю! — Тушенцов подмигнул мне, протягивая огромную шаверму в бумажной обёртке. Честно, я так сильно никогда не хохотал. Только минуты через две, сквозь слезы я выдавил: — Ты... Серьезно? — Руслан толкнул меня, из-за чего я чуть в снег не плюхнулся. — Не хочешь — давай сюда, — он попытался отнять у меня божий дар, но я сопротивлялся. — Да нет, просто неожиданно. В этом закоулочке почти никто не бывает. Справа пятиэтажка, кирпичная, жилая. Сюда выходит чёрный вход какого-то зоомагазина, поэтому здесь часто тусуются водители газелей. Они, наверное, и покупают эти блюда. — Пошли?-я взял Крейзи за руку, свободную от шавермы, которую он неспешно уплетал, и увел от этого места. Грузины-водители смотрели на нас с угрозой, это меня и двинуло подальше. Я невнимательно шагал, больше оглядываясь, чем смотря под ноги, сбиваясь на каждой кочке или кучке льда. Всё до такой степени ухудшилось, что я чуть не грохнулся, благо Руслан успел подхватить меня под руку. Ага, как вы успели заметить, мы жевали шаверму, двигаясь в сторону района Голубина, там, кстати, раньше жил и Кашин, но не теперь. Мы остановились напротив старой детской площадки. Тушенцов тронулся к шаткой металической горке,забираясь на неё, кряхтя что-то себе под нос. Он присел на корточки, выкинув на землю бумажку из-под недавно целостного изделия шаурмечной. — Ты отсюда ещё меньше, принцесса, — Крейзи сощурился, а игривая улыбка растянулась в пол лица. Я лишь фыркнул, забираясь к нему и прижимаясь под тёплый бок. Мои руки походили на две замершие ледышки, и я не мог и пальцем пошевелить, отчего мне оставалось лишь обреченно разглядывать их, взглядом пытаясь разжечь между сухими складочками на коже огонь. К счастью у Руслана в голове есть рычажки, отвечающие за романтику, которые, к тому же, вовремя срабатывают, поэтому он без колебаний взял мои ладони в свои и глубоко вздохнул. — А у нас свидание? — я съехидничал, чуть облокотившись на него. — Ну да. — С шавермой на детской площадке? — я опять хихикнул, на этот раз полностью упав на его колени. — По другому никак, — он сказал это, как приговор, кинув быстрый взгляд вверх, а затем вновь на меня. Мы так и просидели на этой горке до глубокого вечера, точнее я лениво разглядывал серое небо, лёжа у Руслана на коленях, а он разглядывал меня, задавая глупые и нескромные вопросы. Вокруг лишь старые советские сталинки, бросающие свои тяжелые тени на серый снег. Романтика городских дворов.***
А сейчас. Мы выходим из метро в центре Москвы, попутно обходя замешкавшихся китайцев-туристов, парочку близняшек и ещё кучу народа. Куда-то мы и торопимся, но только куда? Это становится понятно, как только Тушенцов неожиданно сбавляет шаг, и вместо того, чтобы крепко-накрепко сжать мою руку, приобнимает за плечи. — Мы на месте. А я своим глазам не верю. ВДНХ. Парк аттракционов. Неужели он мысли мои читает? Я же так долго последнюю неделю глазел на этот билборд на окраине города «Новый.Развлекательный.Парк» Господи, ну неужели я реально такое дитя? Мне шестнадцать, скоро ОГЭ, если так подумать. Но сейчас я расцеловать его готов, мы у входа в новый парк аттракционов! Вся смесь ярких цветов в одном флаконе : зелёная, сочная трава, высаженные в клумбу розово-красные тюльпаны, яркие вывески аттракционов а-ля «Камикадзе» или «Тайфун», на которых я ни разу ещё не был, прилавки со всякими безделушками, начиная от брелков и заканчивая футболками с различными принтами. И конечно же фуд-корты! Дальше, пожалуй, начнётся самая интересная часть дня.POV Руслан
Самый волнительный момент для любой парочки — переезд. Но не для нас. Ну, на самом деле мы очень импульсивны и нетерпеливы, особенно с этим решением. Дело в том, что я живу один с пятнадцати лет, ибо маманька моя посчитала, что можно оставить меня - тогда ещё не раздолбая, а хорошиста со стажем, одного в Подмосковье, свесив на меня все хлопоты жизни, такие как налоги, квитанции, готовка, стирка и т.п. На каникулы я часто съебваю на родину по возможностям, но ради Макса часто остаюсь тут. Так, о чем я? Ах, да, переезд. Самая рисковая афера Шабанова в его маленькой миленькой жизни. Однажды, сидя в нашей любимой кафешке, я невзначай упомянул, как тоскливо и одиноко чувствую себя дома без него. К слову, мы часто любили тусить у меня дома, к тому же от школы до туда пятнадцать минут пешком. Мы приходили ко мне сразу после занятий, играли в видеоигры, трескали чипсы и слушали музыку. Макс часто проигрывал мне в Mortal Combat, из-за чего ему приходилось жульничать: прижиматься ко мне и целовать, глупо и быстро, в щеки и подбородок. Поэтому я поддавался ему, ласкаясь и чмокая в ответ. Но даже такие провокации не меняли моего статуса абсолютного короля видеоигр! Говоря о моем предложении, сначала Стинт отреагировал весьма отрицательно. Он спешно ссылался на то, что его «мудотчим» весь наряд сошлёт в мою квартиру, лишь бы меня арестовали и повязали, как пса. Отношения между Максом и его приемным папой строились на «привет-пока» и «get your fucking ass away!», что очень не нравилось Максиминой маме. Она так старалась всё наладить, но потом поняла резкую причину ненависти между двумя сожителями. Всё просто, как ясный день — один, властный и буйный альфа, а другой — омежка с заскоками. К тому же своим переездом Шабанов бы очень расстроил мать. Так казалось первую неделю после нашего с ним разговора. Но одним днём подвыпивший и поехавший кукухой альфач перечеркнул все позиции Максима до этого. «Он, блять, просто вломился ко мне в комнату с ноги, и стал искать наркотики! Он, блять, перерыл всю мою мебель!» — так позже мне стало известно от самого пострадавшего. Это стало последней каплей в категорическом разрыве семейной идиллии. Стинт тем же вечером устроил феерический скандал мудотчиму и маме. Он собрал вещи, уйдя по-английски и покинул родное гнездышко. А в мою квартиру стучался скромно, как сиротка без хлебной крошки во рту. — Привет? Можно войти? — он буквально прошептал это, оперевшись на свой чёрный чемодан. Два часа ночи. Его заплаканное лицо, чёрная кожанка и ебанный двух килограммовый багаж. Как он добирался до меня, одному богу известно. До сих пор надеюсь, что на такси. — Что случилось? — я стоял посреди кухни в недоумении, так как его многочисленные звонки на телефон, а после звонок в дверь окончательно разбудили меня. А спросонья я очень тупой. — Херня. Помнишь ты предлагал нам съехаться? So here I am. — он плюхнулся на стул, левой рукой напряжённо растирая переносицу. Макс всхлипнул, полностью закрыв лицо. По его лицу невольно катились редкие соленые слезы. Я глубоко вздохнул, нервно сглотнув тяжёлый ком в горле, подходя к нему ближе. Я молча убрал блестящие капли воды, внешней стороной большого пальца, с его щёк, и он прижался ко мне неуверенно шепча: — Всё будет в порядке. Теперь только я и ты, да? Он дрожал, кусал губы, продолжал слабо сжимать пальцами мои плечи. — Я его ненавижу. Ненавижу, блять. — я почувствовал как Максим выпивался в меня ногтями. Я тут же отодвинулся, ладонями сжимая его лицо: — Чшш...Всё хорошо. Мы ещё где-то с три минуты молча сидели на холодной и пустой кухне и смотрели друг другу в глаза. За окном бешено носились и ревели моторами автомобили. Оказалось в тот день он ударил Максима под рёбра в разгар их ссоры. Мама Шабанова... Часто звонила и спрашивала, не передумал ли он вернуться к себе. Потом какое-то время она звонила мне, в тот период мы как раз прекрасно обустроились и даже забыли о произошедшем. Тогда мы решили рассказать о наших отношениях. А сейчас... она прекрасно ладит со мной и Максом, но всё еще жалеет, что не остановила его тогда и позволила переехать. Ей просто сложно держать в руках своего неуравновешенного мужа, вечерами оставаясь с ним наедине. «Не лезь. Блять. В мою. Жизнь!» «Я знаю что ты трахаешься с ним,ебанный гомик!» «Не трогай мои вещи, оставь меня в покое, блять! Не трогай мой комод!» «Сукин сын, ты меня не обманешь! Где та шмаль что ты дуешь с ним напополам?!» «Пожалуйста, хватит! Из-за тебя вся моя жизнь это один большой круг ада. Ублюдок, положи на место мой ноутбук!»***
Что ж, с тех дней много воды утекло. Сейчас же моё чудо радостно прыгает у автомата с сахарной ватой. — Хочу! Хочется пошутить про то, что у кого-то жопа слипнется. Но сегодня же такой памятный день, наверное, самый лучший в моей жизни, даже важнее собственного дня рождения. И вот минуту спустя мы идём втроём: я, довольная мордашка, и огромная такая розовая сладость. Она могла бы с легкостью заменить меня во всех начинаниях. Я даже заревновал немного, когда Макс попросил его с ней сфотографировать. Дорожка из белого камня приятно играет бликами под ногами. День обещает быть солнечным и тёплым. Шабанов шагает легко, вприпрыжку, радостно разглядывая каждый квадратный метр земли. Вдруг он замирает, хватая меня за край футболки, тычет пальцем на расплывшийся через кусты силуэт: — Смотри! Я, наконец, узнаю в нём одиннадцатиклассника — это Дима Малина. И он, похоже, со своей девушкой. Макс чуть выглядывает над кустом шиповника, притаившись и нахмурившись. — Это Дима? Опять с новенькой? — я говорю в полный голос, ничуть не шифруясь и не используя при этом позывных имён. — Тише ты, услышит! — а Шабанов тем временем беспокойно изучает обстановку. Дело в том, что мы... Как бы объяснить... Короче говоря, лишь только очень узкий круг лиц знает о том, что мы со Стинтом встречаемся. Очень-очень узкий — мама Шабанова, моя мама, Прекрашев, Голубин, Соколовский и Онешко. Все остальные, да даже Кашин, думают... А что они думают? Думают, что мы друзья, вернее сказать, почти лучшие друзья. А вот теперь мы заметили ученика нашей школы, да причём с какой-то его пассией, что была нам совершенно незнакома. Разумеется, мы заволновались, рванув от того места на километр. — Меняет девушек как перчатки, — фыркнул Макс, аккуратно беря меня за руку. — Ой, ты ещё позицию Кашина не знаешь, — улыбнулся я, подходя к кассе на колесо обозрения. — Какую позицию? — он нахмуривается, отводит взгляд и рассматривает цены, пальцем тыкая на нужную графу. — Он каждое воскресенье собирает тусу и зовёт туда много-много омег, с нашей школы, с шараги, с 479-ой и других. Выбирает себе жертву, подкатывает и ебет. На следующий день бросает, а на следующую вписку больше не зовёт. — А как же естественный запах омег? — недоумевает Шабанов, когда очередь продвигается на одного человека. — Все шлюхи города пахнут Кашиным, — заключаю я, рассматривая впереди стоящих людей. — Я мог бы стать его игрушкой на одну ночь? — Вполне себе. Но, думаю, его взгляды тогда легли на Голубина или Прекрашева, а те смылись. Поэтому теперь они все просто друзья. Затем я, отвлекшись от разговора купил нам два маленьких билета на аттракцион и мы двинулись дальше. — Думаешь Малина лучше Дани? — возмущённо произносит Стинт, на всякий случай оглянувшись. — Ну, не нам судить. По крайней мере, Кашина я лучше знаю, и в таких делах не поддерживаю. Между тем мы садились в красную кабинку, пристёгиваясь и оглядывая длинные очереди на другие такие развлечения. Как только мы двинули вверх, я замечаю, как мой возлюбленный слегка дёргается, вцепившись пальцами в холодную металическую перекладину. Но вид с такой высоты, признаться, невероятный. Белеют, словно наполняясь свежим деревенским молоком, далекие облака. Парк пестрит зеленью и яркими сочными красками аттракционов. Вдали стоят элитные многоэтажки с панельными окнами. Здания-гиганты приятного терракотового цвета создают впечатление защищенности от внешнего мира. Они будто олицетворяют самих хозяев квартир — спокойные, массивные, иногда поблескивающие от солнечных лучей. Странная вещь — игра контрастов. Вот здесь ты веселишься и дурачишься в ярких оттенках, а отойдёшь подальше и окажешься в лабиринтах каменных джунглей. — Красиво как! — восхищённо вздыхает Максим, поднимая вверх голову. — Ты красивее, — я быстро кидаю взгляд на его сияющее личико и ловлю смущенную улыбку. Как просто.POV Максим
Удивительный день подходит к концу, и вот, что действительно удивительно — мы провели целых десять часов с Малиной на одной площадке, но так и не заметили друг друга. В итоге, мы с Русланом отлично повеселились, катаясь на всех аттракционах подряд, бегая и играя в догонялки, и просто болтая о том и о сём. Мы обедали в маленькой парковой кафешке, заказав одну тарелку шашлыка на двоих, а ещё я взял картошку фри, чтобы наверняка не сидеть голодным. Сейчас я и Руслан неспеша шагаем по большой и пустой дороге в сторону дома — сонное метро уже позади, в вагонах никого не было поэтому брыкнувшись на сиденье я сразу же задремал. Солнце победно возносит свои последние лучи на соседний переулок, покрывая светом окна и балконы. Тушенцов неожиданно останавливается и осторожно берет меня за руку. В его глазах всегда читается любовь, даже если мы ссоримся или я начинаю капризничать. Я неуклюже тянусь к нему на цыпочках и он вовлекает меня в мягкий, нежный поцелуй. Мы стоим посреди дороги. В родном городе. В России. Мы живем, ощущаем, чувствуем, любим — словно мы невидимки. И никто кроме нас. Руслан хочет ещё, он целует надолго, обнимая за бёдра и чуть приподнимая меня над землёй. — Эй, давай до дома дойдём! — я смеюсь, отрываясь от его губ. Вот тогда то он окончательно берет меня на руки и бежит. А я вцепился и прижался, как котёночек, при этом громко и заливисто хохоча. Дома мы бесились часов до двух ночи, смотрели любимый сериал и дрались подушками, ели чипсы и щекотали друг друга. Перед сном я сказал ему: — Спасибо за этот год, дальше ведь будет лучше? Он кивнул,обняв и прижав меня к себе. — Конечно, но только если ты пообещаешь не взрослеть. — Обещаю.